<<<     ΛΛΛ     >>>   

Чем вызвано такое решение? Здесь Дэвидсон считает нужным обратиться к своей семантике. Если мы формулируем утверждения о действиях как утверждения о «событиях», нам становится понятно, говорит он, почему имеют место определенные следствия, которые невыводимы при более традиционных формулировках, например, почему «Брут нанес Цезарю удар ножом в спину» влечет за собой «Брут нанес Цезарю удар ножом». При традиционной формулировке мы имеем два отдельных предиката, приписываемых Бруту: «быть тем, кто ударил Цезаря ножом в спину» и «быть тем, кто ударил Цезаря ножом» — и при этом у нас нет стандартного способа перейти от первого ко второму. Но если мы предложим в качестве логической формы предложения «Брут ударил Цезаря ножом в спину» что-то вроде «Существует событие, которое есть событие нанесения Брутом удара ножом Цезарю и которое есть событие нанесения удара в спину Цезаря», то эта формулировка со всей очевидностью влечет за собой свою первую часть. (Для подобных формулировок он использует неизменный критерий: позволяют ли они вывести все возможные следствия.)

Однако здесь возникает трудность. На Дэвидсона огромное влияние оказал Куайн. Он цитирует известное изречение Куайна: «Нет сущности без тождества». Если же Дэвидсон собирается включить события в свою онтологию, он должен, при таком подходе, предложить некоторый критерий для установления тождественности события, описанного одним способом, событию, описанному другим способом. В качестве важного критерия он предлагает следующий: если события имеют одни и те же причины и одни и те же следствия, они должны быть одним и тем же событием.

На это можно возразить, что события не относятся к тому роду вещей, которые могут быть причинами и следствиями. Ибо некоторые философы, например Мэкки, считали, что причины при их надлежащем описании связывают факты, выразимые только в предложениях. Такая позиция, отвеча-

74

ет Дэвидсон в работе «Каузальные отношения» (1967), сразу же приводит к трудностям, как только мы пытаемся охарактеризовать логическую связь, которая имеет место между рассматриваемыми предложениями, ибо оказывается, что эта связь не может быть и одновременно должна быть материальной импликацией. Согласно Дэвидсону, в действительности каузальные отношения как раз и устанавливаются между событиями. Поэтому ничто не мешает утверждать, что мы можем отождествлять два события как одно и то же событие на том основании, что они имеют одни и те же причины и одни и те же следствия.

Дэвидсон не намерен отрицать то допущение, которое лежит в основе позиции Мэкки, а именно утверждать, что одно событие выступает причиной другого, значит утверждать, что между этими двумя событиями существует законоподобная связь. Однако он добавляет два замечания: во-первых, мы можем знать, что А является причиной В, не зная при этом, какой закон их связывает, и, во-вторых, те описания, которые мы используем, когда говорим о каузальной связи, могут не содержать и, как правило, не содержат в себе связывающий закон. Например, мы можем знать, что Джек сломал ногу, когда упал с лестницы, и согласимся с тем, что имеется законоподобная связь между событием, которое мы описываем как «Джек упал с лестницы», и событием, которое мы описываем как «Джек сломал ногу». И тем не менее не существует строгого закона, гласящего, что если кто-то падает с лестницы, он ломает ногу. Если же мы попытались бы сформулировать такой закон, добавляя все больше и больше подробностей («человек такого-то возраста, упавший с такой-то высоты, под таким-то углом на такой-то пол») мы имели бы в своем распоряжении «закон», который представлял бы собой лишь подробное описание того, что произошло в рассматриваемом случае. Указанное событие необходимо сначала описать в терминах физики, заключает Дэвидсон, прежде чем появится надежда открыть строгий закон, из которого с учетом имеющихся обстоятельств можно дедуцировать перелом ноги.

Обо всем этом надо помнить, чтобы понять крайне необычную защиту Дэвидсоном материализма тождества и его способ согласования тех фактов, что ментальное составляет часть природы, подверженную обычным каузальным воздействиям, и что связи между ментальными событиями не являются законоподобными. Как он утверждал в своих ранних статьях, когда мы даем стандартное психологическое объяснение, мы обычно говорим, что кто-то совершил такое-то конкретное действие, потому что у него были определенные желания и он придерживался определенных убеждений или мнений. Вместе с тем, с точки зрения Дэвидсона, это является и каузальным объяснением. Однако, добавляет он, не существует строгих законов вида: «Всякий раз, когда кто-то имеет такие-то убеждения, мнения и желания и когда выполняются такие-то дополнительные условия, он будет действовать таким-то образом». Какое действие совершит человек, будет зависеть не оттого, какого конкрет-

75

ного мнения он придерживается или какое конкретное желание он имеет, а от структуры его убеждений, мнений, желаний, опасений, надежд, ожиданий и т.п. Мы можем выбрать какое-то одно из них, когда, например, в качестве объяснения поступка Тома говорим, что он женился на Мэри, «потому что она богатая». Однако это, полагает Дэвидсон, упрощенный прием.

Психологи давно уже это осознали. Именно поэтому они искали альтернативные методы объяснения человеческих действий, используя то идею обусловливания, то, как предлагает Рамсей, готовность человека сделать ставку на определенные альтернативы. Однако, утверждает Дэвидсон, эти альтернативные формы объяснения будут бесполезны, если мы не рассмотрим их в «контексте согласованных установок» — именно того, что, как предполагается, эти альтернативные методы делают излишним.

Можно было бы ожидать, что такого рода доводы в итоге выльются в некоторую разновидность дуализма, но отнюдь не в то, что Дэвидсон называет «аномальным монизмом». Но именно аномальный монизм приводит Дэвидсона к выводу, что не существует строгих законов, связывающих ментальное с физическим. (Под «ментальным» он имеет в виду, в отличие от некоторых сторонников теории тождества, не ощущения и тому подобное, а любое событие, которое, как это было и у Брентано, по существу, содержит в себе пропозициональную установку — «считать, надеяться, ожидать, опасаться... что...») Ибо если бы существовал закон, утверждающий, что всякий раз, когда в моем мозгу происходит физическое событие/?, в моем сознании должно появиться мнение w, то мнение было бы чем-то таким, что мы могли бы приписывать человеку в том же самом смысле, в каком мы можем приписывать ему некоторое физическое свойство. С точки зрения Дэвидсона, мнения не таковы: чтобы приписать какое-либо мнение человеку, мы должны принять во внимание соображения когерентности, рациональности и тому подобного, причем в том смысле, в каком это неприменимо к физическим свойствам.

Тем не менее ментальные события составляют часть природы и как таковые одновременно выступают причинами и сами имеют причины, а их связь, в принципе, подчиняется строгим законам. С учетом сказанного ранее, это возможно только в том случае, если они также являются физическими событиями; законы, связывающие их с другими событиями, будут тогда строгими физическими, а отнюдь не психофизическими законами. Однако, если мы ограничиваемся использованием «психологического языка», мы можем связывать психологические события друг с другом при помощи нестрогих психологических обобщений, не обращая внимания на тот факт, что связываемые нами события являются одновременно физическими событиями и в этом своем качестве подчиняются строгим физическим законам 3.

Предложенный Дэвидсоном анализ утверждений о действиях и утверждений о каузальных связях можно считать и вкладом в развитие философе-

76

кой психологии, и конкретным приложением его семантического анализа, основанного на семантической теории, которую, как сообщает нам Дэвидсон, он разрабатывает с 1953г. Однако в своем первоначальном виде эта теория появляется лишь в статье «Истина и значение» (1967) или же в немного более систематичной, хотя и столь же программной работе «Семантика для естественных языков» (1970). В статьях «Радикальная интерпретация» (1973) и «В защиту Конвенции Т» (1973) в разработке этой теории намечается некоторый поворот, хотя ни о каком коренном изменении говорить не приходится 4.

Дэвидсон начинает с вопроса о том, какие задачи стоят перед семантической теорией. «Ее цель, — отвечает он, — предоставить нам значение каждого имеющего значение выражения». Это звучит странно; обычно мы исходим из того, что «имеющими значение выражениями» являются слова, поэтому трудно понять, как семантическая теория могла бы выполнять то, для чего предназначены словари. Однако чуть позже «имеющие значение выражения» переопределяются как «выражения, имеющие независимое значение», а эти, в свою очередь, быстро отождествляются с предложениями. По сути, слова учитываются здесь только потому, что их содержат предложения; значение слов подобно значению таких выражений, как «быть отцом», заключается в том систематическом вкладе, который они вносят в предложения, частью которых являются. (Различие с Соссюром здесь явное.)

Поэтому семантика, как ее понимает Дэвидсон, не сообщает нам, к примеру, что означает слово «хороший». (Такого же взгляда придерживался и Монтегю.) Однако проводимый в ней анализ таких предложений, как «Она хорошая актриса», позволяет отличить их от предложений вида: «Она англоязычная актриса», причем отличить таким образом, что при выявлении их логической формы становится очевидным, почему второе предложение влечет за собой: «Она говорит по-английски», тогда как первое предложение не влечет за собой: «Она хорошая». Если обобщить сказанное Дэвидсоном по поводу предложений о действиях, то в его намерения входит «описать логическую или грамматическую роль частей или слов в предложениях конкретных типов, которая согласовывалась бы кате с «отношениями следования между такого рода предложениями», так и с тем, что известно о роли этих же самых слов или частей в предложениях других типов. Для него это означает «то же самое, что показать, как значения» таких предложений «зависят от их структуры». Следовательно, задача «выявления логической формы», говорит он, является «центральной задачей семантики». Его интерес привлекает тот фрагмент языка — он связывает его с «глубинными структурами» Хомс-кого, — который предоставляет нам способ интерпретации целых классов предложений 5; его не особенно волнует, если предложения, раскрывающие логическую форму, едва ли хорошо звучат по-английски. Поскольку каждый язык имеет конечное число букв, слов и типов словосочетаний, Дэвид-

77

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Говорит гудмен
130131логики философия 14
Подобно нескольким другим в философских работах
Дизъюнкции состояний машины тьюрин-107га