1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 | 22 | 23 | 24 | 25 | 26 | 27 | 28 | 29

Эти слова о мире были более актуальны в послевоенный период, так же как и пышная цитата из выступления В.М. Молотова, где в одном абзаце уместились формулы славословия в честь вождя: «Мудрый и испытанный вождь Советского Союза – Великий Сталин», «Генералиссимус Сталин», и «великий вождь и организатор».

Вообще сталинская редактура биографии насквозь пронизана, стремлением усилить значительность собственной персоны в истории. Он даже делает некоторые тактические уступки по сравнению с первым изданием, отражающие его понимание неколебимости своего положения в послевоенных условиях. В тексте появляются фразы, которых ранее не было, и которые как бы документируют мифологию:

«...вместе с т. Цхакая руководит» работой Кавказского союзного комитета РСДРП; под руководством Сталина и Джапаридзе (вставлена фамилия) в декабре 1904 г. проводилась грандиозная стачка бакинских рабочих; (появляются фамилии) – Фиолетова, Саратовца (Ефимов), Вацека и др.

Убрано (слово «предатель») «В ссылке Сталин резко бичует «тухлую беспринципность» Троцкого».

В то же время цензор-редактор не страдает излишней скромностью. Он явно поражен харизматической болезнью. Так, в абзаце о смерти Ленина, который характеризуется без особых эпитетов – «вождь и основатель партии большевиков, вождь трудящихся всего мира», Сталин редактирует текст составителей:

«Сталин – лучший сын большевистской партии, достойный преемник и великий продолжатель дела Ленина»

Дополняет

новым эпитетом: «выдающийся ученик Ленина».

Судя по вставкам, Сталин был особенно озабочен тем, чтобы представить себя великим теоретиком, каковым и пытаются показать его авторы биографии, но их усилий ему кажется недостаточно.

«Сталин разработал и претворил в жизнь практически теорию коллективизации сельского хозяйства». (Заменено слово «учение» на слово «теория».)

Вписан целый абзац

«поставлен во весь рост женский вопрос, вопрос о положении женщин, о женском труде... дал ему правильное решение».

Значительной правке в этом направлении подверглось место биографии о военном периоде:

«В сражениях, в которых товарищ Сталин руководил советскими войсками, воплощены образцы военного оперативного искусства».

Вставлено

«Товарищ Сталин развил дальше передовую советскую военную науку». (Вставлено «выдающиеся» образцы.)

Интересна попытка И.В. Сталина посягнуть на ленинскую теорию революции и государства, о чем можно судить по приведенному примеру:

«Сталин развил дальше ленинскую теорию социалистической революции. Он конкретизировал теорию о возможности построения социализма в одной стране и пришел к выводу о возможности построения коммунизма в нашей стране и в том случае, если сохранится капиталистическое окружение. Этот вывод товарища Сталина обогащает ленинизм. Но то, чего в вопросах теории государства не успел сделать Ленин, сделал Сталин». (Вписаны слова «конкретизировал теорию» и «пришел к выводу»).

Фарисейство И.В. Сталина – цензора-редактора особенно показательно, когда он в двух абзацах развивает совершенно новый тезис, отсутствовавший в тексте, о руководящем ядре партии:

«Руководителем этого ядра и ведущей силой партии и государства был товарищ Сталин. Мастерски выполняя задачи вождя партии и народа и имея полную поддержку всего советского народа, Сталин, однако, не допускал в своей деятельности и тени самомнения, зазнайства, самолюбования. В своем интервью немецкому писателю Людвигу, где он отмечает великую роль гениального Ленина в деле преобразования нашей родины, Сталин просто заявляет о себе: “Что касается меня, то я только ученик Ленина, и моя – цель быть достойным его учеником”».

Любопытно отметить, что сначала Сталин вместо «просто заявляет» написал «скромно заявляет», но, почувствовав перебор, исправил текст. В этом эпизоде ощущается внутренняя полемика с так называемым ленинским завещанием, где давалась совсем другая характеристика особенностям характера Сталина. В биографии же скромность вождя поистине не имела границ: он выставил себя не только «руководителем руководящего ядра партии», но и «вождем партии и народа», «гения с полководческим даром» и т.п., приписал себе авторство «Краткого курса»:

«В 1938 году вышла в свет книга “История ВКП(б). Краткий курс”, написанная товарищем Сталиным и одобренная комиссией ЦК ВКП(б)».

История с биографией И.В. Сталина – классический образец сращивания цензуры и редактуры в журналистско-издательской практике советского периода. Причем этот поучительный пример, рассмотренный на столь высоком уровне – цензора цензоров, был характерен и для обычных редакторов.

Сталин был основным вдохновителем и организатором тотального господства многослойной партийной цензуры. Она впитала в себя многие явления культуры: партийную и литературную критику, редактуру (текста, издания, книги и др.); поставила на свою службу такое мощное средство воздействия на социальную жизнь общества, как журналистику. Последняя, выступая в этом качестве, присвоив себе функции цензуры, могла заставить крупного писателя как бы пересоздать свое произведение (к примеру, А. Фадеева), или написать роман, повесть, стих, очерк по страницам во многом ею фальсифицированной истории (например, роман А. Толстого «Хлеб»), или способствовать замалчиванию определенной исторической фигуры, большого поэта, писателя, публициста (С.А. Есенин, М.А. Булгаков, М.М. Зощенко, А.П. Платонов, А. Ахматова и др.); наконец, просто заново переписать биографию, судьбу политика, государственного деятеля (Н.И. Бухарин, Л.Д. Троцкий и др.). Мы приводим, так сказать, негативные примеры, но то же самое можно было бы говорить о мифологизированных приукрашенных житиях вождей, членов Политбюро, включая и Генерального секретаря.

Не все мирились с отведенной им со стороны Сталина судьбой. М.А. Булгаков в отличие от многих других литераторов пытался сопротивляться предоставленной ему режимом доле. Получило известность и распространение его письмо «Правительству СССР» от 28 марта 1930 г. Оно содержало призыв к свободе печати: «Борьба с цензурой, какая бы она ни была и при какой бы власти она ни существовала, – мой писательский долг, так же, как и призывы к свободе печати». Булгаков дает уничтожающую характеристику цензурного режима тех лет, воспитывающего «илотов, панегиристов и запуганных и услужающих», убивавшего творческую мысль. Несмотря на особые отношения с И.В. Сталиным, единственно, что добился писатель – это избежать физических репрессий против себя.

И.В. Сталин, желая обессмертить свое имя, подталкивал литераторов к созданию произведений о себе. Это коснулось А.Н. Толстого, выполнившего «социальный» заказ, М. Горького, разочаровавшего ожидания вождя, М.А. Булгакова и др. Булгаков решил эту проблему как художник. Его пьеса «Батум» выполняет сверхзадачу, имеет второй, не сразу видимый пласт, подтекст, раскрывающий истинное отношение писателя к герою и героическим событиям, в которых тот участвует. «Сомнительной и вызывающей была, по сути, вся пьеса, – приходит к выводу историк театра А. Смелянский, – в которой сталинская эпоха была развернута и сопоставлена с полицейской практикой русского самодержавия начала века». Сталин – внимательный читатель творчества Булгакова, вероятно, ощутил это. Пьеса «Батум» была запрещена.

Генеральный секретарь хорошо понимал силу М.А. Булгакова как художника слова. Он 15 раз смотрел его пьесу «Дни Турбиных», что зафиксировано в канцелярии МХАТа, и считал, что от спектакля остается «благоприятное для большевиков» впечатление, что он – «демонстрация всесокрушающей силы большевизма». Но, конечно, не считал Булгакова «своим» и постоянно контролировал его творчество. Дважды, 14 и 30 января 1929 г. вопрос о пьесе писателя «Бег» слушался на цензурном ареопаге – заседаниях Политбюро ЦК ВКП(б). Была создана особая комиссия из «спецов по драматургии» К.Е. Ворошилова, Л.П. Кагановича, А.П. Смирнова. Политбюро высказалось против постановки пьесы в театре. Но окончательно ее судьбу решил приговор Сталина: «”Бег” в том виде, в каком он есть, представляет антисоветское явление». Эти слова Сталина из письма драматургу В.Н. Билль-Белоцерковскому от 2 февраля 1929 г. стали широко известны, что сказалось и на отношении цензуры к творчеству М.А. Булгакова.

Сам писатель подводит итог в письме брату Николаю Афанасьевичу 24 августа 1929 г.: «Теперь сообщаю тебе, мой брат: положение мое неблагополучно. Все мои пьесы запрещены к представлению в СССР и беллетристической ни одной строчки моей не напечатают. В 1929 г. совершилось мое писательское уничтожение». Уже после 1927 г. М.А. Булгаков фактически не мог публиковать никаких произведений, хотя это были годы его творческой зрелости, создания такого шедевра, как «Мастер и Маргарита». По подсчетам писателя, за 10 лет его литературной работы (1920–1930 гг.) в прессе страны был помещен 301 отзыв о его творчестве, в том числе 298 «враждебно-ругательные».

Легендарно-мифологический налет в отношениях Сталина с некоторыми литераторами (М. Горьким, М.А. Булгаковым, О.Э. Мандельштамом и др.), его контакты с ними, неформальные встречи с литераторами, к примеру, в доме Горького порождали иллюзии о том, что главный цензор страны может понять душу писателя, поддержать его в борьбе с цензурой и т.п., что и отразилось в посланиях к нему. Сталин возродил в практике советской цензуры персональную цензуру, которая использовалась до революции монархами (вспомним хотя бы опыт Николая I). Вероятно, этот пример вдохновлял и советского вождя. Такая форма цензуры стала явственно проявляться с 1927 г. Художники слова как чуткие барометры отметили усиление единоличной власти, установление нового режима своеобразными письмами к власть имущим.

В первом номере журнала «Новый мир» этого года было помещено письмо Б.А. Пильняка, который пытается опровергнуть резкую критику в свой адрес после выхода «Повести непогашенной луны» (Новый мир. 1926. № 5). Большая часть тиража журнала, где она печаталась, была конфискована и не дошла до подписчика. В следующем номере «Нового мира» известный по тем временам литературный критик А.К. Воронский уже рассматривал повесть как «злосчастную клевету на нашу партию». На самом деле Б.А. Пильняк в своем произведении, как отмечает современный литературовед Т.Ф. Павлова, «провидчески определил и показал зачатки культа личности, пока еще скрытые под личиной железной партийной дисциплины. Человек становится игрушкой в руках кукловодителя, теряя право даже на собственную жизнь». Но сначала 10 октября 1926 г. Б.А. Пильняк обратился с письмом к председателю Совнаркома А.И. Рыкову, затем – 28 ноября – в редакцию «Нового мира». В письмах литератор объясняется и кается. Интересно, что он пишет именно председателю СНК как главе Советской власти. Пройдет немного времени, и писатели, осознав, кому принадлежит реальная власть, станут обращаться к Генеральному секретарю партии большевиков. Само появление в те годы такого жанра, как письмо к вождю со стороны литератора, симптоматично. Его использовали Б.А. Пильняк, М.А. Булгаков, позднее – известный юморист М.М. Зощенко. Находясь под прессом недобросовестной критики и цензуры, он неоднократно апеллировал к авторитету Сталина. 26 ноября 1943 г. он обращается к нему с письмом, где разъясняет ситуацию с выходом в свет его произведения «Перед восходом солнца», 27 августа 1946 г. после погромного постановления ЦК партии Зощенко снова посылает письмо Сталину с оправданиями против несправедливой критики в свой адрес.

Образ всезнающего, всевидящего, всемогущего вождя, созданный советской пропагандой и журналистикой, сталинская хитроумная тактика по отношению к литераторам породили практику таких писем, бывших выражением надежды на изменение положения, в которое был загнан литератор или публицист цензурным режимом. Нередко эти исторические документы рассматриваются как покаяние. На наш взгляд, это не совсем справедливо. В тех условиях это был смелый шаг литератора, его протест против клеветнической критики, содержавшей политический донос, против тяжкой цензуры, отстаивание возможности творить.

Персональная цензура, редактура-цензура, художественно-литературная критика как цензура привели к тому, что целые поколения были лишены возможности познать творчество М.А. Булгакова, М.И. Цветаевой, С.А. Есенина, Н.А. Клюева, А.П. Платонова и др. Судьбы писателей, поэтов, публицистов были сломаны ударами такого рода цензуры и критики, репрессиями через прессу. Пышным цветом на долгие годы расцвела самоцензура. «Реалии общественных отношений, само их состояние, хочешь не хочешь, приводит людей к «самоцензурованию» – основной, по сути, форме идейно-партийного надзора в коммунизме, – пишет в книге «Новый класс» Милован Джилас. – Как в средневековье, когда, прежде чем решиться на творческий акт, художник должен был хорошо уяснить себе, чего «ждет» от его работы церковь, так и в коммунистических системах для начала необходимо «глубоко проникнуть» в образ мыслей, а нередко и в «нюансы» вкуса того или иного властелина. Цензуру (самоцензуру) подают под соусом “идейной помощи”». Необходимо сделать оговорку: самоцензура самоцензуре рознь – она в той или иной степени характерна для любого общества как личностная корректива отношений между индивидуумом, творцом и управленческими структурами, создающими определенный цензурный режим, а также и общественным мнением.

Начиная с 30-х годов и до своей смерти за всей идеологической и цензурной вакханалией стоял главный цензор-дегустатор, воспитатель и вдохновитель цензоров – руководитель партии и государства И.В. Сталин. Его вкусом, мановением руки, настроением часто определялась судьба художника слова, публициста или журналиста. И в этом отношении никто не был застрахован от такого цензора, даже самые правоверные, о чем свидетельствует история с Д. Бедным – заслуженным революционным, пролетарским, своим партийным поэтом со времен «Правды» 1912–1914 гг.

В начале 20-х годов почти в каждой газете и журнале страны публиковались его стихи, басни, памфлеты и др. Популярность Д. Бедного была огромной. Сталин был в хороших отношениях с поэтом. В письме к нему 15 июля 1924 г. он назвал его стихотворение «Тяга» жемчужинкой и выразил надежду, что поэт создаст еще много таких произведений. Но сложности пути советской сатиры сказались и на творческой судьбе Д. Бедного. Он был обвинен коллективным цензором в лице ЦК партии в том, что слишком увлекся критикой: она у него стала «перерастать в клевету на СССР, на его прошлое, на его настоящее». Вывод Сталина был несправедлив и суров: ошибки поэта рассматривались им как «клевета на наш народ, развенчание СССР, развенчание пролетариата СССР, развенчание русского пролетариата». Не менее сурово было встречено партийной цензурой либретто оперы «Богатыри», созданное Д. Бедным в 1936 г. Его попытка преподнести известные былинные персонажи с юмором была воспринята как издевательство над народными идеалами. Политбюро запретило спектакль. 15 ноября «Правда» напечатала разгромную статью председателя Всесоюзного комитета по делам искусств П.М. Керженцева «Фальсификация народного прошлого (о «Богатырях» Демьяна Бедного)».

Редактор «Правды» Л.3. Мехлис переслал Сталину басню Д. Бедного: ее предполагалось поместить в газете. В ответ Мехлис получил 20 декабря 1937 г. грубое письмо Сталина, одновременно адресованное и поэту, которого вождь назвал «новоявленным Данте или Конрадом», а его басню «посредственной штукой», «литературным хламом». В это время он уже не удосуживается писать лично Д. Бедному, а выступает в качестве литконсультанта «Правды». «Я, конечно, понимаю, что я обязан извиниться перед Демьяном-Данте за вынужденную откровенность», – завершает издевкой послание Сталин. Для Д. Бедного, правоверного сторонника партийного режима, пристальное внимание цензора цензоров к его творчеству не закончилось трагически: он продолжал творить и исправляться. Умер в победном 1945 г., о чем было специальное правительственное сообщение.

Стремление контролировать творчество ведущих писателей и поэтов, драматургов, главных театров страны, кинематографа было присуще цензорской деятельности Генерального секретаря партии. «Он «научил» на себя работать и Художественный театр, – замечает А. Смелянский. – Он был не только усердным и постоянным зрителем этого театра, но и активным истолкователем виденных спектаклей, своего рода внутренним цензором, рецензентом, покровителем и советчиком. Он контролировал, по сути, всю жизнь этого театра, начиная с репертуарной политики и кончая тем, кто поедет из актеров отдыхать летом за границу. Он определил для МХАТа режим “наибольшего благоприятствования”». Сталин «консультировал» тех, кто ставил оперу «Жизнь за царя» и перелицевал ее в оперу «Иван Сусанин», поставленную в феврале 1934 г. на сцене Большого театра. Основная установка вождя в грозовой предвоенной обстановке – укрепление патриотизма, Сталин дал в связи с этим прямые указания по редактуре оперы.

1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 | 22 | 23 | 24 | 25 | 26 | 27 | 28 | 29