Пиши и продавай!
Пиши и продавай! |
|
|
Из первой главы этой книги читатель уже знает, что появилась наша радиостанция не случайно – время подошло, она и вырвалась из стандартных рамок отживавшей пропаганды. Так потом и рвалась вперед, все сорок лет опережая и догоняя свое время. Случалось, на отдельных его этапах, напрягаясь, проживала за рабочий день два. А может, и три... Кто же их считал? Время больших перемен. (Анатолий Болгарев) Перестройку открыли «Панорамы». (Александр Рувинский) Хватит «вещать». (Вера Щелкунова) Всякое бывало. (Борис Непомнящий) До и после путча. (Евгений Широков) Мы оставались на своих позициях. (Владимир Поволяев) На предыдуший раздел в оглавление >> Болгарев Анатолий Павлович Родился в 1929 году. После окончания МГИМО – МИД СССР, с 1951 года работает в системе радиовещания и телевидения – зам. заведующего отделом радиовещания на Вьетнам, обозреватель, зам. главного редактора редакции радиовещания на Францию, ответственный секретарь Главной редакции радиовещания на страны Западной и Южной Европы, зав. русской секцией отдела радио и визуальной информации Департамента информации ЮНЕСКО (города Париж), зам. главного директора программ Центрального телевидения, зам. главного редактора Главной редакции радиовещания на страны Западной Европы, директор Центра научного программирования, освобожденный секретарь парткома Гостелерадио СССР, член коллегии Госкомитета, главный редактор Главной редакции информации (программа «Маяк»), зав. корреспондентским пунктом Советского радио и телевидения в Алжире, комментатор Дирекции радиовещательных программ на Европу Российской государственной радиовещательной компании «Голос России». Награжден орденом Трудового Красного Знамени. Работать главным редактором «Маяка» мне довелось ровно три года – с середины 1986-го по середину 1989-го. Читатель этих строк, если он не принадлежит к самому юному поколению, думаю, без труда воссоздаст в своей памяти совершенно особый колорит именно этого отрезка времени. Перестройка, гласность, демократия – эти понятия были отнюдь не абстракцией. С огромной эмоциональной силой они как-то очень по-доброму будоражили общество. Пришел я в редакцию, проработав на радио и телевидении уже 35 лет. И, тем не менее, первые пару-тройку месяцев работы я ощущал себя в роли первооткрывателя – столь специфичны были функции этой информационной службы Всесоюзного радио. Довольно быстро я убедился в том, что 190 человек, с которыми мне предстояло жить и заниматься информационным вещанием, были не просто сильной творческой командой, а «оркестром», в коем почти каждый ощущал себя «солистом». И это – не натяжка, в большинстве своем они и в самом деле были зрелыми профессионалами. Со своей стороны они не замедлили прощупать на оселке: «Who is» новый главный. Это сейчас на телеэкранах и по радио информация подается прямо «с колес», слово «цензура» стало в СМИ почти что бранным. В доперестроечные времена было не так. Журналист заметку писал. Опытный редактор её правил. В эфир она шла, имея минимум две визы тех, кому сие супервайзерство было вменено в обязанность. В том же порядке обрабатывались и записи на пленку. Оперативность от этого во многих случаях страдала тяжко. В один из первых дней кто-то из авторов принес мне пленку и попросил дать её в эфир без расшифровки. «Иначе, пояснил он, событие «прокиснет». Пленку прослушал. Не испрашивая мнения свыше, разрешил передать. Вот так и началось. Но это были «цветочки». Однажды небольшая делегация от двух отделов – советской информации и международного – пришла с предложением, которое я и сейчас еще квалифицирую революционным. «Мы давно мечтаем о прямом эфире», – заявили посетители. Нужно было видеть глаза Ольги Василенко, излучавшие одновременно и надежду и неверие; взгляды Николая Нейча и Александра Жетвина, как бы вопрошающие не без ехидцы: «Ну что, главный, рискнешь?» Нужно было слышать пламенный монолог Владимира Безяева и взвешенные рассуждения международников Виктора Левина и Владимира Фадеева. Все аргументы были в пользу вещания «живьем», с включением загодя записанных пленок, с оперативными комментариями, с выходами в эфир с места событий. Не представляя ещё толком, куда это заведет, по велению «внутреннего голоса» говорю: «Давайте мечтать вместе». Но не таковы были «маяковцы», чтобы довольствоваться обещаниями. Они давно все обмозговали и заявили, что дебютировать можно уже через пару дней. Они определили места будущих событий, заказали туда тройку тонвагенов, выбрали промеж себя ведущего, который в студии будет делать связки, договорились даже с одним из зарубежных корреспондентов Гостелерадио, согласившимся примкнуть к эксперименту. Было ясно: надо поддерживать – «глушить» такое невозможно. Но невозможно было «протолкнуть» такое и без доклада высокому начальству. Там решение далось нелегко. Но первая получасовая передача в прямом эфире все-таки состоялась, она стала эмбрионом будущей «Панорамы «Маяка». Многие помнят, как неординарно заявил себя в то время в контакте со СМИ М.С. Горбачев. Его знаменитое выступление «без бумажки» в Ленинграде, его открытые «выходы в народ» стали своеобразным индикатором для сотрудников «Маяка». «Панорама», которая довольно быстро стала основой всего информационного вещания, в буквальном смысле слова «распахнула» эфир и для «больших чинов», и для бабушек-пенсионерок. Впервые и космонавты, и работники сферы услуг, ученые и школяры заговорили по радио не санкционированным свыше, а собственным голосом. Выступали даже те, кто по вчерашним понятиям ходил в диссидентствующих. Примечательно, что накал их «страстей» вдруг заметно пошел на убыль, так как оказалось, что многое в дни перестройки и гласности вовсе и не под запретом. И у самих журналистов «Маяка» многое изменилось в творчестве и менталитете. Они впервые, быть может, ощутили, что их работа перестала быть заработком гонорара. Они стали вторгаться в жизнь страны, что-то в ней менять, формировать общественное мнение. Телефон-«вертушка» в моем кабинете перестал быть только аппаратом для получения «указивок». Ребята приходили, набирали номер, например, министра, просили выступить. И что удивительно – редко получали отказ. Характерным для наших выступлений в эфире стало возвращение к затронутым острым проблемам. «Вытаскивали» к микрофону, скажем, руководителя района, в котором без согласования с населением шла вырубка скверов. Тот давал обещание исправить положение. Репортер отслеживал ситуацию до тех пор, пока не принималось положительное решение. Слушатели стали привыкать к тому, что «Маяк» достаточно эффективно печется об их насущных интересах. Но не обходилось и без перекосов. Помню, в один из зимних дней в репортаже с московских улиц журналист привел удручающие цифры о пожилых людях, оказавшихся из-за гололеда в больницах с различными переломами. А в комментарии в очень грубой форме, что называется, «размазал по стенке» В.Т. Сайкина, тогдашнего Предисполкома Моссовета, эффективно живописав, как тщательно работяги рассыпали песочек у подъездов его учреждения. В.Т. Сайкин позвонил М.С. Горбачеву. Факты он признал, но глубоко по-человечески обиделся за то, что его, работающего чуть ли не круглые сутки, так ославили на всю страну. Из секретариата Генерального был звонок, вежливо просили принять во внимание, что личные выпады вряд ли могут быть полезны для дела. Просьбу мы сочли обоснованной. Оргвыводов не делали, но в дальнейшем решили, что безаппеляционность в работе «маяковцам» не к лицу. Проявился и еще один очень серьезный огрех в переходе на «живой» эфир. Общепризнанным считается, что дикторы Всесоюзного радио сыграли огромную роль в подъеме культуры нашего народа. Многие десятилетия сначала через знаменитые «тарелки», а затем и через приемники к нам в дома приходил чистый литературный русский язык. Под влиянием таких мастеров слова, как Левитан, Высоцкая, Литвинов, Герцик, а также приглашавшихся к микрофону корифеев театра Качалова, Тарханова, Тарасовой, Гоголевой, Яблочкиной у наших соотечественников формировалась культура речи, да и гордость за «великий и могучий». И вдруг в радиовещание пришло нечто, что поначалу привело в ужас – эфир заполонили слова с неправильным ударением, все эти «э» и «так сказать», проглатывание окончаний фраз. Помню, с какой горечью говорила мне об этом Ольга Сергеевна Высоцкая. Не принимать её доводы во внимание было бы для уважаемой коллеги оскорбительно. Как же надлежало поступать? Возврата к прошлому, разумеется, быть не могло. Жестко потребовали от всех лучше готовиться к прямому эфиру, считать это для себя моральным обязательством. Критически оценивать свои творения в записи на пленку. Попросили дикторов прослушивать наш эфир и нелицеприятно выкладывать все нарекания на летучках. Кроме того, предложили и им самим попытаться освоить вторую профессию – подключиться к группе наших репортеров. А при желании перейти и в штат редакции. Кое-какие положительные сдвиги произошли, но не в полной мере. Увы, и сегодняшний эфир – как на «Маяке», так и на других российских радиостанциях – с языковой точки зрения далеко не безупречен. О том, в какой степени работа «Маяка» в тот период удовлетворяла слушателей, конечно же, более объективно могли бы рассказать сами слушатели. Поручусь лишь за одно: работали мы с большим энтузиазмом, и он не был показным. Главному редактору не было никакой необходимости заниматься такой рутиной, как поддержание трудовой дисциплины, с работы просто никто не уходил до тех пор, пока дело было не сделано. Законом стало и еще одно: свою программу нужно сделать не хуже, чем коллеги на телевидении в программе «Время», и раньше них выйти в эфир. Но последнее нам, правда, не всегда позволяли. 1986–1989 годы были для меня одним из самых насыщенных положительными эмоциями периодов. И не потому, что я был членом коллегии Госкомитета, то бишь достиг «высшей планки карьеры», а потому, что вместе со своими товарищами по редакции жил и работал в первые годы перестройки. То, чем жили тогда граждане нашей страны, было и нашей жизнью. То была пора больших надежд, ожидания прихода чего-то по-настоящему значительного и уж никак не распада великой державы. Анатолий Болгарев |
|
|
|
|
