Пиши и продавай!
как написать статью, книгу, рекламный текст на сайте копирайтеров

1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8

Журналисты и власть

Как и многие другие идеи и убеждения, концепция «четвертой власти» не является исключительно российским достоянием. Она отражает самосознание журналистов во многих странах, и именно поэтому в общественном сознании она оказалась связана с прочей либеральной мифологией.

Книга Герберта Альтшулла «Агенты влияния: роль СМИ в жизни общества»[40] («Agents of Power: the role of the news media in human affairs») показалась мне одной из наиболее интересных работ, предпринимающих попытку осмыслить реальные механизмы деятельности масс-медиа – в ней автор с предельной ясностью ставит важнейшие вопросы о СМИ и формулирует ответы на них с неожиданной откровенностью, переступая через многие окостенелые убеждения, укрепившиеся настолько, насколько это обычно происходит с благонамеренным лицемерием и удачными оправданиями.

В основе книги – отказ от традиционного медиа-центричного взгляда на историю прессы, мифа о «четвертой власти» и прочего «журналистского фольклора» (представлений о прессе как о «независимом наблюдателе», «сторожевом псе на службе общества», «оппоненте правительства» и «ответственном за составление повестки дня») – этих мифологем о роли СМИ, которые позволяют различным силам в обществе использовать средства массовой информации в своих интересах. Безусловно, журналисты могут защищать интересы общества, раскрывать преступления, защищать невиновных, поднимать важные темы и так далее, однако в целом для масс-медиа такое поведение при всем желании трудно назвать общепринятым.

Хотя Альтшулл не отрицает пользы профессионального фольклора для журналистов, которым эрзац-убеждения дают ощущение непосредственного участия в жизни общества, сам он определяет роль СМИ иначе. На протяжении всей своей недолгой истории, пишет Альтшулл, средства массовой информации были не более чем слепыми летописцами чужих деяний. Если когда-либо прессе и выпадало играть активную роль, то только потому, что она становилась агентом тех или иных общественных сил или политических движений.

Согласно его определению, подлинная задача СМИ, в осознании которой кроется потенциал самостоятельной роли прессы и журналистов, – описывать картину реальности, благодаря которой у людей появляется возможность принимать сознательные решения. И чем лучше пресса справляется с этой ролью, тем больше ее собственное влияние.

В заключение книги Альтшулл формулирует «Семь законов журналистики», из которых мы приведем здесь только три:

1. Во всех системах СМИ пресса является агентом тех, кто обладает политической и экономической властью. Газеты, журналы и телерадиовещание не являются независимыми, хотя потенциально способны выступать в качестве самостоятельной силы. 2. Содержание средств массовой информации всегда отражает политику тех, кто финансирует прессу. <...> 7. На практике деятельность СМИ всегда отличается от теории[41].

Следует ли добавлять, что последний «закон» Альтшулла применим в первую очередь к «советской» и «рыночной» моделям?

По мнению Колина Спаркса, степень свободы в той или иной системе СМИ определяется тем, как распределена власть в обществе[42]. Особенностью советской системы являлось единство политической и экономической власти в обществе. Безусловно, это различие существенное. Но, с другой стороны, кому бы ни принадлежала власть (будь она политической, экономической или патриархальной) в России или в Америке, СМИ всегда будут выражать ее интересы. Ясно, что коммерческие средства массовой информации в принципе более плюралистичны, чем советская система пропаганды, хотя бы потому, что в капиталистическом обществе количество центров власти возрастает, хотя найдется немало примеров из стран третьего мира, где «рыночная» модель СМИ прекрасно уживается с диктатурой.

Подобно тому, как есть разница между различными системами СМИ, отдельные органы информации могут быть более или менее плюралистичными по сравнению с другими. И тем не менее средства массовой информации склонны к манипуляциям изначально, по своей природе.

Правда, сделав такое масштабное обобщение, необходимо дать пояснения по поводу авторской позиции – в противном случае она покажется необоснованной. Есть огромная разница между теорией коммуникаций в социологии и традицией исследований средств массовой информации и журналистики. В первом случае предметом изучения является вся совокупность общественной коммуникации, тогда как во втором из всего многообразия социальной, групповой и межличностной коммуникации исследуется только циркуляция информации по каналам, имеющим массовую аудиторию, которая собирается и передается с помощью журналистов.

Не вызывает сомнения, что проблема научных подходов, оставшаяся практически за рамками этого исследования, требует особого внимания. Расширение круга проблем, в частности за счет анализа моделей коммуникации, немассовых каналов информации, как традиционных, так и новых ее носителей (начиная с книг и заканчивая CD-ROM), крайне важно в условиях фрагментации аудитории. Это позволит в перспективе получить значительно более подробную картину социальных коммуникаций и, вероятно, прийти к новым (возможно, в корне иным) выводам и подходам – тем более, что многое в этой области уже сделано[43].

За рубежом благодаря усилиям теоретиков уже сформировался массив теории массовых коммуникаций, тогда как в России коммуникационные исследования больше тяготеют к традиции теории журналистики и массовой информации. Это неудивительно: ведь российские масс-медиа в большинстве своем по-прежнему функционируют в рамках той же «концепции», распространяя информацию для масс по вертикальной модели (сверху вниз), фактически не оставляя исследователям пространства для выбора. Следует признать, что в этом отношении и я представляю вашему вниманию отчасти консервативное исследование, полагая, однако, что с помощью критического анализа возможно – вернее, просто необходимо – выйти на новый уровень осмысления происходящего.

Но прежде чем завершить теоретический блок нашего исследования и перейти непосредственно к истории российских СМИ, имеет смысл обратиться к концепциям, вызванным к жизни изменением роли средств массовой информации в обществе, – «общество спектакля» Ги Дебора, «публичное пространство» Юргена Хабермаса, а также теориям информационного общества и «общества знания» Пьера Леви. Всех их объединяет то, что они весьма полезны для анализа роли масс-медиа в обществе и при этом сравнительно мало известны у нас в стране.

в начало

«Общество спектакля» и «публичная сфера»

Обе эти концепции в своем роде классические, носят одновременно критический и фундаментальный характер. Обе являются реакцией на новую роль средств массовой информации как средства социализации и всепоглощающей среды социальной коммуникации, которая выпала на долю СМИ во второй половине двадцатого века.

И та и другая появились задолго до крушения СССР и в свое время могли быть применены по обе стороны «железного занавеса». Разница в том, что одна, описывая картину реальности как спектакля, предлагает как выход полное его отрицание, тогда как другая посвящена анализу позитивной концепции развития публичного пространства.

Книга лидера ситуационистского интернационала Ги Дебора «Общество спектакля»[44] волей судьбы оказала уже некоторое влияние на историю Европы, став источником вдохновения для бунтарей парижской весны 1968 года. Вероятно, для французского дискурса Дебор значил не меньше, чем Маклюэн – для англо-американского.

Общество спектакля – это общество фальсифицированной общественной (социальной, политической, экономической, культурной) и личной жизни. Собственно, одним из признаков такой фальсификации является уже само разделение жизни на «общественную» и «индивидуальную».

Средства массовой информации, которые выступают наиболее очевидным и ярким проявлением спектакля, на самом деле являются не нейтральным полем, а инструментом, жизненно необходимым для продолжения спектакля. Коммуникация больше не происходит напрямую между людьми, но только через средства массовой информации, посредством образов, которые являются одновременно и языком и целью коммуникации.

Спектакль – это мировоззрение общества, превращающееся в самостоятельную псевдореальность. Спектакль не разгоняет тучи религии, а лишь привязывает их к Земле – к миру товаров и образов жизни. В спектакле роль «звезд» заключается в воплощении псевдоиндивидуальности, псевдожизни, идентификация с которой должна компенсировать реальную отчужденность и специализацию. В нашем мире, считает Дебор, бытие давно уже превратилось в обладание, а сегодня обладание трансформируется в представление. «Спектакль – это кошмар плененного современного общества, которое не выражает никаких желаний, кроме желания спать».

По Дебору, спектакль представляет собой самосознание иерархического общества на воссозданном языке мифа, в котором все остальные формы представления больше не используются. В этом смысле самое современное становится также и самым архаичным.

В основе концепции Дебора лежит марксистский классовый подход, а несущую роль играет понятие «пролетариата», класса с отчужденным трудом. Изобилия товаров оказывается уже недостаточно для того, чтобы подавлять пролетариат – и капитализм реагирует на это построением общества нового типа, общества спектакля. В нем реальности больше не существует – она надежно укрыта под многослойным действом, призванным соблазнять и отуплять рабочий класс, делать его пассивным и безвольным, канализируя его энергию на обслуживание существующего миропорядка – мира товаров.

Проблема в том, что пролетариат не может изменить существующее буржуазное общество путем революции. А советская, китайская и прочие попытки подобных преобразований потерпели крах просто потому, что вслед за революцией происходило отчуждение власти от пролетариата и укрепление бюрократического государства. Дебор отрицает попытки любого реформизма и улучшения существующего положения вещей как несущественные и не способные повлиять на конфликт, изначально заложенный в буржуазном обществе – отчуждение труда. Главная революция пролетариата, по Дебору, это революция сознания.

Самым уязвимым местом в концепции Дебора является понятие пролетариата. Сегодня пролетариата как единого класса больше не существует. Современное общество объединено не по классовому признаку, хотя это, разумеется, не означает отрицания понятия классов, скорее очерчивает новые границы его применения. Надежды Дебора, что «советы рабочих» способны пробить стену изоляции спектакля и вернуть пролетариату отчужденный труд, отчужденную жизнь, отчужденную реальность, в конце девяностых мало кому покажутся обоснованными.

Любопытно соотнести концепцию Дебора с критикой коммуникационной утопии французского исследователя Филиппа Бретона[45]. Для Бретона триумф коммуникационной утопии в качестве основной общественной идеологии является свидетельством укрепления индивидуализма и изоляции в обществе и обещанием его полной атомизации в перспективе.

Концепция коммуникационной утопии является спорной, если не сказать провокационной. Дело осложняется еще и тем, что Бретон утверждает, будто коммуникационная утопия доминирует в общественной жизни сегодня, а потому считает нужным отнестись к ней максимально критически. Однако если учесть, что аналогичная критика высказывалась уже в конце шестидесятых Ги Дебором, то становится понятным, почему при чтении антиутопических пассажей Бретона создается ощущение, что он все перепутал.

Ведь если еще до формирования коммуникационной утопии отчуждение и дезинтеграция общества рассматривались как последствия политики капитала, то, быть может, коммуникационная утопия является не столько причиной этих негативных эффектов, сколько реакцией на них – стремлением общества к самоорганизации и коммуникации, в то время как обычные формы общения и традиционные СМИ уже более не способны удовлетворить потребность людей в общении, то есть в объединении. А может быть, отчасти именно стремление к общению и социальной интеграции сделало Интернет ведущей и наиболее перспективной коммуникационной системой – вопреки надеждам и крупным инвестициям коммуникационных компаний в интерактивное ТВ, предполагавших, что потребитель нуждается в большем выборе обычного содержания. Иначе говоря, фрагментация общества сочетается с возрастающим стремлением индивидуумов к коммуникации.

1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8

сайт копирайтеров Евгений