Засурский И. Масс-медиа второй республики (1-е издание). ГЛАВА 2 телевидение было гласность

Нельзя сказать, что управленческий аппарат Советского Союза находился в неведении относительно проблем советской экономики. Целью многочисленных реформ, которые проводились под патронажем многих генеральных секретарей, было сократить отставание СССР от стран капитала.

Начало реформ можно отсчитывать с апрельского пленума ЦК КПСС 1985 года, на котором новый генеральный секретарь партии впервые изложил стратегический замысел весьма обширных реформ.

Ключевым словом реформаторской стратегии стало «ускорение», которое тут же было подхвачено партийной пропагандой и средствами массовой информации, стало повторяться ими, как заклинание. «Ускорять», по Горбачеву, нужно было все и вся: и развитие средств производства, и социальную сферу, и деятельность партийных органов, но главное, научно-технический прогресс. Несколько позднее к стратегическим понятиям были добавлены также «гласность» и «перестройка». Гласность означала выявление всех недостатков, препятствующих ускорению, критику и самокритику исполнителей «сверху донизу», а перестройка предполагала внесение структурных и организационных изменений в хозяйственные, социальные, политические механизмы, а также в идеологию с целью достижения все того же ускорения общественного развития. Постепенно, однако, когда выявилось, что «ускорения» не происходит, упор стал делаться на «перестройку», и именно это слово оказалось символом горбачевского курса[1].

В книге «Гласность и советское телевидение» бывший руководитель финской телерадиовещательной корпорации Рейно Паасилинна последовательно показывает, как разворачивались события в СССР в конце восьмидесятых и в чем заключалась роль гласности в общем замысле реформ, а также исследует новую роль телевидения в обществе, ставшую следствием реализации этой политики.

Гласность изначально была не самоцелью, а инструментом демократизации и политических реформ в СССР, которые должны были укрепить социалистический строй. Освобожденная (но управляемая) печать была по сути единственным верным союзником М.С. Горбачева в борьбе с консервативными силами в партаппарате. Особая роль отводилась телевидению. Горбачев первым из советских политиков понял всю его мощь в качестве политического оружия и средства для создания имиджа и проведения курса реформ. Для советского лидера телевидение, по наблюдению Рейно Паасилинна, стало прежде всего инструментом формирования огромной популярности в обществе, которая была так необходима ему для борьбы с консерваторами в партийном аппарате. По мнению финского исследователя, Михаил Горбачев был одним из первых советских политиков, которым удалось использовать возможности ТВ в полной мере. Это проявлялось во всем, вплоть до мелочей. Например, замечая в аудитории камеру, он умело ориентировался на объектив (среди современных политиков во всем мире это уже стало устойчивым профессиональным приемом).

Значение телевидения проявилось в ходе трансляции съезда народных депутатов. По сути дела, первый съезд стал огромной мыльной оперой, которая завораживала всю страну настолько, что улицы пустели. Однако в отличие от тривиальной жвачки «Рабыни Изауры», прямые телетрансляции политических событий, обильный поток документальных и художественных лент о преступлениях коммунизма способствовали политизации масс.

В телевещании была обнаружена сила, о существовании которой никто не подозревал, или, быть может, в которую никто не верил... На телеэкране происходило уникальное развенчивание политической власти. Важные исторические события и люди, партия, система, даже столь тщательно взлелеянные убеждения – ничего из этого не устояло перед взглядом общественности, все было разрушено или уничтожено. Люди узнавали механизмы власти, которые так строго держались в секрете. Наверное, ранее изменения такого масштаба невозможны были бы без физического насилия, но теперь телевидение стало судом нации[2].

В ходе предвыборной кампании Бориса Ельцина в 1990 году его поддержало несколько изданий и ленинградское телевидение. Именно по ленинградскому телевидению, к примеру, показывали кадры разгона демонстрации в Тбилиси и штурма телецентра в Вильнюсе (где телевидение во главе со сформированным местными властями комитетом попыталось занять антимосковскую позицию). Однако вскоре после победы Бориса Ельцина на президентских выборах, зимой 1990–1991 годов Россия создала собственное телевидение, и с мая 1991 года на нем открылось информационное вещание.

Во время августовского путча именно российское телевидение выходило в эфир с выпусками новостей, в которых отражалась позиция российской власти, что можно сказать и о передачах Си-эн-эн, которые ретранслировались по российскому телеканалу, в то время как другие каналы контролировались путчистами. Впрочем, следует отметить, что ГКЧП не смог использовать находившийся в его распоряжении информационный потенциал. По сути дела, комитету так и не удалось найти выход из противоречия между потребностью установить контроль над информационными потоками и необходимостью донести информацию о своих целях до людей, добиться их поддержки. Закрыв все издания, которые можно было отнести к «демократической прессе», и включив «Лебединое озеро» на первом канале телевидения, они тем не менее провели пресс-конференцию ГКЧП по центральному телевидению, на которую были приглашены и журналисты из закрытых газет (причем в первый раз пресс-конференция транслировалась в прямом эфире).

В книге «Гласность и советское телевидение» определяются особенности воздействия телевидения на аудиторию по сравнению с печатью. Для телевидения характерно глубокое эмоциональное (иррациональное) вовлечение зрителя с почти гипнотической силой воздействия. В этом смысле показательна всесоюзная популярность психотерапевтов Кашпировского и Чумака (один из них «давал установки», другой «заряжал» воду). Можно даже сказать больше: увлечение центрального телевидения сомнительными лечебными технологиями, также как и закупки мексиканских сериалов, были отчаянными попытками руководства Гостелерадио направить политически дестабилизирующее воздействие телевидения в сравнительно безопасное русло.

в начало

Бунт пропагандистов

...В 1990 году чистый либерализм казался не «журавлем в небе», а «синицей в руке», он был тем клином, которым можно было беспощадно «выбить» из общества коммунистическую идеологию и сокрушить КПСС, и радикалы подхватили его как главное политическое оружие. Веру в антикоммунизм и либерализм исповедовали тогда не только движение «Демократическая Россия» и входившие в него партии, но также самые влиятельные средства массовой информации. Да и в массовом общественном сознании, резко повернувшем «вправо» с 1989 года, культ либеральной западной цивилизации и одновременно отрицание реального социализма достигли в 1990 высшей точки...[3]

По мере того, как гласность набирала темпы, благосостояние граждан СССР продолжало ухудшаться. Безусловный союзник советского лидера – пресса, поддерживаемая неуклонным общественным интересом, политизацией масс и беспрецедентным ростом тиражей, повернулась против Горбачева.

Средства массовой информации в СССР были глубоко встроены в управленческий аппарат и занимались решением задач в рамках существовавшей общественной системы, тогда как освобождение прессы открыло перед журналистами возможность занять собственную позицию. Поначалу это противоречие было сглажено неослабевающим контролем со стороны Коммунистической партии, который выливался в сотрудничество с важнейшими органами информации в деле проведения в жизнь новой политики руководства ЦК КПСС – гласности и перестройки. В качестве примера можно привести выход на телевидении программы «Прожектор перестройки»" или публикацию, с санкции генерального секретаря, разоблачительных материалов в газете «Московские новости», главным редактором которой был Егор Яковлев.

Однако со временем контроль со стороны партийного руководства за прессой и даже телевидением начал ослабевать. Новая политика демократизации значительно уменьшала возможности по управлению прессой для ЦК и даже генерального секретаря, потому что в какой-то момент выяснилось, что запретить публикацию, уволить журналиста или, тем более, главного редактора невозможно, не поставив под угрозу саму политическую линию партии на демократические преобразования.

1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7

Евгений