1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7

Например, корреспондент «Herold'a», посланный в один город, где ожидалось сенсационное событие, перед самым началом этого события явился на единственный, имевшийся в городе, телеграф и велел телеграфисту передавать по телеграфу... Библию! Этим путем он хотел завладеть телеграфом и не дать возможности другим корреспондентам послать вовремя телеграмму. Цель его была вполне достигнута, но обошлось это ему в полторы тысячи рублей.

Вот таким-то путем большие газеты новейшей формации и довели до степени совершенства аппарат получения и тиснения известий. Подобная постановка газетного дела требует колоссальных расходов, и бюджеты современных крупных газет разрослись необычайно. Для того чтобы издавать теперь на Западе или в Америке крупную газету, которая могла бы рассчитывать на широкий успех, необходимо вложить в дело миллионное состояние – обстоятельство, не мало посодействовавшее процессу капитализации прессы, принявшему теперь, как мы увидим ниже, необычайно широкие размеры.

Мы приведем кое-какие цифровые данные об издержках газетного производства. Для того чтобы основать крупный орган печати в Лондоне, надо иметь миллионное состояние. «Таймс», например, поглощает еженедельно до 80 тысяч руб., «Daily Telegraph» – до 60 тысяч. Каждая из этих газет тратит 2500 фунтов сажи для печатной краски. За свои парламентские отчеты «Таймс» уплачивает 2000 руб. еженедельно. За телеграммы крупные газеты ежегодно уплачивают бюро Рейтера, исключая, следовательно, собственные телеграммы, 12 тысяч руб. Главный редактор «Таймса» получает 30000 руб. в год, передовик – 15 тысяч и местный («городской») редактор – 6–8 тысяч.

Расходы американских газет выражаются в столь же колоссальных цифрах. Так, например, один набор обходится крупнейшим органам в 300 тысяч в год, специальные телеграммы обходятся в 200 тысяч руб. в год. Годовой расход большой американской газеты достигает свыше двух миллионов рублей.

Ясное дело, что подобные колоссальные расходы может нести только очень крупный «предприниматель», и неудивительно, что крупные газеты почти без исключения принадлежат акционерным обществам или крупным дельцам.

Колоссальные расходы требуют, конечно, колоссальных приходов, и приходы крупных газет удовлетворяют этому требованию. Как ни огромно распространение подобного рода газет, однако деньги, поступающие от подписки и розничной продажи, покрывают лишь незначительную долю всех расходов газеты, большая же часть их покрывается доходами с объявлений. В этом отношении современные ходкие газеты самым резким образом отличаются от газет прежней формации. Небольшая историческая справка из области эволюции издержек газетного производства отлично пояснит нам эту перемену.

Летописи старейшей ежедневной газеты «Leipziger Zeitung» сохранили нам любопытную схему расходов газеты, выходившей в 1666 г. «Лейпцигская газета» печаталась тогда в 204 экземплярах, при подписной цене в 10 талеров (т.е. 15 руб. по теперешнему курсу). Таким образом, валовой доход равнялся 2040 талерам в год. Расходы же распределялись по следующим статьям: печать и бумага – 379 талеров, плата за корреспонденции и почтовые расходы – 300 талеров, прочие расходы – 500 талеров и общая сумма расходов – 1179 талеров. Таким образом, газете оставался чистый доход в 861 талер, сумма хотя с абсолютной стороны и ничтожная, но с относительной точки зрения, т.е. по отношению к величине затраченного капитала, представлявшая весьма крупный доход – чистый доход составил 42% валового дохода.

Из этой схемы видно, что в былое время подписная плата – правда, бывшая, принимая во внимание тогдашнюю дороговизну денег, очень высокой – не только покрывала все издержки газеты, но сверх того оставляла еще значительный чистый доход. Объявлений первые газеты совсем не знали.

Теперь сравним эту смету первой еженедельной газеты со сметами теперешних крупных газет. Крупнейшая австрийская газета «Neue Freie Presse» опубликовала в 1873 г. основные статьи своих расходов и приходов. Мы узнаем, что газета печаталась в 35000 экземпляров, причем ее годовые издержки составляли 11/4 миллиона гульденов; таким образом, каждый годовой экземпляр газеты обходился в 4 гульдена, между тем как подписная цена равнялась 18 гульденам, т.е. подписная цена могла покрыть лишь немногим более половины расходов. Возьмем более свежие данные. Крупнейшая баварская газета «Münchener Neuesten Nachrichten» в своем юбилейном номере (1900) опубликовала смету своих расходов и приходов. Ежедневные расходы этой газеты превышали 7400 марок, подписная же плата за четверть года равнялась 2,5 марки, т.е. каждый экземпляр приносил ежедневно в среднем 2,75 пфеннига. Так как газета издавалась в 95000 экземпляров, то, следовательно, подписная сумма и розничная продажа приносили в среднем в день 2612 марок. Следовательно, в мюнхенской газете подписная плата и розничная продажа покрывали лишь одну треть всех расходов, все же остальные расходы и весь чистый доход покрывался доходами с объявлений.

В дешевых, но очень распространенных газетах новейшей формации подписная плата и розничная торговля часто едва покрывают расходы на типографии и бумагу, и для таких газет дальнейший рост подписчиков сам по себе не только не приносит денежных выгод, но даже уменьшает чистый доход. И если, несмотря на это, газеты эти всеми мерами стараются увеличить число своих читателей, то это только потому, что дальнейший рост распространенности газет влечет за собою приток объявлений, на доходах с которых и строят все свое благополучие воротилы газетной отрасли промышленности. Каких колоссальных цифр достигают доходы с объявлений, показывает то обстоятельство, что «Таймс» в один счастливый день отметил у себя 17 тысяч руб. дохода с объявлений, а берлинская газета в первые три недели до Рождества – свыше 150 тысяч руб.! В среднем объявления приносят «Таймсу» 10000 руб. в день, менее же крупным газетам от 3 до 5 тысяч в день.

Таким образом, ведение крупного «распространенного» органа печати представляет в настоящее время очень сложную и обширную отрасль промышленности, вызвавшей к себе значительный прилив капиталов. Процесс капитализации печати в настоящее время так далеко зашел и так ярко выразил одно из основных течений переживаемой нами эпохи, что нам представляется необходимым несколько подробнее остановиться на его характеристике.

II

Одной из характернейших и, прибавим, печальнейших черт переживаемой нами эпохи является процесс постепенного втягивания в область капиталистического хозяйства самых различных фактов и отношений, до сих пор не носивших не только капиталистического, но и вообще экономического характера.

Капиталистическое хозяйство расширяет район своей деятельности, не только капитализируя докапиталистические формы хозяйства, но и создавая совершенно новые объекты хозяйственной деятельности, вовлекая в хозяйственный оборот многочисленные «нематериальные» блага.

«По образу меновых ценностей, – говорит Маркс в «Капитале», – выражающих общественную организацию производительного труда, облекаются в форму меновых ценностей объекты, таковой организации сами по себе не выражающие: товарную форму приобретают такие, например, нематериальные блага, как совесть, честь и т.д., отчуждаемые за деньги». «Всюду, где она достигла господства, – говорит Маркс в другом месте, – буржуазия разрушила все старые патриархально-идиллические отношения. Она безжалостно разорвала пестрые феодальные нити, связывавшие человека с его повелителем, и не оставила между людьми никакой связи, кроме голого интереса, бессердечного чистогана. В холодной воде эгоистического расчета потопила она порывы набожной мечтательности, рыцарского воодушевления и мещанской сентиментальности. Она превратила в меновую ценность личное достоинство человека и на место бесчисленного множества видов благоприобретенной и патентованной свободы поставила одну, чуждую идеальных соображений, свободу торговли».

Этот процесс установления хозяйственного отношения к нехозяйственным фактам, процесс хозяйственной эксплуатации нематериальных благ, принял в настоящее время необычайно широкие размеры, разлившись «холодною водой эгоистического расчета» по всему лицу земли капиталистической...

Трудно подыскать какое бы то ни было явление современной жизни в Западной Европе и, в особенности, в Северной Америке, которое бы косвенно или прямо не было превращено в объект хозяйственной эксплуатации, не облеклось бы в форму меновых ценностей.

Экономистам доброго старого времени этот процесс создания ложных экономических ценностей был совершенно неизвестен. Они любили обсуждать и нередко осуждать экономические явления с нравственной точки зрения, а теперь установилась эксплуатация нравственных явлений с экономическими целями.

Один из первых наших экономистов, Ив. Посошков сердился даже за такие выражения, как «подушная подать», находя, что «душа» никакого касательства к хозяйственной жизни не имеет и иметь не должна. «Во исчислении душевном, – писал он по этому поводу, – не чаю проку быти, понеже душа не осязаемая и умом не постижимая и цены не имущая; надлежит ценить вещи грунтовые». Какими наивными кажутся нам теперь эти слова! Увы, теперь многие качества души, «не осязаемой, умом не постижимой и цены не имущей», превратились в обычный товар.

В их числе превратилось в товар и печатное слово. Слово, обращаясь к которому в восторженном гимне, К. Аксаков говорил:

Ты чудо из Божьих даров!

Ты мысли светильник и пламя,

Ты луч нам на землю с небес,

Ты нам человечества знамя,

Ты гонишь невежество, ложь,

Ты вечною жизнию ново,

Ты к правде, ты к благу ведешь!

Это самое слово, «дар Бога святой», «духа единственный меч», самым широким образом эксплуатируется теперь капитализмом, сделавшись чрезвычайно ходким товаром, производимым по тем же самым законам капиталистического хозяйства, как и все прочие товары. Язва литературного капитализма все разрастается и грозит на практике жизни полнейшею гибелью элементарному, сформулированному Гоголем требованию – с печатным словом надо обращаться честно...

Так называемое литературное поприще в настоящее время довольно густо застроилось литературными фабриками и лавками, торгующими печатным словом распивочно и на вынос. Развращающее влияние капитализма в печати сказывается прежде всего в том, что он ведет к полнейшему забвению развивающей, пропагандистской роли печати, крепко внедряя вместо этой благородной задачи единый руководящий принцип – «чего изволите?». Для капиталистической печати читатель служит попросту покупателем, капризным вкусам которого надо потрафить. Отсюда и «направление» капиталистического органа определяется исключительно спросом. Если либеральное направление обещает нашему литературному купцу больший доход, то он издает либеральные книжки и газеты, если же квартальное направление обещает ему еще больший доход, то он начинает квартальничать; если появится спрос на конституцию, он станет преподносить своим читателям богатый выбор конституций новейших фасонов, а если обнаружится большая склонность почтеннейшей публики к севрюжине, то он поспешит убрать конституцию, так чтобы и духу ее не осталось, и аппетитно расположить севрюжину.

Ниже, из статьи г. Гурвича, читатель познакомится с многочисленными фактами, рисующими капиталистическое грехопадение печати. Эти очень печальные факты газетной действительности Запада уже давно эксплуатируются нашей охранительной печатью с заранее обдуманным намерением доказать тлетворность свободы печати.

Но существует ли на самом деле какая-либо причинная зависимость между свободой печати и ведущим к беспринципности и продажности капитализмом в печати? У всякого человека, привыкшего рассматривать все крупные общественные явления в известной исторической перспективе, на этот вопрос может быть только один ответ – резко отрицательный.

Прежде всего, самая поверхностная историческая справка показывает, что, например, позорная продажность печати отлично существовала тогда, когда о свободе печати нельзя было и заикаться.

Чтобы не ходить далеко за примером, достаточно вспомнить хотя бы нашу «Пчелу» и знаменитого Булгарина.

Наоборот, при отсутствии свободы печати на так называемом литературном поприще происходит искусственный подбор органов и публицистов, пишущих больше за страх, чем за совесть, и идеи этих публицистов получают в обществе принудительный курс обращения.

Если же при свободе печати на Западе мы наблюдаем гораздо больше фактов продажности печати, чем у нас, то это объясняется отчасти не чем иным, как благодетельным действием свободной печати, выводящей все эти факты на свет гласности, тогда как при отсутствии свободы печати факты эти, существуя, остаются скрытыми, заживо похороненными.

Здоровый режим свободы печати оказывается, напротив, настолько благодетельным, что он до известной степени парализует, обезвреживает развращающее действие капитализма и продажности в печати. Обезвреживает до известной степени тем, что создает внимательный общественный контроль над всеми отправлениями общественной жизни и мысли, создает ту чистую, здоровую атмосферу гласности, в которой трудно развиться темным явлениям газетной действительности. При свободном режиме факты продажности печати раньше или позже, а попадают в широкую, светлую полосу гласности, которая распространяется свободною печатью. И если указывают на позорную роль, сыгранную печатью в таких делах, как Панама, как дело Дрейфуса, то пусть не забывают, что в этих делах темная роль иных органов печати и общественных деятелей никогда не могла бы быть разоблачена без помощи свободной печати. Подобного рода скандалы могли происходить, да происходили и происходят и без свободы печати, и вся-то разница лишь в том, что в этом случае все осталось бы шито-крыто и честная печать, если бы она и была осведомлена об этих скандалах, принуждена была бы изображать собою глухонемую.

1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7