<<<     ΛΛΛ     >>>   

482
Ограничению импорта и, следовательно, уменьшению расходования иностранной валюты поначалу способствовали сравнительно высокие 20-процентные импортные таможенные пошлины на товары потребительского назначения. Нелиберальным элементом чехословацких реформ было и временное сохранение лицензирования части экспортных товаров. Однако уже к 1993 г., благодаря быстрому налаживанию хозяйственных связей с Евросоюзом, произошла существенная либерализация внешнеэкономических отношений. Импортное сырье, полуфабрикаты, готовые изделия либо облагались теперь низкими пошлинами, либо вообще не подвергались таможенному обложению. В среднем импортные тарифы составили к 1993 г. 5,8% [253, с. 629-630; 514, с. 233].

Использование польского сценария реформ сделало и результаты чехословацких преобразований в значительной степени похожими на польские. Реформаторы ожидали, что ВВП в первый год упадет на 5%. На практике же сокращение производства было огромным. ВВП упал за год на 15% [253, с. 631]. Спад продолжился и на будущий год, составив 6,4%. В 1993 г. в Чехии он оказался практически преодоленным (падение меньше одного процента), тогда как в Словакии был еще заметен [524, с. 193].
Больше всего пострадали от шока легкая, текстильная, обувная отрасли промышленности. Впрочем, их потери были связаны не только с самим фактом реформы, но и с потерей традиционно емкого советского рынка, что для такой маленькой и экспортноориентированной страны, как Чехословакия, имело большое значение. Лучше обстояли дела в металлургии, которая благодаря девальвации кроны сумела в основном переориентироваться на западный спрос.
Такой переориентации экономики способствовало то, что страны ОЭСР сняли целый ряд таможенных барьеров. Ограничения были оставлены в основном по текстилю, продовольствию и в некоторой степени по стали. В дальнейшем же переориентация экономики с Востока на Запад пошла еще быстрее. С марта 1992 г. Чехословакия получила статус ассоциированного члена Евросоюза, что позволило обеспечить свободную торговлю с ЕС. А с марта 1993 г., хотя и с переходным перио-

483
дом, составляющим пять-восемь лет, свободная торговля охватила страны вышеградской четверки - Чехию, Словакию, Польшу, Венгрию [253, с. 636, 638; 514, с. 235].

Возвращаясь к спаду ВВП, следует отметить, что помимо сокращения производства экономика пострадала еще и от кризиса неплатежей, развивавшегося, пожалуй, столь же быстро, как и аналогичный российский кризис. Если в конце 1989 г. общий объем неплатежей в чехословацкой экономике составлял всего лишь 6,2 млрд. крон, то в сентябре 1991 г. этот показатель вырос до 147 млрд. [253, с. 636]. Не имеющие практически никакого опыта функционирования в условиях нормального рынка предприятия в Чехии и Словакии, так же как и предприятия в России, оказались неспособны переориентироваться на того потребителя, который расплачивается за поставки реальными деньгами.

Трансформационный спад в экономике Чехословакии носил в значительной степени объективный характер. Чехословацкие экономисты, естественно, задавались вопросом: мог бы этот спад быть менее существенным, если бы экономика проходила реформы по градуалистскому сценарию? Оценки, приводимые К. Коубой, показали, что "среднемесячные эмпирические данные не подтверждают прямую связь между быстрым высвобождением цен и достижением реалистичного обменного курса валюты, с одной стороны, и сокращением объема выпуска продукции, с другой". В подтверждение этого своего положения К. Коуба проводил сравнение венгерских и чехословацких реформ. Он отмечал, что если объем промышленного производства в каждой из этих стран в 1985 г. принять за 100%, то окажется, что в 1991 г. в Чехословакии промышленность находилась на Уровне 78,8%, а в Венгрии - на уровне 72,3% [411, с. 455-&о|. Иначе говоря, венгры просто растянули свой спад по сравнению с чехами и словаками, которые получили все его "прелести" буквально за один год.
Впрочем, в Чехословакии, как и в Польше, существовало значительное различие между тем, как вели себя в период трансформационного спада крупные государственные предприятия и новые, малые фирмы, исходно принадлежащие к

484
частному сектору экономики. И это даже при том, что в Чехословакии не было того сравнительно длительного период адаптации частного сектора к рынку, который имелся в Польше.
Уже в первой половине 1993 г., т.е. через два года после начала реформы, у малых предприятий (до 25 занятых) был зафиксирован рост в размере 21,6%, тогда как на остальных предприятиях продолжался спад, составивший 6,8% [411, с. 460].

На крупных предприятиях производительность труда упала в начальный период реформ на 17%. Это было связано с тем, что менеджеры не стремились сокращать излишний персонал даже в той ситуации, когда предприятие сокращало выпуск своей продукции. В 1991 г., несмотря на колоссальный спад производства, безработица составила только 6,6%. В 1992 г. норма безработицы еще больше снизилась. Руководство предприятий предпочитало сокращать не персонал, а продолжительность рабочего времени, стараясь при этом платить людям по-прежнему [253, с. 634].

Иначе говоря, на крупных государственных предприятиях в Чехословакии происходило примерно то же самое, что и на крупных государственных предприятиях в России. Менеджмент вел себя совершенно не по-рыночному. Патерналистские устремления директоров были направлены на то, чтобы любой ценой сохранить трудовой коллектив, а не выбираться из экономического кризиса. В связи с проблемой патернализма мы вплотную подошли к вопросу о трансформации государственных предприятий в Чехословакии, где этот процесс существенным образом отличался от трансформации, проходившей как в Венгрии, так и в Польше.

Большую роль в процессе чехословацких экономических реформ играла приватизация. Если в Венгрии процесс передачи государственного имущества в руки новых собственников

485

оказался медленным, постепенным, растянутым на неопределенный срок, то в Чехословакии разработали широкомасштабную программу приватизации, которая должна была быстро втянуть в преобразования большинство предприятий. Модель избранная этой страной, с самого начала находилась в центре дискуссий, развернувшихся среди экономистов и политиков. Дискуссии эти не утихают до сих пор, хотя приватизация в основном уже осуществлена. Теперь спорят о ее результатах.
Суть проблемы состоит в следующем. Приватизация может делать упор на продажу имущества, в результате чего оно, как правило, сразу переходит в руки эффективного собственника, способного осуществить реструктуризацию предприятия и обеспечить необходимые инвестиции. Либо приватизация может обеспечивать бесплатную (точнее, как правило, платную, но с льготными условиями) передачу имущества сравнительно широкому кругу лиц, что создает некоторую иллюзию достижения социальной справедливости.
В начале 90-х гг., когда дискуссия о формах будущей приватизации достигла в Центральной и Восточной Европе своего пика, квалифицированными специалистами в основном высказывалось мнение о преимуществах первого подхода. Так, например, И. Гросфельд проанализировала самые разные взгляды на перераспределение прав собственности, а затем пришла к выводу. "С точки зрения экономической эффективности наиболее желательным решением было бы то, которое обеспечивает распределение всеобъемлющих и свободно передаваемых прав собственности между отдельными гражданами, так чтобы рынок капиталов определял стоимость имущества фирмы и ее пригодность. Это создаст сильные стимулы для предпринимательского риска и организует движение капиталов между различными отраслями". Достижение такого результата, по мнению Гросфельд, невозможно ни при передаче прав на имущество трудовым коллективам, ни при создании системы финансовых институтов (например, инвестиционных фондов), выдающих в качестве собственников [366, с. 145].
Оптимальный результат мог бы быть достигнут, если бы имущество не распределялось, а продавалось на аукционах,

486
поскольку, во-первых, покупка уже является некой гарантией ответственности нового владельца, а во-вторых, таким образом обеспечивается сразу большая концентрация собственности, чем при равномерном распределении. Такой подход предлагался, например, С. Кавалецом для Польши [396]. Для Венгрии механизм платной приватизации был обоснован Я. Корнаи [95, с. 50-59].

Однако реформы осуществляются в конкретном обществе, где существует взаимосвязь между различными процессами. То, что наиболее желательно, не всегда реально достижимо. Например, А. Ослунд в полемике с Я. Корнай отмечал : "Сильные собственники желательны, но разве реалистично надеяться, что они появятся на относительно разрушенном рынке? Только на достаточно плюралистическом рынке могут возникнуть здоровые собственники" [262, с. 75]. В таком же духе высказался, характеризуя непосредственно чехословацкие условия, и Душан Тришка - советник по вопросам приватизации Вацлава Клауса: "...если стандартные методы приватизации будут применяться, процесс растянется на десятилетия, может быть, на столетия" (цит. по: [525, с. 266]).
Обобщая эти высказывания, можно заметить, что в той стране, где отсутствуют капиталы и где рыночные отношения возникают фактически одновременно с началом приватизации, предприятия, управляемые государственными менеджерами, могут долго еще влачить жалкое существование и ждать, пока найдется ответственный собственник. И напротив, даже если акции предприятия попадают в руки случайному человеку, конкуренция со временем обеспечивает их переход в руки более надежного собственника(1).

(1). В этих рассуждениях есть некоторая аналогия с положениями, лежащими в основе теории социального рыночного хозяйства. В чисто экономическом плане изымать у производителя с помощью налогов большую долю созданного им продукта часто бывает нецелесообразно, но для поддержания стабильного существования общества в целом такое изъятие бывает необходимо. Точно так же и приватизацией. Если принять во внимание тот факт, что в

487

В Чехословакии, где не было столь длительного периода рыночного развития экономики, как в Венгрии, и такого сильного частного сектора, как в Польше, реформаторам пришлось в наибольшей степени вести приватизационный процесс по компромиссному пути.
Примерно таким же образом обстояло дело и в России. А потому российская модель приватизации оказалась в значительной степени похожа на модель чехословацкую, с той только разницей, что сравнительная слабость государства вынудила российских реформаторов в большей степени пойти на уступки директорам, фактически уже контролировавшим свои предприятия, и трудовым коллективам. В России, как и в Чехословакии, в той или иной форме в процесс приватизации были вовлечены практически все граждане страны, а не только предприниматели. Возможно, несколько по-другому складывалось только положение дел в Москве, где ценность приватизируемого имущества в среднем была значительно выше, нежели в провинции. Соответственно и приватизация в Москве прошла не так, как в других частях России.
Наверное, возможности для приватизации в России были даже хуже, чем в Чехословакии, поскольку наша страна почти совсем не представляла интереса для серьезного иностранного капитала. В Чехословакии все же дела обстояли в этом плане получше.

Нельзя сказать, что к Чехословакии не проявляли интереса зарубежные инвесторы. Некоторые авторы полагают даже, что немецкие фирмы рассматривали Чехословакию в качестве более привлекательного места для осуществления вложений, чем территорию бывшей ГДР, поскольку у чехов значительно ниже была зарплата [384, с. 508]. Но хотя уже в

().странах, осуществляющих быстрый переход от административной к рыночной экономике, существуют сильные эгалитаристские настроения масс, но нет сильных частных предпринимателей, обладающих крупными капиталами, то можно прийти к выводу о целесообразности использования в процессе приватизации разного рода компромиссов (подробнее см.: [190, с. 4-6]).

488
1991 г. примерно сотню крупных предприятий удалось продать иностранным, преимущественно германским, инвесторам (например, автомобильное производство комплекса заводов "Skoda" было приобретено немецким концерном "Volkswagen", "Siemens" инвестировал крупные капиталы в производство электроники и в тяжелое машиностроение на той же "Skoda" и т.д.)(1), внутренний инвестор не был готов к осуществлению серьезных вложений [505, с. 92]. Этого инвестора практически вообще не было.
К тому же в Чехословакии сохранялись серьезные опасения относительно слишком активного притока в страну обиженных после Второй мировой войны и вынужденных бежать из Судет в Германию немцев. Поскольку потенциальный иностранный капитал был в подавляющем большинстве именно немецким, требовалось найти более сложные подходы к приватизации, чем стандартная продажа имущества.
Таким образом, разгосударствление стало в Чехословакии более заметной составной частью процесса реформ, нежели в соседних странах. Там переход государственного имущества в частные руки фактически был автоматическим следствием перехода к рынку. В Чехословакии же приватизация оказалась не столько естественно протекающим процессом, сопровождающим либерализацию и финансовую стабилизацию, сколько результатом воплощения в жизнь глобальной программы, в составлении которой участвовали и чиновники, и правительственные эксперты, и менеджеры предприятий.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Выдвинул идею установления единой таможни вокруг всей германии
политологии Травин Д. Европейская модернизация 3 ассигнат
Польша подошла примерно к тому же
Как Чехословакия приватизации имущества
Однако наполеон понял