1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 | 22 | 23 | 24 | 25 | 26 | 27 | 28 | 29

1158

1757

1914

1293

1818

Надо учитывать то, что тиражи газет значительно превосходили журнальные, и особенно то, что газеты выходили значительно чаще журналов и несли самую оперативную информацию. Поэтому этот тип издания и получил поддержку у капитала, но созданный цензурный режим, а также произвол местной бюрократии сдерживали в XIX в. вкладывание денежных средств в газетно-журнальное производство: как отмечалось выше, трудно было получить разрешение на выпуск газеты, цензура все чаще стала использовать экономическое давление на журналистику (запрещение розничной продажи, публикации платной рекламы, штрафы и др.).

Архаизм взаимоотношений власти и журналистики может проиллюстрировать такой факт: цензурное ведомство вплоть до 1905 г. руководствовалось в своей работе уставом о цензуре, в основе которого лежали Временные правила о печати 6 апреля 1865 г., обросшие десятками новых законодательных актов, циркуляров, указаний. Устав о цензуре представлял собой целую брошюру в 60 страниц, включал 302 статьи, закреплявшие богатый опыт русской цензуры. Но с ростом аудитории, развитием общественной мысли, периодической печати, особенно провинциальной, стали остро ощущаться противоречия между цензурными узаконениями и отсутствием правового обеспечения журналистского творческого процесса.

в начало

БОРЬБА ЗА СВОБОДУ ПЕЧАТИ: 1905–1907 гг.

Поляризация политических сил в стране. Союз в защиту свободы слова. Новые цензурные законы. Теоретическое осмысление новых проблем журналистики.

Деятели провинциальной прессы неоднократно выступали против дискриминации местной периодики. Показательно в этом отношении обсуждение правового ее положения в 1901 г. в газете «Приазовский край», как раз тогда, когда в Ростов-на-Дону прибыл начальник Главного управления по делам печати князь Н.В. Шаховской, совершавший поездку по городам Юга России. Газета поместила серию статей видного публициста Я.В. Абрамова о провинциальной печати, а также опубликовала статьи «Из истории нашей цензуры», «Из истории цензуры в Ростове-на-Дону» И.Я. Алексанова. Я.В. Абрамов показал неравноправное положение столичных и провинциальных изданий. Первые выходили без предварительной цензуры в отличие от местных, кроме особо преданных правительству «Южного края», «Киевлянина», «Виленского вестника». Столичные газеты могли быть приостановлены цензурой на срок не более 6 месяцев после получения 3 предварительных предостережений, местные же газеты – без всяких предостережений и сроком до 8 месяцев. Причем более половины приостановок цензурой провинциальных газет, отмечает Абрамов, падает именно на 8 месяцев, что «обыкновенно влекло за собою полную потерю подписчиков и прекращение самого издания» вообще.

Кроме того, в губернских городах в отличие от столиц цензуру осуществляли губернаторы. Местные чиновники действовали по своему усмотрению, без всякого контроля, что обычно вело при цензуровании к крайнему субъективизму. В статье «Кому нужно молчание провинциальных газет?» Я.В. Абрамов высказывает мнение, что их безгласие нужно не государству, а тем, кто боится света, гласности, что весь опыт цензуры местной периодики, ее жалкое состояние являются основанием осуждения существования предварительной цензуры.

В это же время несколько редакторов провинциальных газет подали докладную записку князю Н.В. Шаховскому, где поднимали вопрос о необходимости внести изменения в существующий цензурный устав. Они предлагали заменить административные взыскания, налагаемые на газеты, наказаниями по суду; уравнять права провинциальных газет со столичными относительно выхода без предварительной цензуры; пересмотреть ту массу циркуляров, которые издавались в течение нескольких десятилетий и продолжают действовать до настоящего времени; предоставить подцензурным газетам право перепечатывать без предварительного просмотра статьи и заметки из официальных органов – «Правительственного вестника», журналов министерств и т.п.

Более радикальный подход к решению проблемы свободы печати отражен еще в одном документе тех лет – резолюции, выработанной деятелями петербургской журналистики и опубликованной в 1902 г. в заграничных изданиях: «Полная и безусловная отмена предварительной цензуры – как цензуры до напечатания или разрешительной, так и цензуры до обнародования или запретительной; полная отмена системы административных взысканий, ответственность за правонарушения только перед гласным и независимым судом; широкое, без всяких ограничений административной властью, предоставление законом о печати свободного обсуждения вопросов общественной и государственной жизни; явочный порядок возникновения всех без исключения органов, на каком бы языке они ни издавались».

Эти требования, высказанные литераторами начала XX в., уже включали в себя опыт предшествовавших петиций такого рода 60-х годов прошлого века и прошения писателей (Д.В. Григоровича, Д.Л. Мордовцева, М.Н. Альбова, К.М. Станюковича, Н.К. Михайловского, П.И. Вейнберга, К.К. Арсеньева, князя М.Н. Волконского, Н.С. Лескова, М.О. Меньшикова), поданного на высочайшее имя 8 января 1895 г.

Внимание к правовому положению журналистики обострилось в связи с 200-летием русской печати, отмечавшимся в 1903 г. 2 января почти все газеты поместили статьи, оценивающие роль прессы в жизни общества. Особенно удачно отметили юбилей «Русские ведомости», посвятившие ему две статьи и фельетон В.Е. Якушкина, и журнал «Право», опубликовавший в двух первых номерах статью К.К. Арсеньева «Русская печать на рубеже третьего столетия своего существования». Московская синодальная типография к юбилею перепечатала петровские «Ведомости» и выпустила брошюру с описанием материалов и оригиналов газеты с 1703 по 1727 г., а также книгу «Государев печатный двор». Но во всех этих и других мероприятиях, посвященных юбилею, превалировал исторический аспект.

В 1903 г. вышла книга известного юриста и публициста К.К. Арсеньева «Законодательство о печати», по мнению В.А. Розенберга, «выдающееся явление нашей литературы», где автор заявляет о том, что «до сих пор мы видели только случайные мимолетные, но не полные ее (свободы печати. – Г.Ж.) проблески; хочется верить, что приближается пора ее расцвета», а также «Сборник статей по истории и статистике русской периодической печати 1703–1903 гг.», подводивший итоги развития русской журналистики за 200 лет. В нем была помещена статья Г. Градовского «К 200-летию печати. Возраст русской публицистики», в которой автор показывает последствия цензурного режима для развития журналистики и подчеркивает, что «и теперь еще область цензуры безгранична». Итогом деятельности цензуры, по Градовскому, является то, что настоящей политической печати – публицистике в ближайшем будущем исполнится лишь 40 лет. «Политическую мысль гнали в дверь, – замечает автор статьи, – а она входила в окно, политическая мысль, общественное сознание, стремление к обновлению пролагали себе дорогу в отделах критики, в повестях и комедиях, в баснях и стихотворениях. Теснили политическую печать, политическую мысль внутри, она переходила за пределы России и оттуда оказывала влияние на наше умственное развитие».

Главное управление цензуры по делам печати тоже по-своему отметило 200-летие русской печати, сделав незначительную уступку провинциальной прессе: именно в 1903 г. законом от 8 мая в 7 крупных городах – Владивостоке, Екатеринославе, Нижнем Новгороде, Ростове-на-Дону, Саратове, Томске, Харькове были введены должности отдельных цензоров, чем произвол губернатора и его чиновников был заменен цензурой профессионалов.

Поляризация политических сил во внутренней жизни страны, начавшая отсчет в прошлом веке, продолжала развиваться. Именно в это время начинают более активно формироваться социалистические оппозиционные партии, особенно социалистов-революционеров, избравших тактику террора против реакционных на их взгляд правительственных сил. Были убиты два министра внутренних дел – Д.С. Сипягин в 1902 г. и В.К. Плеве в 1904 г. На этот пост в 1904 г. на короткое время (до января 1905 г.) приходит князь П.Д. Святополк-Мирский, провозгласивший «эпоху доверия». При этом он сразу же обратился к журналистам, заявив: «Я придаю большое значение печати, особенно провинциальной». Новый министр выразил пожелание, чтобы она помогала «правительству в трудном деле управления». Встречи князя П.Д. Святополк-Мирского с редакторами и журналистами стали регулярными. На них он подчеркивал свое личное стремление дать большую свободу печати.

Однако трагические события русско-японской войны вызвали резкую критику власти в печати, она коснулась даже царя в статье о падении Порт-Артура, опубликованной А.С. Сувориным в своей газете «Русь». В связи с такого рода выступлениями прессы министр внутренних дел князь П.Д. Святополк-Мирский получил упрек от Николая II, указавшего ему на то, что тот «распустил печать». В своем ответе министр отметил неопределенность правового положения журналистики и высказал мнение о необходимости пересмотра закона о печати, так как все сдерживающие ее средства в новых условиях малоэффективны, а «предупреждения действуют как рекламы для газет» (министр имел в виду пример с газетой «Русь», популярность которой после инцидента со статьей о Порт-Артуре выросла).

Князь П.Д. Святополк-Мирский добился выхода именного высочайшего указа сенату, появившегося в «Правительственном вестнике» 14 декабря 1904 г. В нем говорилось о необходимости «устранить из ныне действующих о печати постановлений излишние стеснения и поставить печатное слово в точно определенные законом пределы, предоставив тем отечественной печати, соответственно успехам просвещения и принадлежащему ей вследствие сего значению, возможность достойно выполнять высокое призвание быть правдивою выразительницею разумных стремлений на пользу России». В соответствии с указом царя, Комитет министров на заседаниях 28 и 31 декабря решил отменить некоторые из действовавших постановлений о печати, признанных им наиболее стеснительными, точнее определить смысл положений о воспрещении розничной продажи печатных изданий, раскрытии имен авторов статей, предоставив министру внутренних дел право войти в Государственный совет с этими вопросами и «образовать особое совещание для пересмотра действующего цензурного законодательства и для составления нового устава о печати». 21 января 1905 г. царь Николай II утвердил намеченные меры. Он назначил члена Госсовета, директора императорской публичной библиотеки Д.Ф. Кобеко председателем особого совещания, вошедшего в историю как комиссия Кобеко.

Однако меры, предпринимаемые властью, постоянно запаздывали. Кровавое воскресенье 9 января 1905 г. прозвучало сигналом к началу революции. Ситуация в журналистике вышла из-под всякого контроля власти, которая попыталась замолчать события 9 января. В связи с этим в Петербурге в помещении газеты «Новое время» состоялось совещание редакций ежедневных газет, независимо от их направления. Несмотря на единодушный первый протест такого рода, выступление петербургских журналистов в защиту свободы слова закончилось тем, что они получили разрешение опубликовать небольшую информацию: «О событиях 9 января и последующих дней мы имеем возможность печатать только правительственные сообщения, официальные сведения и известия, пропущенные цензурой г. С.-Петербургского генерал-губернатора». Этим событием началась открытая борьба столичных журналистов с цензурой.

Комиссия Кобеко, состоявшая как из оппозиционных, так и поддерживающих власть сил: юристов А.Ф. Кони, почетного академика К.К. Арсеньева, редакторов А.С. Суворина («Новое время»), М.М. Стасюлевича («Вестник Европы»), Д.И. Пихно («Киевлянин»), Н.В. Шаховского (от МВД) и др., приступила к заседаниям 10 февраля 1905 г. По 18 декабря было проведено 36 заседаний, на которых проходили обсуждения поставленных вопросов в острой полемике, особенно о положении национальной прессы, о явочном порядке издания газет и журналов. Вероятно, то, что за окнами помещений, где заседала комиссия, бушевала революция, сказалось на ее решениях. Например, она проголосовала за явочный порядок: 15 – за, 8 – против. Уже к маю комиссия выработала проекты нового устава и «вызываемых изданием нового устава о печати изменений и дополнений уголовного уложения и устава уголовного судопроизводства».

Цензурное ведомство было в панике, но руководящие структуры государства не могли найти устраивающего их решения. 25 мая 1905 г. Николай II, например, писал министру внутренних дел А.Г. Булыгину: «Печать за последнее время ведет себя все хуже и хуже. В столичных газетах появляются статьи, равноценные прокламациям с осуждением действий высшего Правительства». Царь советовал министру давать директивы печати, «воздействовать на редакторов, напомнив некоторым из них верноподданнический долг, а другим и те получаемые ими от Правительства крупные денежные поддержки, которыми они с такой неблагодарностью пользуются». И Булыгин ничего не смог придумать лучшего, как начать реорганизацию всей системы правительственной пропаганды, кончившуюся в основном обновлением «Сельского вестника».

Правительство во главе с С.Ю. Витте вело втайне от членов комиссии работу над реальным законодательным документом. Причем сам Д.Ф. Кобеко готовил его, о чем и сообщил 15 октября комиссии, что вызвало негативную реакцию ее членов. А.С. Суворин, сенатор И.А. Зверев, А.Ф. Кони, академик Н.Я. Сонин выразили протест (двое последних перестали участвовать в заседаниях). Таким образом, комиссия Кобеко послужила ширмой прикрытия действий власти и фактически завершила свою деятельность ничем.

16 октября состоялось новое собрание столичных журналистов уже в редакции газеты «Наша жизнь», где речь шла о необходимости профессиональной организации журналистов и постановили не соблюдать цензурных запретов по статье 140 устава. На следующей встрече решили, что бюро из представителей всех изданий составляет особые чисто фактические бюллетени о событиях, объявленных цензурой под запретом. При этом все газеты обязаны были опубликовать их в неизменном виде. На собрании разгорелся спор по поводу того, как поступать, если на то или другое издание обрушатся цензурные кары. Одни выступили за то, чтобы в ответ на репрессии прекратить выпуск газет, другие – за оказание помощи пострадавшему изданию.

Однако революционные события решили по-своему: забастовка рабочих, печатников прекратила издание всей периодики до 17 октября. И лишь Совет рабочих депутатов имел возможность выпускать свои «Известия», а также продолжал выходить «Правительственный вестник». В этой обстановке состоялось второе общее собрание журналистов, на котором был создан Союз в защиту свободы печати.

Власть попыталась остановить начавшийся процесс освобождения журналистики от цензуры. 17 октября 1905 г. был обнародован Высочайший манифест, по которому населению «даровались незыблемые свободы на началах действительной неприкосновенности личности, свободы совести, слова, собраний, союзов». Манифест послужил основой для выработки «Временных правил о печати».

Но после его обнародования Главное управление по делам печати в циркуляре разъяснило своему аппарату: «Впредь до издания нового закона все законоположения, определяющие деятельность учреждений и лиц цензурного ведомства, остаются в полной силе». Самое же отношение цензуры к произведениям печати должно коренным образом измениться, но по-прежнему цензоры должны руководствоваться старым уставом. Власть сделала реальную уступку, отменив все циркуляры, изданные на основе 140-й статьи устава и воспрещавшие обсуждение в прессе того или иного вопроса.

В целом такое решение проблем не удовлетворило журналистов. 19 октября собрание представителей печати и книгоиздательств решило выпускать газеты и журналы без цензуры, помогая друг другу в борьбе за свободу слова. Новая политическая сила – Совет рабочих депутатов подошел к вопросу еще более радикально, заявив со страниц «Известий» 19 октября: только те газеты могут выходить в свет, редакторы которых игнорируют цензурный комитет и не посылают туда номеров. Рабочие типографий стали вмешиваться в производственный процесс и диктовать свою волю. Так, наборщики «St.-Petersburger Zeitung» потребовали от редактора поместить вместо царского Манифеста передовую статью «Известий» Совета. Союзу в защиту свободы печати пришлось урегулировать и эту проблему. В результате переговоров представители рабочих признали его точку зрения о том, что «рабочие печатного дела не вмешиваются во внутренний строй газетного дела».

Только 22 октября в столице газеты возобновили выход. К этому времени Союз в защиту свободы печати выработал от имени всей печати «Справку», содержавшую в одной части предложения к новому закону о печати:

1)      явочный порядок возникновения изданий;

1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 | 22 | 23 | 24 | 25 | 26 | 27 | 28 | 29