<<<     ΛΛΛ     >>>   

61
Но и советская угроза еще не является самой фундаментальной причиной национализации. Важнейшим фактором, определившим широкомасштабное огосударствление австрийской экономики, было состояние дел, которое исторически сложилось в тяжелой индустрии и банковском секторе. Поскольку еще в годы Габсбургской империи венские банки контролировали с помощью системы финансового участия многие промышленные предприятия (см. главу об Австро-Венгрии), традиций грюндерства, традиций индивидуального предпринимательства в данной части экономики не имелось.
Многие видели, что управлялись венские банки нерационально, и трудности, которые им пришлось испытать во времена Великой депрессии, подтвердили этот факт. Поскольку уже тогда государство начало активно вмешиваться в работу банковской системы, огосударствление ряда кредитных институтов стало логическим завершением того процесса, который развивался в стране на протяжении примерно ста предшествующих лет. Таким образом, и промышленный и финансовый сектор оказались в значительной части под контролем государства. Возможно, если бы события развивались в иную эпоху, то послевоенная реформа сопровождалась бы широкомасштабной приватизацией, выводящей промышленность из-под контроля венских банкиров, но во второй половине 40-х гг. данная идея была явно немодной.
Тем не менее не следует думать, что австрийская экономика стала развиваться по сценарию, близкому к тому, который использовался в соседних государствах, составивших советский блок. Все австрийские предприятия сохранили юридическую форму акционерных обществ и обществ с ограниченной ответственностью. Во главе их правлений встали не

б2
государственные чиновники, а менеджеры, которые работали так, как если бы эти предприятия функционировали в частном секторе. Деятельность данных предприятий регулировалась теми же законами, по которым жил частный сектор экономики Они не получили никаких налоговых привилегий, за исключением освобождения от налога на имущество, поскольку имущество теперь было государственным [375, с. 27-29].
Отмечая принципиальное отличие этой государственной собственности от существовавшей в странах с экономикой советского типа, следует отметить все же, что деятельность австрийских национализированных предприятий не была в той же степени рыночной, как деятельность, скажем, предприятий германских, остававшихся в частной собственности. Правительство стало использовать их для стимулирования экспортной ориентации австрийской экономики - и делало это довольно успешно.
Огосударствленный сектор не был ориентирован в полной мере на прибыльность, как ориентировано частное предприятие. Для того чтобы обеспечить конкурентоспособность национальной экономики, которой так не хватало стране в межвоенный период, правительство прибегало к поддержанию стабильных и несколько заниженных цен на уголь, нефть, электроэнергию, металл и продукцию химической промышленности. Производительность труда в национализированных отраслях, где численность работников была явно завышена, а прибыль занижена, составляла чуть более трети от средней производительности труда по стране [248, с. 104, 106].
Получалось, что местные производители, приобретая у государственных предприятий сравнительно дешевые сырье и энергоносители, выходили на внешний рынок, обладая лучшими конкурентными условиями и имея возможность устанавливать, в свою очередь, сравнительно низкие цены.
Что же касается самого внешнего рынка, то он был значительно более свободным, чем в межвоенный период, когда господствовал протекционизм. Участие Австрии в работе Организации Европейского экономического сотрудничества, вступление в 1960 г. в Европейскую ассоциацию сво-

6З
бодной торговли (ЕАСТ), а впоследствии и в Евросоюз, полило беспошлинно торговать на огромной европейской
территории (1).
Таким образом, если сравнить условия, в которых функционировали австрийские промышленные и банковские компании в годы империи, а также в годы Первой республики (протекционизм и картелирование), с условиями, создавшимися после Второй мировой войны, то даже с учетом огосударствления скорее можно говорить об общей либерализации экономики, нежели об усилении системы регулирования. В этом плане экономическая модернизация развивалась последовательно, несмотря на формальное отступление от принципов частнособственнического хозяйствования.

Важной проблемой послевоенного становления австрийской экономики помимо национализации стало состояние государственного бюджета. В 1947 г. рост налоговых поступлений позволил обеспечить бюджетный профицит. Однако в дальнейшем бюджет оставался дефицитным, если принять во внимание большой объем инвестиций, которые, как и в межвоенный период, формально учитывались отдельно от текущих расходов.
Проблема была, конечно, не только в инвестициях. Австрия и после Второй мировой войны оставалась государством с сильно продвинутой социальной политикой. Помимо традиций здесь сказалось и состояние дел с многочисленными беженцами. На маленькую Австрию обрушилась лавина из сотен тысяч перемещенных лиц, принудительно покидавших Чехословакию,

(1).Конечно, для Австрии, имевшей стабильные торговые связи с такими крупными соседними государствами, как ФРГ и Италия, логичнее было бы сразу же (в 50-х гг.) вступить в Европейское экономическое сообщество (ЕЭС), впоследствии превратившееся в Евросоюз. Однако такое вступление могло бы рассматриваться на Востоке как своеобразная форма экономического аншлюса, поскольку австрийская экономика тогда стала бы фактически составным элементом экономики германской. В результате Австрия предпочла не нервировать восточного соседа, оставшись за пределами ЕЭС вплоть до 90-х гг., т.е. до того времени, когда СССР распался.

64
Югославию и другие соседние страны. Только по официальным данным их было 550 тыс., но, скорее всего, имелось еще порядка 100 тыс. незарегистрированных беженцев [378, с. 70].
Это социальное бедствие было похоже на то, что произошло после распада империи Габсбургов, однако в отличие от ситуации, сложившейся после Первой мировой войны теперь у Австрии не было растерянности и неуверенности в собственных силах. Бремя социальных расходов возросло, но стабилизация не была заторможена.
В 1949 г. Австрия тратила на социальные нужды большую долю национального дохода, чем все другие страны Европы, за исключением Германии [269, с. 207]. Впрочем, как и в Германии, бюджетная экономия осуществлялась за счет военных расходов, что в целом компенсировало слишком щедрые выплаты трудящимся и пенсионерам. Впоследствии многие другие государства Европы (в первую очередь скандинавские) догнали Австрию и Германию в плане осуществления расходов на социальные нужды.
Были у бюджета и другие серьезные проблемы. Раздуты оказались штаты государственных органов. В 1949 г. в них работало на 23,6% больше людей, чем в 1937 г. Кроме того, сохранялись субсидии отдельным отраслям экономики (сельскому хозяйству, угольным шахтам), хотя в 1947-1949 гг. они постепенно сокращались. Тем не менее серьезных инфляционных последствий такое состояние бюджета не имело, поскольку дефицит покрывался за счет размещения государственных бумаг, а также за счет использования средств внебюджетных фондов [375, с. 52, 56-57].
Не следует думать, что социальная политика в Австрии обеспечивала роскошную жизнь бюджетникам. Высоким уровень расходов оказывался лишь по сравнению с низкими доходами, которые давала пока еще плохо работающая экономика. На самом же деле всем приходилось затягивать пояса. Данные о среднем уровне доходов австрийской интеллигенции, долгое время находившейся в сравнительно привилегированном положении, свидетельствуют о том, насколько трудной была послевоенная жизнь в условиях финансовой стабилизации.
Так, например, зарплата профессора в 1951 г. варьировалась в интервале от $87 до $163 в месяц, в зависимости от

65
стажа работы. Доцент в австрийских университетах вообще не имел постоянного оклада, зато он имел право получать гонорары за прочитанные им лекции. В послевоенный период доценту в среднем удавалось зарабатывать гонорарами в год порядка $25, что с трудом покрывало его расходы на трамвай.
Зарплата австрийского учителя была в 1951 г. в два-три раза меньше, чем в довоенном 1937 г., который, кстати, тоже не был таким уж благополучным, поскольку страна с трудом выходила тогда из длительного кризиса. Зарплата начинающего врача в 1950 г. была повышена с $9 до $ 14 в месяц. Таким образом, получалось, что практически никто не мог зарабатывать достаточно для нормального существования. Подобное положение дел приводило к регулярной утечке мозгов за границу [378, с. 158-160]. Иначе говоря, ситуация во многом напоминала ту, которая сложилась в России в ходе реформ 90-х гг.
И тем не менее столь жесткие условия финансовой стабилизации оказались страной приняты, поскольку это был единственный способ восстановить разрушенную экономику и обеспечить процветание в будущем. При этом правые настойчиво стремились к тому, чтобы удержать финансовую стабильность и сохранить условия для нормального развития экономики, а левые - к тому, чтобы сделать тяжелейшее положение народа хоть немного более приемлемым.
Бюджетный компромисс между социалистами и народной партией был неустойчив. Каждый хотел тянуть одеяло на себя. В 1952 г., когда министром финансов стал представитель народной партии Рейнхард Камиц (эта партия все время контролировала финансы и торговлю), была предпринята попытка осуществления более жесткой финансовой политики. Социалисты же, напротив, выступили за увеличение расходов бюджета. Именно они еще в 1949 г. взяли под управление всю государственную собственность (кроме банков, находившихся в ведении Минфина)(1) и осуществление социальной политики,

(1).Комплекс крупных государственных концернов, где работало около 300 тыс. человек, даже стали называть "королевством Вальдбруннера" по имени Карла Вальдбруннера - социалистического министра транспорта в коалиционном правительстве [286, с. 73].

66
что требовало средств на инвестиции и пособия. Итогом конфликта стало падение правительства и проведение новых парламентских выборов в феврале 1953 г.
По результатам этих выборов социалисты получили на одно место в парламенте больше, чем представители народной партии. Тем не менее канцлером остался лидер правых хотя Фигль должен был уступить место промышленнику Юлиусу Раабу, что отражало происходившие в экономике изменения: сокращение роли сельского хозяйства и увеличение роли промышленности. Рааб был инженером и владельцем крупной строительной компании в Нижней Австрии. Свой политический опыт он получил в последнем довоенном правительстве Австрии, где занимал пост министра строительства и транспорта [269, с. 210; 286, с. 57].
В чем же состояли причины успешного развития австрийской экономики, которая, однако, не смогла полностью избавиться от наследия администрирования?

Прежде всего следует выделить экспортную ориентацию, наметившуюся сразу же после осуществления хозяйственных реформ. "Австрия в наибольшей степени среди всех европейских стран,- отмечал Ч. Киндлбергер,- приспособилась к осуществлению стратегии экспорториентированного роста. Значительная часть рынка "пришла" из Германии... Рост экспорта в расчете на душу населения был там высочайшим в Европе" [401, с. 56]. Предвоенный протекционизм, являвшийся одной из важнейших причин хозяйственного застоя Первой республики, постепенно уходил в прошлое. Уже в 1948 г. австрийский экспорт увеличился на 95%, а в 1949 г.- еще на 165%. В дальнейшем эта тенденция сохранилась, хотя, естественно, по мере того как преодолевался послевоенный кризис, темпы роста становились более умеренными.
Насколько важным для австрийской экспортной ориентации было поддержание заниженных цен на ресурсы, обеспечиваемое государственными предприятиями? Конечно, этот маневр сыграл свою роль. Однако он скорее отражал австрийскую специфику, нежели демонстрировал преимущества системы государственного регулирования внешнеэкономических связей.
Дело в том, что австрийская национальная экономика имела своеобразную структуру. Примерно половина всей

67
продукции, создаваемой в обрабатывающей промышленности это продукция первого передела (металл, полуфабрикаты комплектующие и т.п.). За исключением так называемого "венского шика" - модной одежды, которую шьют в основном мелкие и средние узкоспециализированные предприятия, Австрия производила очень мало готовых изделий. Весьма характерным в этом плане было то, что вплоть до 80-х гг. она оставалась единственной европейской страной, не имеющей своей фармацевтической промышленности [248, с. 105, 107](1).
В этой ситуации относительные выгоды поддержания заниженных цен на сырье и энергоносители были довольно велики, тогда как относительный ущерб от нарушения макроэкономического равновесия долгое время не давал о себе знать. Австрийской экономике вплоть до середины 70-х гг. фактически не приходилось осуществлять серьезную структурную перестройку, не приходилось искать возможности приспособления к меняющемуся спросу потребителей. В то время как авторы других "экономических чудес" осваивали автомобилестроение и бытовую электронику, косметику и химию, австрийцы уютно существовали в той производственной нише, которая сформировалась еще в эпоху индустриализации. То, что они поставляли на экспорт, было по-прежнему востребовано обрабатывающей промышленностью импортеров, несмотря на все происходившие в мире структурные изменения.
Такого рода ситуация могла сложиться только в очень маленькой стране с сильно специализированной экономикой, о данной связи можно говорить именно об австрийском феномене, а не о методе, пригодном для использования в различных

(1).Помимо того факта, что Австрия сумела сознательно определить свое место в европейском разделении труда, следует отметить еще один важный момент. Как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло. За время аншлюса Германия успела немало средств инвестировать в австрийскую экономику и сделать так, что она оказалась как бы пристегнута к экономике северного соседа. Соответственно имея такую хозяйственную структуру, уже легче было определяться с новой специализацией.

68
странах мира. Иначе говоря, австрийская экономика 40-70-х гг была столь "проста", что несложные подходы к государственному регулированию позволили максимизировать все ее сравнительные преимущества. То, что определило провал экономического развития в межвоенный период из-за господства протекционизма, в условиях либерализации внешнеэкономических связей обернулось выигрышем.
Специфичность данной ситуации четко проявилась во второй половине 70-х гг., когда в связи с энергетическим кризисом и вызванной им структурной перестройкой мировой экономики упал спрос на традиционные австрийские товары. Теперь уже структурной перестройки было не избежать. Но большой государственный сектор тормозил осуществление этой перестройки, поскольку не создавал возможности для привлечения новых капиталов, для развития на старой базе принципиально новых отраслей промышленности. Поэтому в 1987-1999 гг. в Австрии была осуществлена программа широкомасштабной приватизации государственных предприятий. Таким образом, страна все же отказалась от наследия послевоенного периода ради динамизации экономического развития в изменившихся условиях последней четверти XX века.
В ходе приватизации традиционная система построения австрийской экономики, при которой промышленность контролировалась небольшой группой венских банков, уже не восстановилась. Основными покупателями акций, продаваемых государством, стали иностранные транснациональные корпорации, которые немедленно приступили к осуществлению структурной перестройки. Число занятых на предприятиях, перешедших под их контроль, сократилось на 33-35%. Резко сократилась и доля продукции первой стадии переработки. Об этом свидетельствует, в частности, тот факт, что если в середине 60-х гг. объем продукции машиностроения превосходил объем продукции металлургии в 2,8 раза, то в 1999 г.- уже в 4,1 раза [248, с. 109].
Австрийцы провели приватизацию фактически последними в Западной Европе, двигаясь по стопам британцев и французов, модифицировавших структуру своей промышленности еще в середине 80-х гг. В этом смысле можно говорить о том, что модернизация в Австрии опять отстала от модернизации,

69
осуществляемой у более развитых у соседей, как это было в XIX столетии. Недаром в Австрии шутят, что у них в стране происходит с опозданием на несколько лет, а потому, когда наступит конец света, имеет смысл ехать в Вену, это позволит прожить еще какое-то время.
Вся эта история с запоздавшей модернизацией и приватизацией 90-х гг. показывает, что для любой крупной страны со сложной структурой экономики австрийский опыт поддержания огромного, низкопроизводительного госсектора был не слишком приемлемым. Государственную собственность не удалось бы распространить на те отрасли экономики, которые нуждаются в серьезной трансформации. Подобную трансформацию может осуществить лишь частный капитал: во-первых, потому, что для этого нужны крупные инвестиции, которые можно мобилизовать лишь на финансовом рынке; во-вторых, потому, что частник отзывается на потребности рынка лучше государственного менеджера, пусть даже действующего в условиях абсолютной автономии.
Возвращаясь к вопросу о том, каковы были причины успеха австрийской экономики в 40-70-х гг., следует отметить еще один важный фактор помимо экспортной ориентации. Свободная внешняя торговля не смогла бы создать столь благоприятных условий для развития, если бы внутри самой Австрии не возникли механизмы, усиливающих конкурентоспособность национальной экономики. Важнейшим фактором такого рода была сравнительно низкая стоимость рабочей силы. После Второй мировой войны австрийцы готовы были работать за маленькую зарплату, что резко контрастировало с той тенденцией, которая сложилась после Первой мировой войны благодаря деятельности австрийской социал-демократии.
Вопрос о величине заработной платы правительство передало на рассмотрение промышленникам и профсоюзам, не вмешиваясь в то, как они выясняют отношения между собой. В 1947 г -1951 гг. регулярно шли переговоры между Раабом, бывшим тогда еще главой федеральной торговой палаты, и Йоханом Бемом - лидером профсоюзов. Каждый раз, когда правительство отменяло очередную порцию субсидий (продовольственных, энергетических, импортных), Рааб и Бем садились за стол переговоров [378, с. 141 -144].

70
На этих переговорах удалось достигнуть компромисса так же, как его удалось достигнуть лидерам политических партий при создании коалиционного правительства. Бем отстаивал права рабочих, но соглашался, однако, на то, чтобы зарплата росла несколько медленнее цен. В известной мере такой сговорчивости способствовала и безработица, сохранявшаяся в начале 50-х гг. на довольно высоком уровне [269, с. 207].
Дополнительным фактором снижения национальных издержек стала девальвация шиллинга, осуществленная в ноябре 1949 г. в ответ на девальвацию английского фунта. С этого момента 1 доллар был равен 14,4 шиллинга. К девальвации прибавились и дополнительные меры по стимулированию экспорта. Для экспортеров существовал специальный курс, по которому за доллар давали 26 шиллингов. Экспортеры имели право продать государству по такому курсу 60% своей валютной выручки (естественно, это не только способствовало росту экспорта, но и стало дополнительным фактором обострения бюджетных проблем).
Наконец, качественным образом изменилось положение дел в инвестиционной сфере. В 1950 г. инвестиции составляли 20% национального дохода, тогда как в 1937 г.- только 6%. Активно использовались государственные капиталовложения, но в основе интенсивного инвестиционного процесса были все же самофинансирование предприятий и банковские кредиты (1). Разрушение старой системы, при которой венские банки индифферентно относились к развитию контролируе-

(1). Не смогла стать средством привлечения финансовых ресурсов в реальный сектор экономики фондовая биржа. С одной стороны, традиции развития фондового рынка в Австрии были не слишком богатыми из-за гипертрофированной роли коммерческих банков и общей зарегулированности данной сферы. С другой же стороны, послевоенная национализация не могла не испугать потенциальных инвесторов, которые опасались, что и те предприятия, в которые они вложат деньги, через некоторое время окажутся объектом огосударствления. Хотя австрийские акционерные общества исправно платили дивиденды, фондовый индекс падал с 1948 по 1950 г.

71
мой ими промышленности, постепенно стало приносить богатые плоды [375. с 46-56. 76].
Таким образом, три главные проблемы, мешавшие развитию экономики Первой республики (господство протекционизма, высокая стоимость рабочей силы и неэффективная система контроля банков за промышленностью), были в основном разрешены.
Результаты не заставили себя ждать. В 1949 г. австрийский ВНП уже превысил уровень 1937 г., а на будущий год он стал самым высоким за всю историю страны. Впервые превзойдены были показатели предвоенного 1913-го и предкризисного 1929 г. Стагнация, длившаяся почти четыре десятилетия, ушла навсегда.
В 1950-1974 гг. ВНП Австрии рос в среднем на 5,4% в год (в расчете на душу населения на 5,0%), что было одним из лучших показателей в Европе. Еще быстрее развивалось индустриальное производство. Объем промышленной продукции в течение этого периода увеличивался в среднем на 6,7% в год [476, с. 44-46].
Постепенно Австрия становилась одной из богатейших стран в мире. В 1974 г. впервые за всю историю страны доход на душу населения в Австрии стал больше, чем в среднем по европейским странам, входящим в ОЭСР. Для сравнения: еще в 1938 г. этот показатель составлял лишь 63% от европейского уровня [476, с. 47].
Рост доходов населения не мог не отразиться на состоянии политической сферы. Постепенно социалисты перестали ориентироваться на тот пролетариат, которому "нечего терять, кроме своих цепей". Так же как и германские социал-демократы, они кардинальным образом пересмотрели свои программные установки. В частности, в 1958 г. в партийной программе был сделан больший упор на признание столь важных для Австрии религиозных ценностей. Социалист теперь мог быть католиком, и в этом не было никакого "криминала" [269, с. 215].
Наконец, важно отметить, насколько изменилась структура австрийской экономики. Она стала в полной мере европейской. Если в 1934 г. в сельском хозяйстве было занято 27% взрослого населения страны, то в 1971 г.- только 10%. Зато возросли за это время доли, приходящиеся на промышленность и строительство, а также на сферу услуг. В совокупности они в

72
1971 г. более чем в шесть раз превосходили по числу занятых аграрный сектор экономики [476, с. 18].
Таким образом, австрийская модернизация в целом была завершена. Для этого потребовалось, чтобы распалась Габсбургская империя, в которой межнациональные противоречия постоянно препятствовали успешному экономическому развитию. Потребовалось уйти и от противоположной крайности, когда после распада дуалистической монархии Австрия оказалась из-за господства протекционизма чуть ли не в условиях хозяйственной автаркии.
Политическая независимость в сочетании с экономической свободой обеспечили медленную, но тем не менее успешную структурную трансформацию, ликвидировали систему, при которой венские банки паразитировали за счет промышленных предприятий, и определили место Австрии в международной системе разделения труда. Австрийский путь не был по-настоящему либеральным. Государственная собственность, экспортное регулирование, высокие социальные расходы превращали страну в один из ведущих центров европейского этатизма, но тем не менее все основные "кирпичики", определяющие успех модернизации (финансовая и политическая стабильность, свобода деятельности хозяйствующих субъектов, наличие необходимой рыночной инфраструктуры), оказались заложены в фундамент новой хозяйственной системы.
С середины 90-х гг., когда исчезла потребность демонстрировать Советскому Союзу абсолютный (в том числе и хозяйственный) нейтралитет, Австрия в полной мере стала элементом европейского "общего рынка". И это превратилось в дополнительный фактор, определяющий движение австрийской экономики в сторону принципов, общих для всех государств с эффективно работающим рыночным хозяйством.
В то же время окончательно ушли в прошлое всякие разговоры об аншлюсе, являвшиеся по сути дела проявлением слабости и неуверенности в собственных силах. Если в 1956 г. почти половина жителей республики считала, что относится к единому немецкому народу, то в начале 90-х гг. уже около 90% австрийцев делали вывод о том, что они представляют собой самостоятельную нацию [124, с. 18, 22]. После многих десятилетий сложного поиска страна наконец "нашла себя".

После Второй мировой войны в Венгрии, оккупированной советскими войсками, была установлена административная хозяйственная система по тому образцу, который уже имелся у "старшего брата". Несмотря на то что в чистом виде эта система просуществовала не столь уж длительный срок, значительный уход экономики влево наложил свой отпечаток на завершающий этап венгерской модернизации.
Можно выделить две основные черты, характерные именно для данной модели модернизации. С одной стороны, Венгрии, как и другим странам восточного блока, пришлось на завершающем этапе преобразований восстанавливать деформированное рыночное хозяйство. С другой же стороны, специфика социально-политической ситуации в этой стране определила специфический (по сравнению с Польшей, Чехословакией и Югославией) путь осуществления экономических реформ. Венгерский путь к восстановлению рынка был постепенным, градуалистским, т.е. венгры не предпринимали для достижения этой цели по-настоящему резких рывков.
Начинался послевоенный этап экономического развития в Венгрии вроде бы не столь уж трагично. Казалось, что после длительного господства авторитарного режима в стране наконец-то устанавливается демократия.

101
В ноябре 1945 г. на выборах победила партия мелких сельских хозяев (ПМСХ), собравшая более 50% голосов избирателей, что примерно соответствовало доле сельского населения в общей численности населения страны. Однако в отличие от Австрии левые силы не были в Венгрии изолированы, в частности, коммунисты пользовались поддержкой значительной части венгров, а также, что более важно, поддержкой влиятельного восточного соседа.
Когда на этом политическом фоне вырисовались еще и хозяйственные диспропорции, стало ясно, что у демократии будут немалые трудности. Лидеры ПМСХ, возглавившие страну, быстро столкнулись с серьезными проблемами, поскольку послевоенная венгерская экономика была полностью дезорганизована. За периоде января по октябрь 1945 г. расходы бюджета в 9,5 раз превысили доходы, что привело к возникновению высокой инфляции [266, с. 32-33, 51]. Рост цен, в свою очередь, способствовал увеличению государственных расходов, нарастанию объема выпуска бумажных пенге, усилению инфляционных ожиданий и ускорению инфляции.
С августа 1945 по июль 1946 г. в стране царила гиперинфляция - по всей видимости, наиболее разрушительная за всю историю человечества. Среднемесячный темп роста цен составлял 19 800%, что во много десятков раз превосходило даже масштабы знаменитой германской инфляции 1922-1923 гг., не говоря уж о близких нам инфляциях конца XX века [115, с. 33]. Фактически можно сказать, что денежного хозяйства в послевоенной Венгрии вообще не было, поскольку при такой динамике цен любые расчеты в деньгах просто не имеют никакого смысла.
Денежная реформа была проведена 1 августа 1946 г. Введение новой денежной единицы не вызвало особых трудностей, поскольку при курсе 1 форинт = 400 тыс. квадрильонов пенге практической потребности в обмене уже не имелось
[115 с. 51]. Однако после подавления гиперинфляции и восстановления основных объектов разрушенного войной народного хозяйства страна попала под жесткий диктат коммунистов. Популярность ПМСХ в столь сложных условиях не могла не
отразиться. Кроме того, выборы 1947 г. были, по всей видимости, фальсифицированы [75 С. 355]. В Результате самой сильной партией в стране после выборов стала коммунистическая.

102
Началась быстрая национализация экономики, причем отличие от австрийского венгерское народное хозяйство уже с лета 1948 г. стали переводить на административные принципы: первая пятилетка была запланирована на 1950-1954 гг. [266 с. 84, 102]. К лету 1949 г. лидер коммунистов Матьяш Рако-ши, используя так называемую "тактику нарезания салями" (поэтапное устранение всех своих политических конкурентов посредством массовых репрессий), перевел страну на чисто сталинистский путь развития.
Коммунисты установили административную систему управления экономикой. В период своего расцвета она была значительно более всеобъемлющей, чем, скажем, у таких соседей Венгрии, как Польша и Югославия, поскольку никакого внутреннего сопротивления огосударствлению при режиме Ракоши не имелось. "Предела нет - только звезды в небе" - таков был любимый лозунг Ракоши [92, с. 542]. Однако просуществовать без всяких перемен этой системе довелось менее десяти лет.
Уже в 1953 г., сразу после смерти Сталина, отъявленный сталинист Ракоши получил нахлобучку в Кремле (полагают, будто Лаврентий Берия даже обвинил его в том, что он как еврей устроил в венгерском руководстве заповедник сионизма) и вынужден был поумерить активность. Председателем Совета министров страны стал Имре Надь, человек несколько иного плана, нежели Ракоши [3, с. 113, 267].
Правда, этот "иной план" вряд ли был качественно иным, поскольку Надь, как отмечают некоторые источники, был "человеком Берии", еще до войны представлявшим в советский НКВД информацию о том, что происходит в среде венгерских коммунистов [135, с. 143]. Новый премьер был в полной мере выходцем из коммунистической среды и иного менталитета, кроме коммунистического, не имел. Однако он не был сторонником столь всеобъемлющего администрирования, как Ракоши.
Пока Надь находился у власти, в Венгрии был приостановлен процесс ускоренного формирования кооперативов в сельском хозяйстве. Мелкие городские производители обрели возможность получить лицензию для занятий своим промыслом [501, с. 37]. В промышленности- уменьшилась доля капиталовложений в тяжелую индустрию ради поддержания более сбалансированной структуры экономики [92, с. 549]. Однако думается,

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Правительство сохранило возможность навязывать предприятиям выпуск товаров предприятий экономики
Габсбургская монархия заключила серию договоров о свободной торговле с другими европейскими государствами
Именно Чехословакия сумела бросить вызов тоталитарной системе