1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8

В самом конце 1990 года я вернулся в Москву и был назначен первым заместителем главного редактора Главной редакции информации телевидения. Руководил ею мой товарищ Ольвар Какучая, который, как и я, и в то же самое время начинал на радио, прошел, кстати, и «маячную» репортерскую школу. Работать с Ольваром Варламовичем было одно удовольствие. Его профессиональный опыт, душевная широта, умение ладить с людьми позволяли в любых, даже самых щекотливых ситуациях – как в общении с «сильными мира сего», смотревшими программу «Время» чуть ли ни под микроскопом, так и в управлении весьма непростым коллективом, находить верный тон, принимать точные и справедливые решения. Мы с ним подсчитали, что для нас Леонид Кравченко, только что назначенный руководителем Гостелерадио СССР, стал седьмым председателем. Л. Кравченко, вернувшийся к родным пенатам после пребывания на посту генерального директора ТАСС, и положил конец моему служебному благоденствию под крылом Ольвара.

Л. Кравченко задумал в духе времени, которое мы переживали, свою перестройку – в организации телерадиовещания. Организация к тому моменту и впрямь выглядела громоздким монстром: Центральное телевидение, Центральное Внутрисоюзное радиовещание, Иновещание, комплекс технических служб, плюс Комитеты республик, краев, областей... Это колоссальное хозяйство, почуяв ослабление руководящей и направляющей руки КПСС, в атмосфере перестроечной тяги каждого подразделения к «самостийности» стало все больше напоминать колосса на глиняных ногах. Кравченко сделал ставку на то, чтобы звенья тяжелой цепи обрели некую самостоятельность, получив соответствующий статус. Так, «Маяк», побывав ранее и главной редакцией, и Государственным предприятием, стал Студией информационного радиовещания во главе с директором, который постановлением кабинета министров СССР одновременно был утвержден заместителем председателя Телерадиокомпании «Останкино». Таким образом, наш славный Госкомитет был преобразован в нечто более демократичное, отвечающее духу времени.

На волне этих преобразований я и оказался в «Маяке», чтобы вести его по бурному морю перестройки, успевшей к лету 1990 года исчерпать свой позитивный заряд.

Что такое «Маяк» на болевом переломе 1991 и 1992 годов? Это прежде всего время «до и после» августовского путча, который перевернул жизнь великой страны и открыл путь к Кремлю Борису Ельцину, другим лидерам новой России. Это время, которое проецируется на фигуры двух останкинских руководителей: упомянутого Леонида Кравченко с его ставшей афоризмом фразой: «Я пришел выполнить волю президента», и Егора Яковлева, чей приход знаменовал победу ельцинской демократии.

Но – по порядку. Я застал «Маяк», когда он в определенной степени дорабатывал тот максимальный потенциал, который реализовался в ходе творческих исканий и практических новаций трех предшествующих лет. За это время «Маяк» освоил новую модель вещания, когда информационная функция в преобладающей степени перешла от традиционных дикторов к журналистам-ведущим. Слушатели оценили раскованную, окрашенную человеческими интонациями и смелыми приемами манеру ведения эфира. Непохожие друг на друга голоса ведущих стали узнаваемыми, близкими и потому каждая из «Информационно-музыкальных панорам «Маяка» стремилась обрести собственный «знак качества», что стимулировало творческую конкуренцию. Ломать явно выигрышную форму вещания ради формального обновления не имело смысла. Хотя, признаюсь, опыт моего плотного знакомства с венгерским радио, весьма профессиональным, по-европейски элегантным, подмывал затеять некоторые эксперименты. Но от добра добра...

Мы решили, что дополнительный качественный эффект можно получить, если вооружить ведущих более разнообразным выбором добротных, изобретательно решенных материалов, повысить дискуссионный градус эфира, благо в обществе все больше закипали критические страсти, росло недовольство ходом и плачевными итогами горбачевского «ускорения». В этом стремлении «Маяк» стал еще ближе к народу и выигрывал у только что народившегося «Радио России», радовавшего свежестью и задором. Там значительную часть «новых русских» составляли выходцы из радиостанции «Юность» – Леонид Азарх, Наталья Бехтина, Вера Соколовская, Михаил Смирнов, – у которых я когда-то был главным... А теперь моими соратниками стали не менее опытные, а в каких-то компонентах мастерства и более продвинутые знатоки радийного дела. Разумеется, успех мог быть обеспечен только при условии отлаженности и скоординированности всех редакционных подразделений.

Ко времени моего прихода на «Маяке» сложился вполне сбалансированный коллектив, где и редакторский состав, и служба выпуска, и корреспондентский корпус были укомплектованы в лучшем виде. Кадровый фундамент был создан благодаря инициативной деятельности на посту директора «Маяка» моего предшественника Бориса Непомнящего, с которым мы в свое время немало и дружно потрудились еще в бытность его инструктором ЦК ВЛКСМ. Организаторский запал и предприимчивость Бориса Вениаминовича дали, кроме прочего, возможность «Маяку» существенно укрепить материальную и финансовую базу, вооружить журналистов хорошей техникой, создать премиальный фонд.

Кто задавал тон в маячном эфире? Прежде всего ведущие, каждый из которых являл индивидуальность. Начну с Веры Щелкуновой. Ее на редкость доверительная интонация в общении со слушателем удачно дополнялась тем, что Вера постоянно включала в программы собственные корреспонденции. Владимир Безяев также делал много авторских материалов, и они, отмеченные неповторимым почерком Володи, принимались с благодарностью. Например, космическую тему он вел с блеском и знанием предмета, что позволило ему стать любимцем покорителей космоса. А уж в контактах с артистами, музыкантами Владимир обнаружил актерский кураж, хотя и серьезные темы этот неутомимый труженик микрофона умел подать предельно четко и доступно.

Николая Нейча тоже нельзя было ни с кем перепутать в эфире. Год за годом вбирая все лучшее, что рождалось на «Маяке», системно осваивая это богатство, Коля выработал собственный стиль «взаимоотношений» с микрофоном. Он заметнее других сочетал хороший литературный язык со всем тем, что «дышит» звуком, будь то шумы улицы, заводской гул, пение птиц или скрип снега под сапогами лесничего... Я назвал Николая «живописцем эфира» после того, как услышал включенный им в одну из своих «Панорам» живой, записанный в реальном времени репортаж о деревенском празднике, где выразительно были выписаны звуком и работящие крестьяне, и священник местной церкви, и звонкоголосые девчата, и даже подвыпивший местный балагур. Не знаю, услышу ли когда-нибудь на «Маяке» что-то подобное этому его шедевру. Учеников и последователей что-то не видно.

Можно сказать, в почти противоположной манере строил ведение эфира Александр Рувинский. Его конек – предметность, точность, выяснение сути факта, события. И почти никаких образных, литературных-лирических «излишеств». В этом есть свой резон – ведь многие слушатели в первую голову ждут от информационной программы толкования о том, что, где и как происходит. Виртуозно, темпераментно работали Ирина Чиркова и Елена Березовская. И если первая иногда расширяла рамки доверительности до почти «домашнего» разговора, с уютными, доходчивыми интонациями, то вторая, хотя и тяготела к раскованной беседе со слушателем, все-таки, на мой взгляд, была более убедительной, благодаря интеллигентной сдержанности.

И уж вряд ли подберу характеристику тому, как работал в эфире Павел Каспаров. Больше, чем у кого-либо из сотоварищей, было у него внутренней свободы, вдохновения. Его могло даже иногда чуть-чуть «занести» в этом вихревом импровизационном полете, о чем я ему, случалось, говорил. Но отказать Каспарову в высоком профессионализме и элегантности в радиоэфире, невозможно. Может быть, еще будучи собкором в Париже, Павел сумел перенять у французских коллег их природное изящество, умение доносить серьезные истины легко и с шармом...

Сильной стороной «Маяка» всегда были комментаторы-международники. К началу 90-х годов из «зубров» остался Виктор Левин, выдававший чуть ли не ежедневно комментарии, где основательность и знание предмета сочетались с весьма остроумной, полемичной формой изложения. На подхвате были вполне оперившиеся Андрей Пташников, Евгений Грачев, Юрий Исаев, Евгений Осиповский, Евгений Качанов, Валентин Губернаторов. Каждый был по-своему подкован в определенном разделе международной жизни, отлично знал тот или иной регион планеты, но теперь все они стали универсалами и могли проанализировать любое событие в мире в контексте с тем, что происходило в России.

19 августа 1991 года у меня заканчивался отпуск. Услышав по «Маяку» о том, что происходит, в Москве, поехал в Останкино и увидел наше здание оцепленным бронетранспортерами. От коллег узнал, что ранним утром приехал Л. Кравченко и лично в руки передал Александру Жетвину, бывшему в тот день дежурным главным выпускающим, документы ГКЧП для обнародования в эфире. С этого момента началась наша трехдневная «странная жизнь», когда при всей напряженности ситуации нами, – я имею в виду только «Маяк», – никто не верховодил. Было несколько летучек у председателя Компании, его дергали в какие-то инстанции, чувствовалось, что твердых ориентиров у него нет. Связь с Горбачевым отсутствовала, а приказы новоявленных временщиков, толком не знавших, что делать с телевидением и радио, были, как я понял, не вполне внятными и вразумительными. Поэтому каких-то жестких указаний, как нам следует вести эфир, не поступало. Мы были свободны от любой цензуры, действовали сами по себе, и, по-моему, избрали верную тональность, давая информацию сдержанную, в чем-то основанную на высказываниях ведущих западных политиков, включая Дж. Буша старшего, с их явным неприятием самозванцев-инициаторов переворота. А приглашенный в студию «Маяка» Яковом Смирновым кадровый московский рабочий выдал по поручению своих заводских такой «отклик», который явно звучал не в поддержку гэкачепистов. Еще раз подчеркну – мы были свободны от всякой опеки и действовали на свой страх и риск.

Принимая в своем кабинете по прямому техническому телеканалу трансляцию из Белого дома, вижу и слышу: Ельцин объявляет о полном крахе путчистов, об их бегстве... От кабинета до студии, где в этот момент вела эфир Вера Щелкунова, 15 секунд, если бегом. Прерываем программу музыкой, и я с ходу, на словах объясняю Вере, что именно произошло. Немедленно в эфир! Без всяких согласований, тассовок или хотя бы набросанного текста взволнованным голосом Щелкунова выдает первейшей важности сообщение. Мы в который раз опередили своих друзей-соперников.

Вскоре после путча «рулить» телевидением и радио было доверено Егору Яковлеву, человеку, популярному, уважаемому. Его представил в зале заседаний Коллегии на Пятницкой другой Яковлев – Александр Николаевич, сообщивший, что назначение произведено по согласованию двух президентов – Горбачева и Ельцина. С Егором Владимировичем мы до этого встречались в Будапеште, где был начат выпуск «Московских новостей» и по этому поводу я брал у него интервью для телевидения. Теперь был повод продолжить интервью, только уже для «Маяка». Спросил у нового руководителя, что он намерен строить, а что ломать. Отвечая на вопрос, Яковлев подчеркнул, что как раз не надо ничего ломать сгоряча, следует только «вычистить то, что было основательно изгажено». При этом он с резкостью прошелся по теме присутствия в наших телерадиокадрах журналистов «в штатском». О нашей радиостанции отозвался, как о действительно народном радио, которому может пойти на пользу более тесное сотрудничество с новыми именами в журналистике, особенно газетчиками новой волны.

«Маяк» принял в расчет это дельное пожелание, и в нашем эфире вскоре появились раскрывшиеся на радио в новом качестве Людмила Телень из «Московских новостей», В. Выжутович из «Известий», В. Романенко («АиФ»), Г. Павловский (агентство «Постфактум»), Алексей Пьянов из «Крокодила», другие яркие личности. Специальной рубрикой обозначили постоянное участие в нашем эфире зарубежных корреспондентов, аккредитованных в Москве. Их зоркий взгляд зачастую гораздо острее цеплял новые явления в нашей российской жизни и давал им нестандартное толкование. Наладили мы и казавшееся тогда перспективным взаимодействие с коллегами из радиостанции «Эхо Москвы». Еще до путча они приглашали в свой эфир Ашота Насибова и Александра Жетвина. А теперь мы звали их в эфир «Маяка». Началось с совместного часового выпуска, шедшего одновременно на обоих каналах вещания. Гостями в студии «Маяка» были ставшие в те дни чрезвычайно популярными Алексей Венедиктов, Сергей Корзун и Сергей Бунтман, я же выполнял роль гостеприимного хозяина. Эфир разрывался от звонков слушателей (вот уж действительно был, как теперь сказали бы, «интерактив»), ответы следовали на самые злободневные и каверзные вопросы, волновавшие как тех, кто записался в почитатели новомодного «Эха», так и давних, верных слушателей «Маяка». Надолго поселилась в нашем утреннем эфире радиостанция «Балтика» из Питера. Питерские (за них особо болел мой непосредственный руководитель, первый зампред Компании Анатолий Тупикин, сам выходец с берегов Невы) ежедневно давали целую россыпь интереснейших материалов, ставших украшением «Маяка». Мы вообще в то время стремились к большей открытости и, по-моему, достигли своей цели».

Евгений Широков

в начало

Мы оставались на своих позициях

Мне посчастливилось работать на «Маяке» в 1992–1998 годах.

Говоря о том времени, многие мусолят древнее восточное проклятие: «Чтоб ты жил в эпоху перемен!» Я, однако, простите за личные подробности, недолюбливаю кисло-сладкие китайские блюда, разочаровался в иглоукалывании и куда больше доверяю наблюдениям своих соотечественников. В частности – «Блажен, кто посетил сей мир в его минуты роковые» и «Что Бог ни делает, все к лучшему»! Во всяком случае, мне в годы глубочайших перемен жить и – в силу профессиональных обязанностей – пристально наблюдать было безумно интересно. Хотя и очень не просто.

Не просто, в первую очередь, было с материальной стороной. Государство, не сводившее тогда концы с концами, практически перестало финансировать радиовещание. Хоть и удалось пролоббировать выделение средств на «Маяк» отдельной строкой в бюджете, деньги все равно не поступали. Стоимость распространения сигнала росла неудержимо, мы же годами не платили ни копейки связистам, которым было приказано не отключать «Маяк». Связисты по старинке приказа ослушаться боялись, но недисциплинированная техника мало-помалу вырабатывала ресурс и переставала функционировать. И уж только тогда принимались (да и то не всегда!) экстренные меры.

Но это касалось не только нашего радио. Помнится, провожаю с записи из студии А.Б. Чубайса. В коридоре «Олимпийского» телерадиокомплекса подбегает кто-то из его сотрудников: «Анатолий Борисович, послезавтра шахтеры начинают забастовку!» Тот приостанавливается, прикидывает: «Послезавтра, говорите? Завтра в пятнадцать перечислим деньги».

Так что, и в самом деле, эпоха перемен – китайцы в чем-то правы – несладкое время. Но только не в том, что касается творчества.

Как, на первых порах, было здорово не травить Ельцина (чем вынужденно занимались при Горбачеве даже те, кто и симпатизировал ему), а, наоборот, всячески помогать признанному народом лидеру, молодым и, – что для эфира особо замечательно, – разговорчивым реформаторам выводить страну из застоя.

Эйфория быстро прошла. Мы стали все отчетливее сознавать, что задача – не растолковывать истину, а искать ее. Никогда, кстати, не соглашусь, будто дело журналистов лишь информировать. Это лукавство. Даже отбор фактов, достойных обнародования, полностью зависит от позиции отбирающего. Что уж говорить о способах подачи!

И вот этим искусством постоянного диалога с аудиторией (привлекая весь арсенал выразительных средств радиожурналистики), в поисках ответа на самые жгучие жизненные вопросы, журналисты «Маяка» овладевали «на ходу», но очень споро. Сознательно не называю фамилий – можно ведь ненароком упустить кого-то. Тем более что самые именитые «звезды» нашей радиостанции хорошо понимали: подлинная звезда эфира – это весь «Маяк». Руководители, сотрудники приходят и уходят, а «Маяк» остается навсегда!

...Октябрьские события 1993 года оцениваются по-разному. Спустя 10 лет чаще стали акцентировать «расстрел парламента», где, к слову, не погиб ни один депутат, долгих им всем лет жизни! Но мы те трагические дни видели с другой стороны – сидели в обстреливаемом и горящем «Останкино». Не знаю, как совершаются подвиги, но уверен – вести в прямом эфире выпуск новостей, переходящий в репортаж о том, что в студии слышен взрыв, до тех пор, пока аппаратуру принудительно не выключили (как это сделал А. Рувинский) – это, по крайней мере, достойное выполнение профессионального долга. Так же как и безотказное появление всех сотрудников на Пятницкой, откуда удалось возобновить вещание. Хотя риск, что восставшие, одержи они верх, отнеслись бы к нам без понимания, был что ни на есть реальным... Когда все закончилось, первое, о чем, упреждая друг друга, договорились, – «сегодня никто никого не победил!».

Без особого стыда вспоминаю и 1996 год. Само собой, мы не убереглись от участия в предвыборной вакханалии – ползучее наступление скрытой цензуры было уже свершившимся фактом. Однако в этой школе, мы, слава богу, не были первыми учениками. Рассказывают, что на итоговом совещании в Администрации Президента С. Лисовский очень кисло отозвался о вкладе «Маяка» в победу нового-старого Президента. Нам слух об этом отзыве показался лучшей оценкой зрелости коллектива радиостанции.

Ну а к 1998 году эпоха перемен, пожалуй, стала исчерпываться. Для новой работы потребовались новые люди. Многие из нас потихоньку засобирались, напоследок гордясь тем, что в эти непростые годы – непростые, в том числе из-за конкуренции со стороны новых радиостанций – нам удалось сохранить популярность у радиослушателей и их доверие.

Владимир Поволяев

в начало

На предыдуший раздел в оглавление >>

1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8