1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18

¤     отношение к обществу в целом или отдельным его группам, с которыми субъект деятельности взаимодействует;

¤     отношение к самому процессу деятельности;

¤     отношение к другим ее участникам.

Получается, что достижение успеха в производстве продукта зависит от того, настроен или не настроен человек на такое отношение к обществу, процессу деятельности и другим его участникам, которое однозначно было бы благоприятным. А успех крайне важен. Следовательно, возможные «нет», «не настроен» необходимо нейтрализовать. Но для этого требуется особый стимул.

Отсюда вывод: уже в пору возникновения трудовой морали смысл представлений, составлявших «трудовой блок» моральной установки индивида, должен был содержать в себе подобный стимул. Иначе говоря, этот блок моральной установки изначально должен был заключать в себе категорическое предписание такого отношения к трудовому процессу, его участникам и обществу, которое однозначно ведет к созданию блага. Для краткости на современном языке данное предписание, по-видимому, может быть обозначено так: «Добросовестный труд на пользу себе и людям!»

Надо полагать, что императив, заключенный в этом предписании, имел большую силу, поскольку оно давало себя знать даже в первых рабовладельческих государствах, где труд в его вещественно-энергетической ипостаси был преимущественно уделом порабощенных. Рабы, зачастую отторгнутые от привычного мира, от близких, поставленные в положение одушевленных орудий труда, тем не менее производили такие шедевры, которыми мы восхищаемся и поныне. Эти шедевры – результат того нравственного отношения к труду, которое уже успело войти в плоть и кровь человека. Никакому надсмотрщику было бы не под силу добиться от строителей таких точных, согласованных и выверенных движений, благодаря которым возникли греческий Парфенон и римский Колизей, если бы эти движения не направлялись еще и Внутренним Голосом. Именно этот Внутренний Голос побуждал рабов созидать во имя уже постигнутой социумом ценности – Добросовестного Труда, преодолевая до поры до времени ненависть к поработителям.

Возникает вопрос: ну, а что же рабовладельцы – те свободные граждане античного полиса, которых принято считать классом эксплуататоров? Они что, были свободны и от моральной установки на добросовестный труд? Довольно убедительное объяснение на этот счет позволяет получить Библия. В Книгах царств, Евангелии, Псалтири, да практически в любом библейском тексте, обнаруживаются два ряда весьма любопытных обстоятельств. Первый ряд – многократные высказывания о ценности знания, «обдумывания», мудрости, т.е. атрибутов деятельности, которую сегодня мы определяем как умственный труд. Второй ряд – эпизоды использования знаний и мудрости во благо людям. Субъектами деятельности в большинстве таких случаев оказываются свободные[29].

По всей вероятности, Библия зафиксировала два очень значимых момента в истории человечества: во-первых, отделение умственного труда от физического (это принято считать важной вехой общественного разделения труда), а во-вторых, распределение обязанностей по жизнеобеспечению социума между возникающими классами. Эксплуатируемые оказывались обречены преимущественно на физический труд, эксплуататоры занимались преимущественно умственным трудом: управлением, врачеванием, судопроизводством, свободными науками и искусствами. Причем рабы, обладавшие способностями к умственной деятельности и знаниями (ведь многие из них прежде были свободными), ценились и нередко получали возможность реализовать свои данные, но, увы, чаще всего – без права на признание полноценными людьми. Фактические сведения из истории древних государств рисуют весьма красочную картину развития отношений в обществе того периода, когда складывалось упомянутое «распределение обязанностей»[30].

Все это дает основания предположить, что именно тогда и произошла существенная трансформация «трудового блока» моральной установки индивида. Свою роль в этом сыграли два обстоятельства: с одной стороны, постепенное осознание того, что в принципе труд может быть умственным и физическим, а с другой – непосредственное влияние распределения трудовых функций между разными слоями общества, образовавшими его классовую структуру. Императив «Добросовестный труд на пользу себе и людям!» должен был приобрести разные значения в зависимости от положения индивида в системе общественного разделения труда, что в сложившихся условиях одновременно означало – и в зависимости от его места в формирующейся классовой структуре общества. Из этого вытекает по меньшей мере три очевидных следствия:

w      Отныне моральные установки индивидов, оставаясь проявлением единого для общества нравственного закона, начинают различаться по содержанию предписаний «трудового блока». Четко определяются две модификации моральных установок: одна ориентирована на умственный труд, другая – на физический. В совокупности с изменяющимися предписаниями «гражданского» и «бытового» блоков[31] это создает предпосылки для привнесения в мораль момента классовой ориентированности. Осуществляется такое привнесение путем направленного информационного воздействия на сознание человека со стороны управленческих структур государства.

w      В общественном моральном сознании (а оно к этому времени существует не только через сознание индивидов и социальную практику, но и фиксированно, в виде текстов социума) накапливаются критерии и эталоны трудового поведения, ориентированного на тот и другой варианты моральной установки, давая начало двум разным системам ценностей. Доминирующими оказываются ценности, представляющие духовный труд[32], прежде всего в силу закрепленного законом «верховного» социального положения лиц, освободившихся от физического труда.

w      В общественной практике на века закрепляется пренебрежительное отношение к физическому труду, инициирующее постоянные поиски возможностей передать тот объем человеческой деятельности, который связан с вещественно-энергетическими преобразованиями, специальным орудиям труда. Сначала в этой роли выступают рабы (и до известной степени крепостные при феодализме), потом машины и механизмы и, наконец, автоматы и роботы – детища научно-технического прогресса, которые в равной степени заставляют человечество и восхищаться ими, и опасаться их[33].

Фактически отделение умственного труда от физического выступало предвестником осознания того важного обстоятельства, что социальная деятельность неизбежно существует в двух вариантах: как творческая и как репродуктивная (воспроизводящая). Однако фактором, определившим дальнейшую организацию общественного производства, на тот момент оказалось отнюдь не данное обстоятельство.

Дело в том, что ни один потребный обществу и созданный в нем продукт не может считаться результатом исключительно умственного или исключительно физического труда, поскольку он таковым не является. Производство продукта любой природы – это процесс, в котором обнаруживает себя сущность социальной деятельности, представляющей собой диалектическое единство опосредованных информационно-управляющих и вещественно-энергетических процессов. Нельзя соорудить ветряную мельницу, не смекнув сначала, как она может быть устроена; нельзя создать стихотворение без энергетических и хотя бы минимальных физических усилий, нужных для того, чтобы оно стало объективной реальностью. Другой вопрос, что разная природа продуктов диктует разную меру приложения умственных и физических усилий и разные принципы их комбинации. Именно это и оказалось решающим, когда потребности общества в разнообразных продуктах возросли настолько, что всерьез назрела необходимость в общественном разделении труда. Магистральным направлением такого разделения стало развитие двух относительно самостоятельных потоков производства. Они хорошо нам известны как материальное и духовное производство (или, говоря строже, производство вещественно-энергетических продуктов и производство информационных продуктов).

Схема 2.

СТРУКТУРА ОБОГАЩЕННОЙ МОРАЛЬНОЙ УСТАНОВКИ ИНДИВИДА

Ни один из этих потоков нельзя свести только к умственному или только к физическому труду, ибо в каждом из них непременно присутствуют и тот, и другой, но в разной степени, в разных сочетаниях, часто с разными исполнителями. В таких случаях возникает кооперация трудовых усилий.

И ни один из этих потоков нельзя свести к деятельности только творческой или только репродуктивной. Каждый из них включает в себя и ту, и другую, поскольку они равно необходимы для нормального течения общественной жизни. Если творческая деятельность создает новые реалии, то деятельность репродуктивная обеспечивает ими общество в требующемся количестве.

Однако самоопределение творческой деятельности как ключевого звена производственного процесса под воздействием растущих потребностей неминуемо должно было произойти и в том, и в другом потоке. И оно произошло, повлекши за собой новую волну дифференциации общественного производства – теперь уже внутри потоков. Один за другим возникали виды творческой деятельности, специфика каждого из которых определялась спецификой нового продукта, запрашиваемого обществом. Они давали начало новым отраслям материального и духовного производства, стимулируя развитие репродуктивной деятельности и делая очевидным процесс интенсивного общественного разделения труда.

В этих условиях конкретные проявления «труда на благо» (равно как и конкретные виды блага) неизбежно становились множественными. Отражая их, сознание индивида сталкивалось с проблемой невозможности вобрать в себя их все, а тем более адаптировать к ним сложившуюся традиционным путем моральную установку.

Механизм моральной регуляции общественной жизни вновь оказался в кризисной ситуации. На этот раз она разрешилась, судя по всему, возникновением в «трудовом блоке» моральной установки индивида такого предписания, которое хотя и было категоричным, однако давало большую степень свободы воли и предопределяло тем самым серьезные сдвиги в моральных отношениях общества. Это предписание хорошо прочитывается и в поведении современных молодых людей с нормальным нравственным развитием, когда наступает пора их вступления в трудовую жизнь: ими движет стремление уяснить для себя смысл жизни, свою роль в ней, определить «свое дело». Надо полагать, это стремление и есть ответ на категоричный Внутренний Голос, обязывающий человека к самоопределению, требующий от него «найти свое место в общем строю».

Вполне естественно, что это предписание обозначилось в сознании индивида в пору интенсивного развития промышленного производства, когда стало нормой постоянное возникновение новых профессий. Историки связывают данный процесс с формированием капиталистических отношений. Во всяком случае, ни при рабовладельческом строе, ни в эпоху раннего феодализма модели поведения, которые направлялись бы таким императивом, не были массовыми: сословные отношения сами по себе определяли место человека в общественном производстве.

Если допустить возникновение этого императива в данный период, то открывается возможность по-новому взглянуть на два зафиксированных в истории обстоятельства. Первое из них заключается в том, что как раз тогда возникла достаточно разветвленная сеть специальных учебных заведений, обязанных решать задачи не только образовательного, но и воспитательного характера. Второе обстоятельство состоит в том, что одновременно с этим в городах Западной Европы появились многочисленные уставы, регламентировавшие жизнь и деятельность работников ремесленных цехов и мастерских. В совокупности эти факты показывают, что значительная часть видов деятельности в рассматриваемый период уже достигла той степени развития, при которой можно говорить о вполне сложившемся способе деятельности и довольно высокой степени ее самопознания.

Понятие «способ деятельности», впервые введенное в научный оборот философом Э.С. Маркаряном[34], представляется нам первостепенно важным для осознания того, что происходит в развитии морали как регулятивной структуры общества в рассматриваемый период. Оно не тождественно понятию «метод деятельности», хотя в обиходе часто принимается за его синоним. Суть в том, что понятием «способ деятельности» обозначается совокупность всех процессуально-инструментальных особенностей конкретного вида деятельности, задаваемых спецификой производимого ею продукта. Сегодня эти особенности можно выстроить в четыре ряда:

w          комплексы задач, последовательно решаемых в ходе акта деятельности и определяющих специфику его операциональной[35] структуры;

w          набор методов, необходимых для решения данных задач;

w          технический инструментарий, используемый при этом;

w          стандарты профессионального поведения, рекомендуемые для достижения успешного результата деятельности.

Таким образом, способ того или иного вида деятельности воплощает в себе ее специфику. А поскольку формируется способ деятельности вместе с самой деятельностью, через осмысление удач и промахов, как селекция (отбор) условий, при которых достигается успех, то он оказывается и «копилкой» ее позитивного опыта. А это означает, что он может быть освоен, поддается изучению[36].

Возникновение сети специальных учебных заведений в последний период эпохи средневековья и есть знак того, что общество достигло уровня развития, при котором появилась необходимость в профессиональной подготовке граждан для освоения ими определенного способа деятельности.

С этой точки зрения появление цеховых уставов следует рассматривать как шаг, предпринятый и для выдвижения определенных требований к членам цеховой общины, и для ознакомления граждан со стандартами поведения, под знаком которых формируется данная профессиональная группа. Такие требования-стандарты складываются в процессе становления того или иного рода деятельности, как и другие составляющие способа деятельности. Но вот какова их природа?

Здесь мы сталкиваемся с парадоксом. С одной стороны, коль скоро речь идет о поведении в процессе труда, т.е. направленном на создание общественно полезного продукта, который по определению есть благо, добро, ценность, то природа этих стандартов должна быть моральной. С другой стороны, по отношению к моральной установке индивида, вступающего в данную профессиональную общность, они автономны, имеют характер неких надличностных правил, которые надо освоить, ибо это – требование профессиональной среды. В таком случае речь о доброй воле здесь может идти лишь постольку, поскольку добровольным является выбор профессии. В то же время эти правила поведения в процессе труда коренным образом отличаются от технологических правил – алгоритмов для постановки задач, использования методов и технического инструментария, также задаваемых способом деятельности. Разница между двумя типами правил состоит в следующем.

Технологические правила отражают объективные закономерности деятельности в ее общих, не зависящих от конкретного исполнителя проявлениях и на определенный момент не имеют альтернативы. Они однозначны в силу своего внеличностного характера.

Стандарты поведения отражают те субъективные проявления личности, благодаря которым объективные закономерности деятельности могут быть осуществлены наилучшим образом. В реальном процессе трудовых отношений стандарты неизбежно корректируются реальными возможностями личности и потому выступают лишь в качестве ориентиров, указывающих путь к успеху.

Можно ли в связи с этим утверждать, что зарождающиеся профессиональные стандарты есть элемент морали как регулятивной структуры социального организма, действующей через индивида, на основе его доброй воли, определяемой внутренними императивами? Едва ли.

1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18