1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10

«Всяк благосклонною хвалою

«Немую провожает тень».

Сегодня мы провожаем немую тень Фета не «благосклонною хвалою», а с чувством бесконечной тоски и горечи. «Все они умерли, умерли», – хочется повторить вместе с Тургеневым.

И над «забытой могилой» горят только «звездные очи». Лампады потушены – и разбиты...

«Руль» от 5 декабря. Автор: В.Д. Набоков.

в начало

Ленин о Ленине

Берлин, 8 декабря.

Тысячу лет строилась Россия. На необъятном пространстве, «от финских хладных скат до пламенной Колхиды» и «до стен недвижного Китая», к востоку раскинулась она. В тяжелую минуту разочарования герою последнего тургеневского романа, неудачному народнику, могло казаться, что на этом просторе, «упершись в полюс лбом, а пятками в Кавказ», Россия, в образе мужика, «штоф очищенный всей пятерней сжимая», спит непробудным сном. Это был крик малодушного отчаяния, «интеллигентского» бессилия. Ему можно противопоставить гордые слова Герцена о России, которая «на царский приказ – образоваться, через сто лет ответила колоссальным явлением Пушкина». А до того Россия вынесла татарское иго, болела смутным временем, когда все основы ее государственного и общественного быта заколебались, когда смертельная язва угрожала самому ее существованию, когда – как сегодня – массовая психология отринула самое сознание власти как основного элемента человеческого общежития и – как сегодня – человек человеку стал волком. Россия не погибла. Она собралась, организовалась. Через тридцать пять лет после смутного времени Уложение царя Алексея могло засвидетельствовать ее замирение, возрождение в ней гражданственности, восстановление власти и права. А еще через полвека Петр – вернее понятый и почувствованный Пушкиным, чем Толстым, – «поднял Россию на дыбы» и дал ей приказ образоваться – не только в смысле просвещения, но в смысле приобщения к Западу, в историю которого Россия с этого момента входит как неустранимый, а временами (в наполеоновскую эпоху) – и решающий фактор.

Несмотря на все неблагоприятные условия, отчасти созданные историей, отчасти связанные с неустранимыми фактами географии и этнографии, Россия органически росла и развивалась. Архаический государственный строй, давно уже переживший себя, отсутствие политической свободы, разобщение между сословиями, остатки своеобразного феодализма, зачаточное развитие уважения к праву и законности – все это, даже после «освобождения раба» и «преображения всей жизни» великими реформами шестидесятых годов, – оставалось тяжелыми путами, мешавшими вольному движению и правильному росту. Первая революция – 1905–6 гг. – нанесла всем этим пережиткам абсолютизма первый решительный удар. Столыпинская реакция была обратной волной, докатившейся – при бездарных и ничтожных эпигонах Столыпина – до катастрофы 1914 года, источника и основания второй революции. И хотя эта вторая революция имела одно огромное, бесповоротное, неизмеримой важности последствие – коренное решение земельного вопроса, отнюдь, однако, не по эсеровской программе, окончательно ликвидировавшее крупное и даже среднее помещичье землевладение, – во всем остальном она, конечно, никаких «вековых народных чаяний» эсеровской фразеологии не осуществила. Ибо одно из двух: или надо признать – и это соответствовало бы действительности, – что Учредительное собрание, политические свободы и идеи самоопределения народов были лозунгами, понятыми и дорогими только передовым рядам русской общественности, или – раз такое признание несовместимо с самыми основами эсеровской идеологии, – произнести суровый приговор над этим народом, «осуществившим свои вековые чаяния» – и давшим их растоптать малой кучке чуждых народу и давно уже от него оторвавшихся доктринеров, фанатических приверженцев узкой и спорной экономической доктрины.

Как бы то ни было, факт налицо: именно такая кучка фанатиков, по собственному выражению ее архифанатического главаря, производит в небывалых размерах социологический и экономический «эксперимент» над Россией. Последствия этого эксперимента для них самих не всегда ясны. Но «маленький кремлевский мечтатель» их распознает совершенно точно. Он охотно и даже весело признает, что крестьянина придется «взять» хитростью и что русские города этим экспериментом обрекаются на гибель. Для него, как и для его флегматического собеседника, Петербург, Москва, Киев, Нижний – не то, что они для нас, не живые и драгоценные символы наших исторических достижений, – а большое количество зданий, занятых лавками, рынками, торговыми рядами. Они должны исчезнуть? Пусть. Вся эта органически выросшая Россия должна исчезнуть, ее надо срыть до самого основания и на пустом месте воздвигнуть новое «электрифицированное» здание, фундаментом его послужат толстые тома Карла Маркса и тощие брошюры Н. Ленина...

Так думает Ленин о провиденциальном назначении Ленина.

Наступит срок, – и наши потомки с недоумением остановятся на этой странице нашей истории. Найдут ли они объяснение этого ее чудовищного и зловещего каприза?..

«Руль» от 7 декабря. Передовая статья.

в начало

Керенский и большевизм!

В «Общем деле» Бурцев пишет:

«В интервью, данном на днях сотруднику большевиствующего «Daily News», Керенский сильно нападал на русских патриотов Колчака и Деникина. Он называет их объявленными реакционерами и требует, чтобы союзники не медля ни минуты прекратили им всякую поддержку.

Как бы случайно Керенский обходит молчанием большевиков, будто бы не они являются главными виновниками несчастий, постигших Россию. Свой гнев он приберегает исключительно для Деникина и Колчака.

При всем своем желании русские большевики не могли бы найти ни лучшего защитника их дела, ни более свирепого врага освободителей России.

Еще недавно этот самый Керенский действовал боязливо. Он не смел ни громко разговаривать, ни действовать открыто, как он делает это теперь.

Вероятно, это происходит потому, что он считает наступившим момент, когда он с наибольшим успехом может нападать на Деникина и Колчака. Этим можно объяснить, почему Керенский и его друзья очертя голову ополчаются против бойцов за воссоздание России.

Обычно, когда говорят о противниках Деникина и Колчака, то подразумевают большевиков. А между тем, существуют и другие их враги, и притом не менее опасные.

Я говорю о полубольшевиках, подобных Керенскому. Они тем более вредны для России, что без их беспрестанной помощи большевики не смогли бы развернуть свое дело. Они не смогли бы ни захватить власть в свои руки, ни бороться против патриотов на пользу врагов России. Они вредны для России, ибо они стоят по ту же сторону баррикады, что и русские патриоты, ведущие войну против большевиков. Смешавшись с нами, они оскверняют нас и этим играют в руку большевиков.

Борьба между полубольшевиками и патриотами, между Керенским и Колчаком, началась давно.

Уже в 1917г. можно было видеть с одной стороны того же Керенского, с другой – тех же Деникина и Колчака.

Известно, что Керенский в то время как глава правительства разводил большевизм в России. Он потворствовал сторонникам большевиков, которые смогли развить свою силу и упрочить свое могущество. Этим Керенский и предал Россию большевикам.

Известно также, что Деникин, в то время стоявший во главе русской армии, вел энергичную борьбу с большевиками.

Уже в мае 1917 г. Деникин в точности предвидел опасность, которую представлял большевизм и имел смелость об этом заявить.

Он одним из первых обнаружил усиленную пропаганду, которую большевики вели на фронте. Он заклеймил их изменниками родины, во время войны выдающими противнику наши секреты.

Уже тогда в секретных рапортах, подаваемых главе правительства – Керенскому, генерал Деникин обвинял Ленина и Троцкого в том, что они – главные преступники. Речь шла о тех же Ленине и Троцком, которые, совершив переворот, и захватили власть.

Уже тогда Деникин настоятельно требовал ареста этих двух преступников и предания их суду. Что сделал Керенский? Он оставил это требование без внимания. И даже больше: когда министр юстиции Переверзев, относившийся к большевикам так же как и Деникин, пользуясь временным отсутствием Керенского, арестовал Троцкого, Зиновьева и Луначарского, глава правительства по возвращении в Петроград первым делом освободил их.

Это было самым тяжким преступлением Керенского по отношению к России; самым тяжким, но не единственным.

1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10