1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 | 22 | 23 | 24 | 25 | 26 | 27 | 28 | 29 | 30 | 31 | 32 | 33

Немного понадобилось для того, чтобы сойти с круга, присоединиться к отвергнутому меньшинству, оказаться на самом дне. Я заказал у одного специалиста две тонкие, очень темные контактные линзы, которые можно было носить днем и ночью. “Теперь у вас такой колючий взгляд, как у южанина”, – удивился оптик. Обычно его клиенты заказывают только голубые глаза.

В мои уже поредевшие волосы я искусно вплел черную прядь. Это сделало меня на несколько лет моложе. Теперь мне давали 26–30 лет. Мне поручали работу, о которой я не мог бы и заикнуться, назови я свой действительный возраст – сорок три года. Таким образом, войдя в роль, я хотя и стал казаться моложе, здоровее и физически сильнее, но одновременно превратился в аутсайдера, в последнее дерьмо. “Немецкий для иностранцев”, которым я пользовался во время моей метаморфозы, был таким неуклюжим и беспомощным, что каждый, кто дал бы себе труд хоть однажды прислушаться к живущим у нас туркам и грекам, заметил бы, что со мной что-то не так. Недолго думая, я отбрасывал окончания, менял порядок слов или просто пользовался слегка искаженным кёльнским диалектом. Тем поразительней был результат: никто ничего не заподозрил. Этих маленьких ухищрений оказалось вполне достаточно. Благодаря такому превращению мне прямо и честно давали понять, что обо мне думают. Роль наивного тугодума защитила меня, позволила мне проникнуть в образ мыслей предубежденного и бездушного общества, мнящего себя таким умудренным, суверенным и всегда правым. Я был дурак, которому, не стесняясь, говорят правду в глаза.

Конечно, я не был настоящим турком. Но чтобы разоблачить это общество, нужно перерядиться; чтобы обнаружить истину, нужно хитрить и лицедействовать.

Я до сих пор не понимаю, как проглатывает иностранец ежедневные унижения, проявления враждебности и ненависти. Но я теперь знаю, что ему приходится выносить и как далеко может зайти презрение к человеку в этой стране. Один из вариантов апартеида имеет место у нас – в нашей стране демократии.

Впечатления превзошли все мои ожидания. Негативные впечатления. В наше время средь бела дня в ФРГ я наблюдал и пережил вещи, о которых, собственно говоря, написано только в учебниках по истории XIX века.

Однако какой бы грязной, изматывающей и невыносимой ни была работа, каким бы обидам и унижениям я ни подвергался, это не только не сломило, но психически закалило меня. На фабриках и на стройке я понял, что такое солидарность, приобрел друзей – друзей, которым по причинам безопасности не имел права сказать, кто я. Все было иначе, чем во время работы в редакции газеты “Бильд”. Все вообще было иначе. Незадолго до выхода книги в свет я доверился кое-кому из них. И никто не поставил мне в упрек мою маскировку. Напротив. Они меня поняли и извинили мне даже провокации, которых потребовала взятая на себя роль. Все же, оберегая моих товарищей, я должен был изменить большую часть имен в этой книге.

Гюнтер Вальраф

Кёльн, 7 октября 1985 года»[7].

Далее следует основная часть рассказа, которая начинается изложением рекламного объявления фирмы «Макдональд»:

«Приятного аппетита!», или Жратва хуже некуда

Многие из наших критиков – большие мастера играть в жмурки. Они даже не дают себе труда выяснить истинное положение дел, не говоря уж о том, чтобы заглянуть за кулисы фирмы «Макдональд». А тот, кто не заглядывает туда, тот не желает видеть правду.

(Текст из помещенной в еженедельнике «Цайт» рекламы фирмы «Макдональд»; реклама занимает целую страницу в номере

от 10.5.1985 года.)

«В последнее время “Макдональд” начала крупное наступление на критиков из объединений потребителей и профсоюзов. “Нападки с их стороны не помешают нам в будущем стремиться к расширению и тем самым предложить большому числу людей, пока еще безработных, постоянное место службы и всяческие возможности продвижения”.

Значит, есть шанс для иностранцев и политических иммигрантов? Непременно пойду к ним, думаю я (Али) про себя. У нас уже есть 207 закусочных “Макдональд”. Скоро их станет вдвое больше. Я (Али) хочу попытать счастья в Гамбурге. Прихожу на площадь Генземаркт, где расположен один из крупнейших немецких филиалов этой американской фирмы, и меня берут.

Теперь я (Али) буду жить в свое удовольствие, ведь наш девиз гласит: “Приятного аппетита!” Во всяком случае, так напечатано в рекламном проспекте. Что это означает?

“Макдональд” – это семейный ресторан, в котором можно хорошо и недорого позавтракать, пообедать и поужинать. Посетив блещущий чистотой ресторан “Макдональд”, вы получите большое удовольствие. Мы рады приветствовать вас у себя в гостях и желаем вам успеха и приятного аппетита!

В ресторане, где работает столь жизнерадостный персонал, я предпочитаю сказать, что мне двадцать шесть. Назови я здесь свой настоящий возраст (43), мне, наверное, не слишком обрадовались бы.

Как и котлетки этой фирмы, и я (Али) получаю упаковку “Макдональда”: бумажный колпак, тонкую рубашку и брюки. На всех предметах написано: “Макдональд”. Похоже, они готовы и самих нас насадить на вертел. На моих брюках нет карманов. Если я (Али) получаю чаевые, рука напрасно шарит по боковому шву, пока наконец я (Али) не отдаю гроши туда, куда и положено, – в кассу. Во всяком случае, этот шедевр портновского искусства не дает возможности иметь носовой платок. Если у тебя из носу течет, то течет на котлетку или с шипением капает на гриль.

Управляющий доволен мной (Али) и хвалит мое умение бросать на гриль котлетки. “Это у вас хорошо выходит. Быстро. Обычно новенькие страшно неуклюжи”. – “Наверное, потому, – отвечаю я (Али), – что я занимаюсь спортом”. – “Каким же?” – “Настольным теннисом”.

Гамбургер – коричневатая застуженная котлетка диаметром 98 миллиметров и весом примерно 125 граммов – подскакивает, как жетон из пластика, когда ее бросаешь на гриль. В замороженном состоянии она звенит, как монета, ударяющаяся о стекло. В готовом, то есть поджаренном, виде ее положено выдерживать 10 минут, но обычно она исчезает значительно раньше. Пролежав некоторое время в размороженном виде, она начинает вонять. Поэтому ее жарят, не размораживая, после чего, обработав специями, заворачивают в разрезанную пополам мягкую, как пена, пшеничную булку и погребают в коробке из пластика. “Булочка с гамбургской котлетой... Сколько изящества в ее мягко изогнутом силуэте! Чтобы оценить его по достоинству, нужно обладать совершенно особым состоянием души”, – всерьез считает основатель фирмы Рэй Крок.

Рабочее место за стойкой узкое, пол скользкий и гладкий, температура раскаленной решетки гриля – 180 градусов Цельсия. Никакой техники безопасности. Собственно, работать следовало бы в перчатках, это, во всяком случае, предписано правилами техбезопасности. Но никаких перчаток нет, и они очень замедлили бы работу. Поэтому у многих, кто там давно работает или работал, ожоги или шрамы от ожогов. Один из служащих незадолго до моего появления угодил в больницу, так как второпях схватился рукой за гриль. Я (Али) в первый же вечер ошпарился брызгами жира.

По своей наивности я (Али) считаю, что моя первая смена заканчивается, как договорено, в три часа ночи. Но замечаю, что на меня (Али) все начинают коситься. Управляющий выговаривает мне (Али) за то, что я ухожу раньше времени. “Я только согласно инструкция”. Он предупреждает меня, что я должен отпрашиваться лично у него, и угрожающим тоном интересуется, убрал ли я уже на улице. Меня только что посылали в моей тонкой рубашке на улицу, в холод декабрьской ночи. Поэтому я отвечаю, что все совершенно чисто. Но одна особенно внимательная служащая замечает неубранные бумажки.

Время – около трех ночи. Управляющий говорит, что меня (Али) вряд ли зачислят на постоянную работу, я недостаточно старателен. И выражение лица у меня кислое. За мной целый день наблюдали. Сегодня, например, я пять минут стоял на одном месте. “Не может быть, – возражаю я (Али), – я летать сюда-туда, потому что этот работа для меня как спорт”.

Я узнаю, что ночные и сверхурочные, следуя негласной инструкции, засчитывают только округленно. Это значит, что сверхурочная работа до получаса оплачивается как час. Но в большинстве случаев не оплачивается. Время учитывается не с того момента, когда приходишь на работу, а с того, когда, уже переодевшись, появляешься на рабочем месте. А когда уходишь – наоборот: сначала отметься, потом переоденься. Так что тебя облапошивают дважды.

Скоро Рождество. Огромный наплыв посетителей. В часы пик – рекордные обороты. Я (Али) получаю 7,55 марки: брутто почасовой платы за работу, которая ничем не отличается от работы на любом конвейере. Кроме того, за час работы присчитывают еще одну марку на еду. Через восемь часов управляющий говорит мне, что я (Али) могу теперь спокойно выбрать себе что-нибудь из меню “Макдональда”. Когда я (Али) спрашиваю, где взять нож и вилку, всем становится весело. Искать столовый прибор у “Макдональда” – да это анекдот про сумасшедшего. Все хохочут до упаду.

Я работаю на виду у клиентов. Я (Али) вижу их, а они – меня. Я (Али) не могу хотя бы на короткое время отойти, чтобы в этой жаре выпить глоток пива: знай жарь, готовь гарнир, клади побольше горчицы – от этого ужасно хочется пить.

Один гамбургер – один огурец, двойная порция – два огурца плюс приправы: шприц рыбной пасты, шприц куриной пасты, шприц соуса “Большой Мэк”. Приходится напрягаться из последних сил, со всех сторон идут заказы: нужно добавить слойку с яблочным повидлом или рыбной пасты. Не успев отмыть руки от рыбы, кидаешься снова к очередной котлетке. В перерыве я (Али) организую дегустацию здешних блюд. Пробую цыпленка, а он подозрительно отдает рыбой. И слойка, господи, неужели и она припахивает рыбой?

Только через некоторое время я соображаю, в чем дело. Мы храним растопленный жир в огромных чанах. Вечером жир из каждой ванны через один и тот же фильтр выливается для дальнейшего употребления. Иными словами, жир, в котором жарились яблочные слойки, рыба, цыплята, пропускается через один и тот же фильтр. Одна и та же фильтровальная бумага используется для десяти ванн.

Когда в часы пик у стоек выстраиваются очереди, мы совершенно сбиваемся с ног. Из зала нас то и дело поторапливают окриками “быстрей!”. Поэтому я (Али) думаю, что хорошо бы вынимать котлетки чуть раньше. Но управляющий (он не носит бумажного колпака) ставит меня (Али) на место: “Думать вообще не ваше дело, думают машины. Вынимайте, когда машина запищит, и не учите ученого”. Я (Али) так и делаю. Но через пять минут снова появляется управляющий. “Почему так медленно?” – “Вы сказал, машина думать, и я теперь ждать”. – “А какого черта должны ждать клиенты?” – “Я не знал, кто здесь приказывать: вы или машина, который пищит? Как надо быть? Вы сказал, я слушал”. – “Извольте ждать, пока машина просигналит, понятно?” – “Все ясный”.

Магическое заклинание, волшебные слова здесь: “скорость обслуживания”. Считается, что “цель сервиса в том, чтобы никто никогда не стоял в очереди”. Управляющим филиалами фирмы рекомендуются разного рода уловки. Лозунг такой: “Минута ожидания у стойки – это слишком долго. Это предельный максимум для человека в очереди. Поставь себе цель: свести время ожидания к 30 секундам. Чем быстрее обслуживают в твоем ресторане, тем прочнее ты занимаешь место управляющего. В течение ближайшего месяца сконцентрируй свое внимание на скорости обслуживания. Вычеркни из словаря слово “медленно”. Два процента оборота зависят от быстроты твоей реакции. Да здравствует скорость!”

“Fast-food” – здесь действительно минутное дело, хотя некоторые из нас, кто не слишком хорошо понимает английский, искренне считают, что fast-food значит “почти еда”.

1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 | 22 | 23 | 24 | 25 | 26 | 27 | 28 | 29 | 30 | 31 | 32 | 33