1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20

Порой оба рода соединяются на поляне для общедеревенской молитвы. Однажды молодой священник Ергин, назначенный в Мултан, проезжая по дороге, заметил дымок в стороне и, догадавшись, в чем дело, направился туда. Это было уже после начала дела, когда вотяки уже были привлечены к следствию. Тем не менее, вотяки, по-видимому, свободно продолжали свой обряд: они закололи бычка перед двумя огнищами, на которых в котлах варили мясо. Тут были также хлебцы с яичницей, сосуды с кумышкой или пивом. Один из стоявших впереди трех вотяков произносил какие-то слова и наклонял голову, а за ним наклоняли голову и остальные. В числе присутствующих была мать обвиняемого Кузнецова, которая молилась, стоя на коленях. На вопрос, кому они молятся, вотяки ответили, что они молятся “тому же богу, а если в лесу, то потому, что так делали их отцы и деды...”.

Итак, существование кровной жертвы в православном Мултане нужно считать вполне доказанным. Оставляя пока вопрос о том, кому приносились эти жертвы, – я дорисую со слов обвинения предполагаемую картину убийства. Дом Василия Кондратьева, куда привели нищего вечером 4 мая, находится невдалеке от шалаша Моисея Дмитриева, в котором совершаются моления учурского племени. Здесь, если обвинение верно, Матюнин пьяный был подвешен, и из него добыты внутренности и кровь для общей жертвы в другом месте, может быть, для общей жертвы всего Вавожского края и, может быть, “для принятия этой крови внутрь”.

Кому же могла быть принесена эта жертва, кому вообще приносились жертвы и в шалашах, и на полянах села Старого Мултана, невдалеке от церкви и церковно-приходской школы?

На это пытаются нам ответить, во-первых, обвинительный акт и, во-вторых, ученая экспертиза. Нужно сказать, однако, что обвинитель остался недоволен экспертизой, хотя профессор Смирнов и ранее, в печати, и на суде допускал возможность жертвоприношения у современных вотяков. “Экспертиза ничего не дала нам, – сказал товарищ прокурора в своей речи. – Наоборот, наука много почерпнет из настоящего дела”.

Проф. Смирнов держится иного мнения, а другой представитель науки, господин Богаевский, написавший обстоятельный анализ в “Русских ведомостях”, повторяет в этом отношении то же мнение. Считаю необходимым заметить, пишет он, что “несмотря на вторичное осуждение обвиняемых, на страницы работ по этнографии России не может быть занесено утверждение факта существования в настоящее время у вотяков человеческих жертвоприношений”. Проф. Смирнов также говорил мне после суда, что он не почерпнул из данного дела ни одной черты, которая утверждала его в заранее уже сложившемся общем мнении, противоположном мнению господина Богаевского.

Оба ученые утверждают единогласно, что в данном деле они натыкаются только на ряд противоречий. Если вотяки еще приносят человеческие жертвы – то это значит, конечно, что у них сильны древние языческие верования и понятия, которые они не решатся нарушить. Между тем настоящее дело представляет именно ряд таких нарушений. Прежде всего обвиняемые принадлежат к разным родам. Между тем, по согласному показанию всех экспертов и проф. Богаевского, “в родовом шалаше может быть принесена жертва лишь божеству, в нем обитающему”, и “чужеродцы не пользуются милостями божества, обитающего в родовом шалаше”; “даже самое присутствие в шалаше чужеродца оскорбляет божество, обитающее в святилище данного рода”. Между тем оскорбление божества, обитающего в родовом шалаше, является самым страшным преступлением для вотяка, уничтожает все благие последствия жертвы и “даже лишает человека счастия”.

Далее, один из подсудимых, Кузьма Самсонов, мясник, обвиняется в том, что он – не жрец и не помощник жреца, – совершил самое убийство, будучи для этого нанят за деньги. Между тем “приносить жертвы могут лишь специально на этот предмет избранные жрецы”. Наконец, добывание крови в одном месте для жертвы, приносимой в другом, – все ученые единогласно признают невозможным.

Все эти черты приобретают особенную важность ввиду того соображения, что приверженность к букве, к обряду – характеризует главным образом малокультурного человека. “Вспомним, – говорит проф. Богаевский, – что опущение лишь одного слова в молитве, например, в древнем Египте, уничтожало значение всего священнодействия; как часто присутствие чужеродца оскорбляло божество, которому молились древние римляне”. Между тем здесь “отступления от ритуала так велики, что противоречат всем основным требованиям религиозных представлений вотяков и осознанию их обязанности перед богами”.

Итак, наука останавливается в полном недоумении перед обстоятельствами, которыми обвинение обставляет жертву в данном случае.

Теперь посмотрим, что дает нам следствие и экспертиза по вопросу о том, каким же богам или какому богу приносилась мултанцами жертва?

Обвинение отвечает категорично. У всех вотяков существует “злой бог Курбон”, который требует себе в жертву жеребенка, а по временам, лет через сорок – и человека. Никто, правда, не слыхал об этом Курбоне в Мултане, но о нем сообщил Михайло Савостьянов Кобылий. Он получил эти сведения от неизвестного ему кучугурского вотяка, который притом, по его словам, – “умом был не совсем”: дурачок и блаженненький. Впрочем, председатель, на том основании, что Кобылий не мог указать точнее источника этих слухов о Курбоне, воспретил ему (несколько, правда, поздно) дальнейшую характеристику этого сердитого бога. Нужно сказать, однако, что вслед за Кобылиным о том же боге рассказал присяжным урядник Соковиков. Он сообщил еще, что, кроме злого Курбона, есть Алтас и Чупкан, боги веселые и добродушные. Эти довольствуются гусем или уткой и большей жертвы не просят.

“От кого вы это слышали?” – спрашивает председатель. Оказывается, что урядник может точно указать, откуда он это слышал. Ему рассказал... тот же Кобылий!

Третий свидетель, знакомый с Курбоном, – земский начальник Кронид Васильевич Львовский. Правда, в отношении этого свидетельства мы встречаемся с некоторой странностью. В его показании следователю этот бог называется не Курбоном, а Киреметом и только, очевидно, по ошибке (?) это имя переносится в обвинительный акт в виде “Курбона”. Впрочем, и Львовскому председатель воспрещает рассказ об этом или другом боге, так как он слышал о них от “одного” неизвестного старого вотяка, и сам называет все это лишь слухами, на которых в свою очередь “не счел бы возможным основываться”.

Таковы все сведения о злом боге, которые до очевидности ясно истекают из одного лишь источника: этнографических познаний Кобылина. После судебного следствия и показаний Кобылина выясняется окончательно и бесповоротно, что бога Курбона совсем не существует, и самое слово означает только “моление” или жертву. Таким образом, грозный бог исчезает из дела, оставляя на своем месте лишь неразрешенный вопрос: кому же тогда могла быть принесена жертва?»[25]

Все это – детальное и непосредственное ознакомление с фактами – не только обогащало писателя материалом, но и укрепляло его веру в невиновность осужденных, раскрывало картину полицейского произвола, зверских методов ведения следствия. «Когда мои товарищи, провинциальные корреспонденты, – писал позже Короленко, – прислали мне первый газетный отчет, где несколько десятков свидетелей обвинения, подбиравшиеся полицией в течение двух с половиной лет, говорили довольно мрачные вещи, то в начале я и сам усомнился в невиновности вотяков. Но затем, изучив тщательно характер обвинительного акта, переполненного непозволительными и доказанными впоследствии “неточностями”, а также познакомившись на месте со всеми обстоятельствами дела и перечитав не особенно богатую литературу вопроса, я пришел к глубокому убеждению в том, что обвиняемые – сами жертвы своего рода “человеческого жертвоприношения” и что религия их “не требует человеческой жертвы”»[26].

В.Г. Короленко начинает по делу настоящую кампанию, план которой составился у него вскоре после суда. И план этот был осуществлен полностью, даже с превышением. В октябре – ноябре 1895 года в 12 номерах «Русских ведомостей» был напечатан отчет о процессе с предпосланным ему письмом Короленко в редакцию «К отчету о мултанском жертвоприношении». В ноябрьском номере «Русского богатства» за тот же год было опубликовано расследование «Мултанское жертвоприношение», проведенное по материалам судебного процесса. И в том же году, 9 октября, в «Русских ведомостях» напечатан ответ Короленко елабужскому уездному врачу Крылову на его возражения по поводу отчета о судебном процессе. 20 января 1896 года писатель составляет письмо в редакцию газеты «Новое время» в ответ на ее клеветнические измышления. В том же месяце в «Русском богатстве» печатается статья Короленко в связи с решением сената по мултанскому делу, вторично отменившим приговор суда и назначившим третье разбирательство дела. В начале февраля Короленко завершает подготовку отчета к отдельному изданию, снабжает его примечаниями, пишет предисловие и выпускает в свет. В феврале же в Петербурге он выступает на публичном заседании Антропологического общества с докладом «Дело о мултанском жертвоприношении». Печатает рецензию на отдельное издание отчета о мултанском деле и уже после завершения процесса писатель еще выступает в печати с несколькими материалами по этому вопросу. Кроме того, на самом процессе Короленко участвовал в качестве адвоката, выступив с двумя речами.

Все это говорит о том, сколько сил и энергии, сколько времени пришлось потратить писателю на то, чтобы разорвать сеть, наброшенную на семерых мултанцев «шайкой полицейских разбойников» во главе с прокурором и с благословения суда, чтобы снять позорное пятно с целой народности, клеветнически обвинявшейся в сохранении каннибальских обычаев.

в начало главы << >> в начало

Разоблачать глупость и зло

Взяться за расследование обстоятельств функционирования каторги на Сахалине Антона Павловича Чехова заставила уверенность в том, что «колония была основана на острове неисследованном». Она возникла у него после знакомства с множеством свидетельств, рассказов о жизни ссыльных на Сахалине. И усилилась, когда писатель приступил к основательному изучению всего, что было к тому времени написано об этой колонии. Подробное знакомство с «газетной литературой» о Сахалине, как говорил Чехов, привело его к выводу, что статьи писались или теми, кто никогда не бывал на Сахалине и ничего не смыслил в деле, или же людьми, которые наживали на «сахалинском вопросе» капитал. В результате представленные ими сведения в большинстве своем были случайными или неверными, специально искаженными. А поскольку речь шла о жизни не только ссыльнокаторжных, но и их семей, то «освободить взор» на проблему от шелухи случайных впечатлений Антон Павлович стал считать важнейшим для себя делом.

Решить эту задачу, не побывав на острове, он не мог. Но предварительно, при подготовке к путешествию, Чехов изучил историю колонизации Сахалина, познакомился с работами исследователей и путешественников (Пржевальского, Невельского, Бошняка, Крузенштерна, Лаперуза и др.). Затем, 21 апреля 1890 года, он отправился из Москвы через всю Сибирь на этот далекий остров.

Объездив Сахалин вдоль и поперек, А.П. Чехов на каждом шагу встречался с некомпетентностью чиновников, которые «попадали в колонию прямо со школьной скамьи». Выяснилось, что они:

«...не находят нужным исследовать новое место, даже когда уже заселяют его. Посылают на новое место 50–100 хозяев, затем ежегодно прибавляют десятки новых, а между тем никому не известно, на какое количество людей хватит там удобной земли, и вот причина, почему обыкновенно вскорости после заселения начинают уже обнаруживаться теснота, излишек людей»[27].

Прибыв в Александровский пост и как корреспондент «Нового времени» получив от генерал-губернатора А.Н. Корфа разрешение бывать где угодно и у кого угодно, А.П. Чехов, чтобы познакомиться поближе с жизнью большинства ссыльных, решил использовать такой метод получения информации, как перепись населения. Прием очень удачный. С его помощью Чехов смог получить огромное количество сведений. Оказалось, например, что:

«Тюрьма – антагонист колонии, и интересы их противоположны. Жизнь в общих камерах порабощает и с течением времени перерождает арестанта; инстинкты оседлого человека, домовитого хозяина, семьянина заглушаются в нем привычками стадной жизни, он теряет здоровье, старится, слабеет морально, и чем позже он покидает тюрьму, тем больше причин опасаться, что из него выйдет не деятельный член колонии, а лишь бремя для нее. И потому-то колонизационная практика потребовала прежде всего сокращения сроков тюремного заключения и принудительных работ»[28].

Но оказалось также, что, прежде чем стать членом сельскохозяйственной колонии, ссыльный терпит много лишений, и так как построить избу на Сахалине – невыносимо тяжелый труд, поселенцы несут более суровое наказание, чем каторжные:

«На новое место, обыкновенно болотистое и покрытое лесом, поселенец является, имея с собой только плотничий топор, пилу и лопату. Он рубит лес, корчует, роет канавы, чтобы осушить место, и все время, пока идут эти подготовительные работы, живет под открытым небом, на сырой земле. Прелести сахалинского климата с его пасмурностью, почти ежедневными дождями и низкою температурой нигде не чувствуются так резко, как на этих работах, когда человек в продолжение нескольких недель ни на одну минуту не может отделаться от чувства пронизывающей сырости и озноба»[29].

Более того, выяснилось, что поселенцам, как активным членам сельскохозяйственной колонии, было отказано в пособии от казны. Так и рождались такие Богом забытые поселения, как Красный Яр в Аркайской долине. А.П. Чехов пишет:

«Я не знаю, кто выбирал место для Красного Яра, но по всему видно, что это возложено было на людей некомпетентных, никогда не бывавших в деревне, а главное, меньше всего думавших о сельскохозяйственной колонии. Тут даже порядочной воды нет. Когда я спросил, откуда берут воду для питья, то мне указали на канаву. Все избы здесь на одинаковый фасон, двухоконные, строятся из плохого и сырого леса, с единственным расчетом – отбыть как-нибудь поселенческий срок и уехать на материк»[30].

Безусловно, как медика Чехова прежде всего волновали санитарные условия жизни ссыльных. Он видел унылые, холодные, грязные избы (где из мебели были только стулья, реже – стол) и тюрьмы с общими камерами. Таково описание Дуйской тюрьмы:

1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20