1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12

Здесь не время и не место обсуждать, разрабатывать методы телевизионного раскрытия человека перед объективом. Скажу только, что это могут быть:

·         рассказ о себе;

·         лирическое интервью;

·         диспут;

·         импровизация;

·         игра;

·         «подглядывание» (жизнь врасплох).

Это может быть обращение (для той же цели) к посредничеству других искусств – преимущественно к концертному творчеству.

Вероятно, это может быть и телеспектакль. Во всяком случае, нужны, требуются некие предлагаемые обстоятельства, которые помогли бы свободному и естественному раскрытию человека. Термин «предлагаемые обстоятельства» взят нами из арсенала системы Станиславского и возникает здесь, полагаю, вполне закономерно.

Ценность же любой передачи или серии передач, ценность, «телегеничность» любого утвердившегося здесь жанра и определяется в самом конечном счете способностью создать эти вот «предлагаемые обстоятельства», служить раскрытию человека перед телеобъективом.

Вероятно, я бы и закончил на этом рассмотрение данного круга проблем, если бы не только что пришедшее письмо – запоздалый отклик на статью «Телевидение, 1960». Письмо из Ленинграда. Пишет девушка, ей двадцать четыре года, имя ее – Людмила Померанц.

Вот отрывок из этого письма:

«Судя по себе и людям, меня окружающим, – пишет она, – многие ведут очень замкнутый образ жизни: работа, дом, снова работа, иногда кино, театр. А жизнь так многообразна, так быстро идет ее развитие, что многое человек упускает даже в силу недостатка времени...

Я считаю, что человек духовно обогащается не только в обществе книг, но и в общении с умными и опытными людьми. Общение это может быть путем непосредственных встреч и бесед. Но что делать, когда тебя не окружают такие люди?

Здесь может помочь телевидение. (Если бы нам чаще устраивали встречи с такими людьми, как Чуковский, Эренбург!) Может быть, я немного покривила душой, сказав, что вокруг меня нет людей, которые бы могли духовно обогащать друг друга. Но они этого не делают, так как живут очень замкнуто, а встречаясь друг с другом, большей частью молчат...»

Письмо Людмилы Померанц для меня очень существенно. Искренностью своего тона? Да, конечно. Но и не только.

Мне кажется, Людмила почувствовала в телевидении тот дар живых человеческих контактов, о котором я и пытаюсь вести речь. Но она увидела в нем не «эстетическую возможность» – залог будущего развития, а нечто практическое, лично очень важное, от чего в какой-то степени зависит и ее человеческое счастье.

До сих пор я полагал, что поколение Люды («ведь нам уже 24–28”, – читаю в письме) менее всех других связано с телевидением и, уж во всяком случае, ничего не ждет от него для себя. Ее письмо поколебало мою уверенность. Теперь вопрос этот для меня остается открытым.

Телевидение как новая область познания человеческой души и даже как путь к «единому человечьему общежитию» – вот, оказывается, с какой высокой надеждой включает свой голубой домашний экран двадцатичетырехлетняя ленинградка Людмила Померанц!

...Тут уж, как говорится, сам бог велел автору этих страниц сказать «аминь», «пусть будет так» и поставить точку.

Но я почему-то – и совсем не к месту – снова вдруг вспомнил коммунальную квартиру, где девять семей и девять телевизоров; вспомнил реплики троих молодых рабочих парней, не знающих, куда девать свободный вечер, для которых уже сам телевизор стал принадлежностью обывательского мира...

Кто же прав?

Способно ли телевидение лишь зафиксировать разомкнутость контактов или может послужить и тому, чтобы цепь оказалась сомкнута, и по ней прошел ток?

Не будем искать в телевидении ни причину всех бед, ни панацею от них. Пусть и этот вопрос останется для нас как вопрос...

Наш главный вывод: телевидение – в своей идее – поднимает или, скажем даже, утверждает значение человеческой личности, свободу и непосредственность ее выявления, новый, интимный характер ее контактов с широкой общественной средой.

На вопрос – быть или не быть телевидению искусством? – я отвечаю: быть!

Быть! Ибо первоэлемент телевидения – живой человек на экране – уже несет в себе зерно художественности. Экран типизирует человека, экран демонстрирует его характер, экран ставит его в особые отношения со зрителем, со мной.

Но лишь только мы предположим в телевидении искусство или хотя бы возможность искусства, как тут же встает множество новых – еще вовсе не тронутых нами – проблем.

Но это, как писали в старых книжках, уже иная повесть.

к содержанию << >> на следующую страницу

[1] Михоэлс С.М. Статьи. Беседы. Речи. М., «Искусство», 1960, с. 19.

[2] Я уже имел случай заметить и сейчас лишь повторяю, что многие мысли Дзиги Вертова, положенные им в основание документального кинематографа, кажется, с еще большим правом могут быть соотнесены с теорией и практикой телеэкрана.

[3] Дневник Делакруа. Т. 1. М., Изд-во Академии художеств СССР, 1961, с. 10.

1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12