<<<     ΛΛΛ     >>>   

Таким образом, снижение темпов роста - это уже проблема, связанная не с незавершенностью модернизации, а с текущей конъюнктурой. Косвенным признаком завершения
модернизации станет вступление Польши в Евросоюз весной 2004 г.

423

Проявилась ли во всем этом действительно некая шутливая игра истории или же развитие страны происходило в соответствии с исторической логикой? Имелись ли основания у чехов и словаков испытывать недовольство в связи с превратностями судьбы? Где находилось закономерное место Чехословакии второй половины XX века: по ту или по эту сторону железного занавеса?
Возможно, на подобные вопросы и нельзя дать абсолютно однозначного ответа, но все же исследование опыта экономического и политического развития чехословацкого государства способно многое прояснить. Прага испытала "на своей шкуре" различные "измы" столетия, но каждый раз она накладывала на них свою специфику.

Во времена Пражской весны 1968 г. появилось на свет понятие "социализм с человеческим лицом". Появилось оно не случайно. К тому времени европейским интеллектуалам становилось все более ясно, что тоталитарная модель с административной экономикой, функционировавшая в СССР, а затем распространенная к западу от советской границы, такого лица не имеет. Попытка осуществления политических и хозяйственных реформ в Чехословакии была первым серьезным вызовом всей "социалистической системе". Иначе говоря, она представляла собой очевидное намерение двинуться дальше по пути модернизации, приостановленной в конце 40-х гг.
То, что именно Чехословакия сумела бросить вызов тоталитарной системе, было, как думается, не случайно. Еще в межвоенный период, когда практически вся Европа оказалась покрыта сетью авторитарных режимов, переходящих порой в откровенные диктатуры (а уж в Восточной и Центральной Европе демократия полностью исчезла с переворотом, осуществленным австрийским канцлером Э. Дольфусом), Чехословакия оставалась уникальным островком свободы. Президент страны Томаш Масарик был принципиальным сторонником демократии, считал ее ценности абсолютными и не допускал возможности поступаться ими ради какой бы то ни было важной цели. Таким образом, в ту эпоху, когда капитализм, выросший
на идеях свободы, равенства и братства, стал повсеместно

424
терять свое человеческое лицо, Чехословакия пыталась его все же сохранить.
Демократическая традиция, сформировавшаяся в этой стране еще до Второй мировой войны, сумела дать мощные корни, несмотря на коммунистический переворот. Стремление обрести "человеческое лицо" жило среди чехов и слова ков даже под угрозой советских танков. Думается, не случайно в 1989 г. в Чехословакии произошел весьма мягкий переход к новой политической системе, получивший название "бархатная революция". Мягкость этого перехода резко контрастировала с тем, что происходило в то время в Польше, и тем более в Румынии, не говоря уж о Югославии. Пожалуй, только Венгрия превзошла своей мягкостью Чехословакию, но там переход фактически готовился уже на протяжении более чем двух десятилетий.
Демократия стала и силой, и слабостью Чехословакии.
С одной стороны, стремление к ней было на протяжении целого ряда десятилетий стимулом для осуществления прогрессивных преобразований. Опыт Чехословакии интересен нам тем, что представляет собой один из немногих имеющихся в мировой истории примеров модернизации, практически не использовавшей для своей защиты авторитарные инструменты (во всяком случае, все остальные государства, исследуемые в данной книге, на том или ином этапе своего развития данные инструменты использовали).
С другой же стороны, судьба Чехословакии в последние десятилетия представляет собой своеобразный парадокс. Страна, имевшая к моменту обретения своей независимости самый высокий уровень экономической культуры в Центральной и Восточной Европе, стартовала к реформам одной из последних в своем регионе.
Югославия переходила в 90-е гг. к рыночной экономике из системы рыночного социализма. Венгрия переходила к ней, имея за плечами опыт гуляшного коммунизма, также широко использовавшего рыночные начала. Польша активно боролась за возможность жить по-новому уже с начала 80-х гг., благодаря чему в 1990 г. сумела осуществить самую радикаль-

425
ную и самую успешную хозяйственную реформу в Центральной и Восточной Европе. Только Чехословакия на протяжении 70-80х гг. пассивно ждала удобного политического момента для расставания с социализмом, а потому начинала реформы в
1991г. практически с нуля. В стране почти не было частной собственности, а у населения почти не имелось никакого опыта деятельности в условиях рыночной экономики.
Так что же это? Шутка истории, решившей посмеяться над страной, которая, если следовать логике объективных экономических законов, должна была, скорее, вообще миновать соблазн административной системы?
Думается, что подобное представление о Чехословакии несколько обманчиво. Затянувшийся старт в забеге к экономическим реформам стал следствием фальстарта в забеге к реформам политическим. Чехословакия отнюдь не плелась в хвосте демократических и рыночных преобразований. Прогрессивные начинания в этой стране были остановлены искусственным путем, причем сделано это было в столь грубом стиле, какой не применялся ни в какой другой стране восточного блока.
На самом же деле именно с попыток осуществления реформ в Чехословакии 50-60-х гг. начиналось движение к реформам во всей Центральной и Восточной Европе. Венгрия в основном следовала по пути, проложенному ее северным соседом, но делала это значительно более аккуратно в политическом плане, предпочитая синицу в руках журавлю в небе. Югославия, формально начавшая преобразования раньше, на самом деле фактически стремилась не столько к рынку, сколько к модификации социализма и отходу от его сталинской модели. Что же касается Польши, то, несмотря на постоянные политические потрясения, эта страна осознала необходимость серьезных рыночных преобразований лишь к середине 80-х гг.

Таким образом, трагическая судьба Чехословакии сделала ее одновременно и пионером, и аутсайдером модернизации. Именно подобная противоречивость развития вызывает
к этой стране особый интерес.

426

ДЕМОКРАТИЯ КАК ПОЛИТИЧЕСКАЯ РЕАЛИЗАЦИЯ ЛЮБВИ

В Чехословакии с момента образования данного государства события развивались принципиально иным образом, нежели в пораженных сильной инфляцией Австрии, Венгрии и Польше. Отличалось чехословацкое положение дел и от того которое имело место в сравнительно отсталой, аграрной Югославии.
Чехословакия была страной с рыночным менталитетом и высокоразвитой промышленностью, не обремененная к тому же излишком потребителей, ставших жертвами структурных преобразований. После введения своей национальной денежной единицы - кроны - Чехословакия стала осуществлять сравнительно взвешенную финансовую политику, которая способствовала обретению стабильности в макроэкономической сфере. Автором этой политики считается министр финансов страны д-р Алоис Рашин.
Интересно отметить, что Рашин не был ни практикующим бизнесменом, ни профессиональным ученым-экономистом, ни даже государственным чиновником. Никто никогда его не учил тому, как надо обеспечивать стабильность национальной валюты. В этом смысле, казалось бы, ему было труднее добиться успеха, чем некоторым коллегам, занимавшимся финансовой стабилизацией в соседних странах. Однако Рашин оказался хорошо образованным человеком, обладавшим к тому изрядной толикой здравого смысла. Он не стремился ни к каким авантюрам, а просто делал то, что необходимо для нормального хозяйственного развития своей страны.
Родился Рашин в 1867 г. Еще во время учебы в Карловом университете в Праге он стал членом национального молодежного движения. Постепенно выбился в его лидеры. В 1893 г. оказался под арестом и провел в тюрьме целых два года. В начале нового века занялся юридической практикой и журнали-

427
стикой. Одновременно продолжал свою политическую деятельность. В 1911 г. стал депутатом австрийского парламента.
Во время Первой мировой войны Рашин резко активизировался в политической сфере. Он настолько активно боролся против династии Габсбургов, что в 1915 г. вновь оказался под арестом. На этот раз его приговорили к смертной казни через
повешение, но вскоре в связи со смертью императора Франца Иосифа приговор изменили. Рашин должен был провести в тюрьме десять лет. Но тут пришла революция, и узник оказался на свободе. Вскоре после этого он вошел в правительство Чехословакии и занял там один из ведущих постов - министра финансов.
На начальном этапе развития национальной экономики Рашину пришлось, правда, столкнуться с некоторыми объективными трудностями. В 1919 г. в хозяйственных связях Центральной и Восточной Европы царил полный хаос, что осложняло экспорт традиционных товаров, производимых чехословацкой промышленностью. Торговый баланс страны оказался пассивным, бюджетных доходов не хватало, а потому Чехословакия не смогла остановить зарождающуюся инфляцию.
В этой ситуации Рашин определил три основные задачи, которые следует решить стране для выхода из кризиса: добиться сбалансированности бюджета, отказаться от осуществления любых расходов сверх самого необходимого минимума, обеспечить рост производства и увеличение сбережений [328, с. 11]. Таким образом, с самого начала существования независимого чехословацкого государства решение важнейших экономических задач вышло на первый план.
В Праге в отличие от Вены не занимались реализацией таких глобальных проектов, как осуществление аншлюса, и в отличие от Будапешта не пытались сформировать советскую республику. Конечно, не обошлось совсем без издержек переходного процесса. В частности, немецкое и венгерское национальные меньшинства поначалу настаивали на праве самоопределения и желали присоединиться со своими территориями ответственно к Германии и Венгрии. Чехословакия приняла
даже участие в военном противостоянии с Венгрией, но для нее оно завершилось сравнительно благоприятным исходом.

428
В конечном счете немецкая и венгерская инфляции серьезно подорвали сепаратистские настроения в Чехословакии, и высвободило силы для того, чтобы сосредоточиться на экономических проблемах страны [459, с. 200].
Рашин с самого начала взял курс на восстановление довоенного паритета кроны, не отказываясь при этом ни от каких государственных долгов. Таким образом, он хотел сделать чехословацкую крону в полном смысле преемницей старой австро-венгерской, что, бесспорно, должно было повысить доверие к новой денежной единице. Имевшиеся предложения относительно дефолта и девальвации были отвергнуты [459 с. 206].
Был взят курс на жесткую финансовую стабилизацию В данном направлении оказались предприняты практические шаги, и уже в 1920 г. хозяйственная ситуация стала меняться в лучшую сторону. Денежная база сокращалась на протяжении всей первой половины 20-х гг. Экономика заработала, торговый баланс улучшился. Рашин увеличил налоги, в частности ввел высокий налог на доходы, полученные во время войны. Большую часть поступлений в казну (57,2% к 1926 г.) составили косвенные налоги. На долю прямых - приходилось лишь чуть больше 10%, тогда как остальное давали государственные монополии, поступления от госпредприятий и пр. [328, с. 13-16; 459, с. 229].
Как следствие некоторого ограничения (правда, не сокращения) расходов и увеличения доходов стал уменьшаться бюджетный дефицит. В 1921 г. бюджет был сбалансирован, в 1922-1924 гг.- вновь дефицитен, но дефицит этот составлял в среднем не более 10% от величины доходов [317, с. 195-197]. Дефицит аккуратно покрывался не за счет денежной эмиссии, а посредством использования внутренних займов. В итоге рост цен приостановился.

При введении чехословацкой кроны Рашин использовал и такую недемократическую меру, как принудительное заимствование. Половина предъявленных к проштамповыванию старых банкнот, так же как и половина средств, находящихся на текущих банковских счетах и в государственных бумагах, оказалась принудительно удержана. Вместо них были выданы

429
однопроцентные бумаги нового государственного займа, которые разрешалось использовать для уплаты налога на капитал. Впоследствии, правда, часть обращенных в государственные бумаги средств была высвобождена, но 28% так и остаюсь связано в виде займа [459, с. 207; 317, с. 178-179].

Принудительное уменьшение объема находящихся в общении денег (денежная масса сократилась примерно на 3О%) оказалось наряду с другими мероприятиями важнейшим фактором антиинфляционной политики. Быстрый и эффективный выход из состояния финансовой нестабильности стал в значительной мере заслугой Рашина - человека, который сумел грамотно и профессионально подойти к решению сложных экономических вопросов, не поддаваясь ни на какие провокации и не увлекаясь никакими деструктивными социальными идеями.
Даже в условиях сравнительно благополучной Чехословакии не так-то легко было оставаться профессионалом, окунаясь в бурные политические воды. О том, чем чреват для любого политика беспристрастный профессиональный выбор, свидетельствует судьба самого министра финансов. В 1923 г. он погиб в результате совершенного на него покушения. Убийство осуществил 19-летний банковский клерк, придерживавшийся взглядов, близких к анархизму и коммунизму. Рашин для него представлял собой символ капиталистической экономики. Ничего личного в этом убийстве не было(1).
Тем не менее думается, что чехословацкое стабилизационное чудо стало в большей степени все же следствием объективно складывавшихся благоприятных обстоятельств, нежели результатом усилий отдельных, даже очень профессиональных, политиков. В пользу нормального развития экономики сработало сразу несколько факторов.

(1).Наверное, по причине случившейся в Праге трагедии Рашин оказался одним из немногих в истории мировой экономики реформаторов, имя которого было увековечено. Набережная, по которой смертельно раненного министра везли в госпиталь, носит сегодня его имя.

430
Во-первых, пражское правительство не было обременено никакими репарациями, и это, в отличие, от немецкой австрийской и венгерской ситуации, сделало ситуацию в Чехословакии сравнительно стабильной. В Праге и Братиславе было того ажиотажа, того панического сброса национальной валюты, который провоцировал кризисы в крупных городах соседних государств.
Во-вторых, Чехословакия в отличие от Польши и Югославии обладала высокоразвитой экономикой, которую удалось быстро поставить на ноги. Эта экономика в значительной степени базировалась на богатых природных ресурсах, имеющих повышенную ценность в эпоху нестабильности. Данный момент тоже увеличивал степень доверия к национальной валюте и правительству.

В-третьих, социальная стабильность в Чехословакии была на порядок выше, нежели в Германии, Австрии и Венгрии, где фактически произошли революции, приведшие к власти правительства либо вообще безответственные, либо объективно вынужденные идти на поводу у толпы. Да и по сравнению с Польшей, в которой социальные катаклизмы то затихали, то снова активизировались, Чехословакия оказалась образцом организации классового мира.

В-четвертых, даже межнациональные отношения в Чехословакии, несмотря на серьезные трудности первых лет, никогда не складывались столь остро, как, например, в Югославии, где отдельные народы практически не переставали растаскивать страну на куски с самого начала независимого существования.
1921 год был еще периодом сохранения нестабильности, когда начавшаяся было дефляция вдруг снова уступила место инфляции. Это оказалось связано с отменой существовавших вначале мер административного регулирования цен на продовольствие. Либерализация цен и полное восстановление свободы внутренней торговли обернулись инфляционным скачком, который, правда, благодаря жесткой финансовой политике скоро сошел на нет [317, с. 181].

Уже с 1922 г. цены стали резко снижаться. Благоприятным оказалось также изменение курса кроны, которая с сере-

431

дины 1921 г. постепенно отвоевывала свои позиции даже у доллара, не говоря уж о валютах соседних государств, все ещё испытывавших последствия кризиса. К концу 1922 г. валютный курс достиг уровня, на котором и удерживался в течение последующих лет [459, с. 209-213].
Укрепление кроны, в свою очередь, оказало воздействие а стабилизацию внутренних цен в Чехословакии. Любопытно что вплоть до середины 1921 г. ни меры по оздоровлению государственного бюджета, ни формирование положительного торгового баланса не могли обеспечить стабильности кроны. По всей вероятности, это было связано с тем, что мировой финансовый рынок рассматривал крону в качестве элемента скорее германской экономики, нежели чехословацкой. Полагали, будто крона, в первую очередь, зависит от состояния дел в Германии, и если оно окажется плохим, то чехословацкая валюта обесценится наряду с немецкой маркой.

Только с конца 1921 г., когда немецкая марка стала совсем плоха (равно как и австрийская крона), а чехословацкая экономика, напротив, демонстрировала все признаки стабильности, крону начали рассматривать как валюту, имеющую некую самостоятельную ценность [317, с. 183-185]. Наверное, именно этот момент может считаться символическим моментом образования прочной и стабильной чехословацкой экономики, не зависящей ни от экономики Австрии, ни от экономики Германии.
События 1922 г. стали еще одним испытанием на зрелость для чехословацкого правительства. Дело в том, что на протяжении всего года в Чехословакию рвался спекулятивный краткосрочный капитал (по-видимому, прежде всего, из Германии и Австрии), поскольку это была практически единственная страна Центральной и Восточной Европы со стабильными финансами. Большой спрос на крону создал опасность переоценки национальной валюты, что могло бы вызвать неблагоприятные последствия для экспорта. В связи с возникновением подобной проблемы банковский департамент министерства финансов стал резко увеличивать свои закупки иностранной валюты.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Вопреки желаниям венгерской половины монархии ни за
Эта деятельность реформаторов развивалась на фоне продолжавшейся спонтанной приватизации
Внешнеполитическое положение хорватии принципиальным образом отличалось от положения словении
С другой сказалось временное нарушение тесной 556 связи германских коммерческих банков с промышленностью
Хотя общества