1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8

Если собеседник не понял вопроса, виноват интервьюер, а не собеседник. Задавая вопрос, он не учел образовательного уровня своего партнера, привычного ему лексикона, обусловленного профессией и возрастом.

Хороший вопрос формулируется по возможности на языке собеседника. Как и у всякого правила, у него есть исключение – тот случай, когда язык собеседника имеет мало общего с языком телезрителя. Это относится к подростковому сленгу, воровскому жаргону и выражениям типа: «Несмотря на принципиальные меры по обеспечению пассажирского потока в данном районе...» или в недавней передаче об открывшейся выставке: «Данная инсталляция включает зрителя в собственную реальность...». «Оставьте редкие выражения поэтам, а глубокие – философам! – восклицает автор старинного руководства по красноречию. – Сказать об ораторе, что он глубок, – значит нанести ему страшное оскорбление».

Классическая ошибка начинающего интервьюера – стремление задавать по нескольку вопросов одновременно. «Скажите, что вы думаете о ...? И почему? Что бы вы хотели изменить в ...?».

Выслушав подобный ультиматум, жители Лаконии, как известно, вежливо ответили, что начало ультиматума они позабыли, конца же не поняли, поскольку забыли начало.

Лакония завещала миру понятие «лаконизм».

Заповедь вторая: не допускайте односложных ответов.

В таких случаях роль собеседника фактически сводится к подтверждению небогатых сведений журналиста. Вопрос, предполагающий односложный ответ, уместен в ситуации, когда с его помощью ведущему удается избежать подробного представления гостя («Вы один из тех, кто...?») либо, если мы хотим, чтобы собеседник вынес решающее суждение или подытожил мысль («И все же в целом одобряете вы или осуждаете, соглашаетесь или не соглашаетесь, за или против?»). В последнем случае формулировка вопроса должна быть предельно точной.

Заповедь третья: нельзя ли конкретнее?..

Конкретно поставленные вопросы – свидетельство знания материала. Начиная разговор с жокеем с вопроса, на сколько дырок выше он затягивает левое стремя по сравнению с правым, журналист сразу дает понять, что тот имеет дело не с дилетантом и отвечать предстоит всерьез.

В таком интервью деловой вопрос исключает возможность укрыться за обтекаемыми формулировками или ни к чему не обязывающими обещаниями.

Конкретность ответа обусловлена конкретностью самого вопроса.

Заповедь четвертая: берегите паузу!

Молчание человека, собирающегося с мыслями, не только драматически выразительно, но и подчеркивает достоверность происходящего на экране, создавая эмоциональное «пространство синхрона». В передаче «Версия» растерянное молчание молодого человека в баре, долгая пауза, во время которой гамма чувств читалась на его лице, были самым искренним ответом на заданный вопрос: «Существует ли еще любовь и что это такое?»

В паузах человек раскрывается не менее, чем в своих высказываниях. Опытный журналист в состоянии намеренно спровоцировать паузу, прибегнув к неожиданному вопросу.

Немой синхрон – кульминация диалога.

Заповедь пятая: корректность и уважение к собеседнику.

Этическое чувство должно подсказывать интервьюеру, не прозвучит ли его вопрос чересчур щекотливо.

Вспоминая о беседе со священником, сын которого стал преступником, английский интервьюер Брайен Мейджи рассказывает, как едва не спросил отца, не думает ли тот, что его сын может стать преступником на всю жизнь. Отцу не оставалось бы ничего другого, как сказать, что именно этого он и боится, – признание, которое и хотел услышать интервьюер. Но, почувствовав в последний момент, что такой вопрос прозвучал бы немилосердно, он спросил после паузы: «Чего вы боитесь больше всего, думая о сыне?» – «Что он станет на всю жизнь преступником», – ответил священник.

Человек, не испытывающий желания играть в поддавки перед телезрителем, вряд ли примет всерьез вопросы о жизненных целях и смысле жизни. Это слишком сокровенные проблемы, чтобы пускаться в их обсуждение с первым встречным. Но: «Кому вы обязаны больше всего из тех, с кем встречались?», «Было ли в вашей жизни событие, изменившее ваш характер?» – вряд ли такие вопросы задаст человек, который и сам не задумывался над ними. Подобная тональность приоткрывает путь к диалогу-размышлению на экране.

Бывают, разумеется, и такие случаи, когда требовать от журналиста уважения к собеседнику не приходится.

«Прежде всего хотелось бы уточнить одно обстоятельство: как вы хотели бы, чтобы вас называли? Просто, как общепринято, «господин Мюллер», или «господин майор», или «майор Мюллер»? Что вы предпочитаете?» – так начали свое киноинтервью с воюющим наемником из Конго бывшим нацистом немецкие (тогда еще из ГДР) документалисты В. Хайновский и Г. Шойман. Отлично понимая, что самое важное в будущем фильме – не их слова, а признания собеседника, и они предоставили ему для этого все возможности.

Заповедь шестая: а интересен ли ваш вопрос?

Хотя знание перечисленных правил и помогает интервьюеру в работе, само по себе оно, конечно, не служит гарантией, что диалог на экране откроет телезрителю что-то новое. Например, спрашивая: «Каковы ваши планы на будущее?» – журналист не нарушает ни одну из перечисленных заповедей. Тем не менее собеседник сразу же понимает, что такое общение предполагает обмен лишь самыми расхожими фразами. Больше того, отвечая всерьез, он рискует предстать на экране тем самым занудой, который, услышав вопрос «Как живешь?», начинает рассказывать, как он живет.

В общем, хотите получить интересный ответ – поломайте голову над интересным вопросом.

Отвечая на вопросы интервьюера, собеседник обычно испытывает явное или подавляемое волнение. И журналист, воспринимающий угасший глазок телекамеры как сигнал завершения разговора, демонстрирует не просто отсутствие такта, но и непонимание своей роли в этой фазе общения.

Фаза, о которой идет речь, – разрядка, или снятие эмоционального напряжения.

В учебных пособиях для начинающих социологов овладение ритуалом учтивости вменяется в прямой профессиональный долг. Закончив вопрос, интервьюер поинтересуется у собеседника, курит ли тот, и, если да, предложит сигарету, чтобы выкурить вместе в разговоре о том о сем; если же нет, то найдет другой подходящий способ, чтобы этот завершающий диалог-развязка состоялся.

Вообще-то в процессе съемки сильное эмоциональное напряжение испытывают обе стороны экранного диалога. Равно как и последующую потребность в его снятии. Важно в этот момент не забывать, что ваш собеседник такой же человек, как и вы. Быть «хорошим человеком» на съемке не менее важно, чем быть профессионалом.

Когда разговор документалиста с героем уже позади, наступает стадия процесса общения – то состояние, в котором остается собеседник после разговора. Его желание (или нежелание) принимать участие в будущих интервью. Его представление о том, как следует вести себя в этих случаях. Каждая акция журналиста связана с постоянной опасностью – опасностью для того, кто решился доверить ему свой внутренний мир. Никакое общение не проходит для героя бесследно. Об этом и свидетельствует четвертая фаза – последствия работы журналиста, за характер которой он несет этическую ответственность. Так что позволю себе еще одну, последнюю (последнюю ли?!) заповедь: журналист обязан быть порядочным человеком.

И еще, словно в развитие предыдущих, несколько «заповедей» С. Муратова («Диалог». М., 1977 г.), которые, несомненно, в первую очередь помогут и режиссеру (о котором мы в беседах о тележурналистике чуть не забыли) направить журналиста в «нужное русло».

Пытаясь исследовать взаимосвязь между характером общения и пространством, в котором оно происходит, психологи вывели понятие «личной дистанции». Личное пространство – это психологическая территория, оберегать которую свойственно каждому. Дикие животные подпускают к себе чужака до известных пределов – на дистанцию бегства, после чего скрываются или переходят к активной защите своих владений. Невидимые границы замыкают и индивидуальную территорию человека, имеющую форму своеобразного яйца или кокона, внутри которого – спиной ближе к одному из краев – находится он сам.

Размеры такого кокона зависят не только от наших характерологических особенностей, но и от национально-этических норм общения. Так, флегматичность и несговорчивость северянина представляются южанину чертами не менее очевидными, чем для него – южная словоохотливость и экспансивность.

С нарушением психологического суверенитета мы сплошь и рядом сталкиваемся в повседневной практике, например в общественном транспорте. Яичная скорлупа наших «личных пространств» оказывается здесь разбитой вдребезги, а «территориальные владения» – вдвинутыми друг в друга подобно матрешкам. Как же мы на это реагируем? Никак. Отсутствие реакции и является в таких случаях лучшим ответом. Так срабатывает подсознательный механизм самозащиты.

1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8