1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12

Один из главных приемов манипулирования, используемых средствами массовой информации, – маскировка действительности. В этих целях общественные события персонифицируются; крупные социально-политические проблемы сводятся к анализу личных качеств политических деятелей, их увлечений, просчетов, ошибок; общественные конфликты трактуются как конфликты личные и т.д. «Идеалы конформизма и сговорчивости, – пишет западногерманский социолог Т. Адорно, – содержались в популярной литературе с первых дней ее появления. Сейчас, однако, эти идеалы выражаются в форме довольно четко очерченных предписаний того, что не надо делать и что надо. Исход конфликтов предопределен заранее, а все эти конфликты – сплошная фикция. Общество всегда победитель, а человек – лишь марионетка, которой манипулируют с помощью социальных норм»[34].

Как видим, и СМК, и СМИ в своем содержательном аспекте используют социальную информацию. Журналистика функционирует в рамках СМИ, хотя в современных условиях распространяемая ими информация дополняется каналами обратной связи, а медиапродукт становится интерактивным. Таким образом, СМК, если учесть их содержательную сторону, является более широким понятием, чем СМИ, но существует тенденция к их сближению.

Отражая современное состояние мира, средства массовой информации одновременно играют весьма важную роль в достижении геополитических целей. Весьма показательным в этом отношении является так называемый «Анненбергский проект», осуществлявшийся департаментом изучения политических коммуникаций Северо-Западного университета США. Формально проект был направлен на обеспечение нейтрального форума, открытого для изложения разнообразных мнений по оценке воздействия технологий коммуникаций на политику. Была и другая цель: служить связующим мостом между политмейкерами, представителями промышленного капитала, исследовательскими академическими кругами, прессой и публикой. Один из руководителей Анненбергской Вашингтонской программы по изучению политических коммуникаций, Элвин А. Снайдер[35], открыто заявлял о взаимодействии вашингтонской администрации со средствами массовой информации: «С американской стороны цели публичной дипломатии в холодной войне скрупулезно излагались в течение многих лет Белым домом и конгрессом так, чтобы специалисты по информации знали, чего от них ожидают. Президент Джон Ф. Кеннеди недвусмысленно заявлял директору ЮСИА Эдварду Р. Мурроу, что он должен влиять на общественные отношения в других нациях. Определенно, Мурроу должен был разоблачать противника и противостоять врагу. Рональд Рейган выпустил директиву, в которой предписывалось американским правительственным радиопередачам сражаться с советским экспансионизмом. Правильно это или неправильно, но правительственные коммуникаторы имели касающиеся их распоряжения Белого дома. Президент Клинтон должен ясно сформулировать свои ожидания от публичной дипломатии. Необходимо ясное определение целей в пост-холодной войне. Далее, правительственные специалисты по информации и конгресс должны рассмотреть, является ли бюджет радиовещания действенным в веке новых технологий... Любая реорганизация правительственного международного радиовещания должна решать эту проблему и признать новые технологии. Ожидания конгресса также ясно были определены через вехи Белой Книги «Завоевание победы в холодной войне: американское идеологическое наступление». В 1964 года в сообщении комитета по иностранным делам Белого дома было сказало, что публичная дипломатия должна «развеять мифы, будто капитализм – эксплуататорский строй и хочет доминировать над миром, и что коммунизм неизбежен... Внедрить понятие, что будущее мира принадлежит демократическим обществам. Долгосрочная программа Белого дома – это четкая концепция целей и задач, существенное требование любой программы, стремящейся влиять на иностранное население. Конгресс должен пересмотреть его взгляд на публичную дипломатию в сегодняшнем мире, возможно, имеющим право на инициативу «Завоевание мира: американское информационное наступление»[36].

Его поддерживает Ньютон X. Миноу, директор Анненбергской вашингтонской программы: «Конец холодной войны поднял новые вопросы относительно американских международных отношений. Достаточно взглянуть на карту, висящую на стене начальной школы, чтобы увидеть, как драматично изменился мир, начиная с взрыва Советской империи несколько коротких лет назад. Появилось много новых наций. Старые враги, ранее стремившиеся уничтожить друг друга, стремятся теперь находить способы сотрудничества. Они работают над внедрением рыночной экономики, используют преимущества свободы и ценности демократии. Спутниковое телевидение, волоконная оптика, компьютеры и видеозаписи переместили публичную дипломатию на новую стадию.

Инструментами информации Америки в годы холодной войны, сыгравшими ключевую роль в развале коммунизма, были «Голос Америки», Радио «Свободная Европа» и телевидение «Уорлднет», передававшие наши сообщения правды и призывы к свободе и к миру, срывая усилия тоталитарных режимов, стремящихся управлять информацией. Но с открытием прежде закрытых обществ появляются новые вызовы и возможности. Белый дом, конгресс и федеральные агентства ищут способы изменить публичную дипломатию...

Какова перспектива для правительства в области радиовещания во все более и более загроможденном коммерческом международном рынке средств информации? Как могут новые инструменты публичной дипломатии влиять на руководство демократическими революциями? Имеются ли совместные возможности для американского правительственного радиовещания и американского общественного телевидения?.. Элвин Снайдер анализировал, как лучше всего приспособить общественную дипломатию к изменяющемуся глобальному сообществу»[37].

Под «демократическими революциями» в данном случае понимается не антифеодальное движение национальной буржуазии в той или иной стране и даже не национально-освободительное движение, а насаждение «американских ценностей». Таким образом, средства массовой информации выступают орудием для достижения конкретных геополитических целей.

Распад колониальной системы после второй мировой войны был вызван, разумеется, не «добрыми устремлениями» колонизаторов, а стал возможным лишь благодаря национально-освободительному движению. Уходя из бывших колоний, метрополии оставили после себя множество нерешенных проблем и, более того, в ряде случаев породили новые. Среди них – территориальные споры, расовые, межэтнические и религиозные конфликты, нерешенность языковых проблем, экономическая отсталость. Все это порождает такое явление, как неоколониализм, скрывающийся под различными масками. Но если есть неоколониализм, то неизменно будет существовать и национально-освободительное движение в той или иной форме. В какой степени и где мы можем говорить о национально-освободительном движении?

Этот вопрос не так прост, как кажется. На земном шаре количество народов значительно превышает число самостоятельных национальных государств. Существуют федеративные и конфедеративные государства, многие народы пользуются плодами культурно-национальной автономии. Существуют и другие формы самоопределения. Но стремление народов и наций к образованию самостоятельного независимого государства также нельзя сбрасывать со счетов.

К сожалению, названные выше тенденции все чаще и чаще приобретают форму сепаратизма, причем весьма извращенной модели. Пример бывшей Социалистической Федеративной Республики Югославия, распавшейся на множество мелких государств; «развод» Чехии и Словакии; осознанное стремление некоторых политических лидеров стран Балтии создавать моноэтнические государства – все это говорит о тех трудностях и перегибах, которые возможны на пути конституирования новых политических систем. В ряде определений сепаратизма постоянно встречаются такие слова: «сепаратизм... обычно выражает узкие интересы определенных кругов местной или иностранной буржуазии». Действительно ли стремление к национальному обособлению, присущее раннекапиталистическим формам хозяйствования, отвечает интересам всей нации или, в нынешних условиях только небольшой группе лиц, определяющих политическую линию государства? Стремление к интеграции, стиранию всех и всяческих границ (вспомним казавшийся близким лозунг Соединенных Штатов Европы), которое присуще развитому капитализму, столкнулось с мощными дезинтеграционными процессами. Что же мы имеем в результате? Вместо единой Европы – еще большее число мелких и мельчайших государств, вместо стабильного и предсказуемого Советского Союза - по сути дела, множество национальных образований с постоянно тлеющими конфликтами и непредсказуемой политикой, с развалившейся или разваливающейся экономикой. Стремление к созданию моноэтнических государств может довести до абсурда: Шотландия, Уэльс, Северная Ирландия, следуя этой логике, должны выйти из Великобритании, американские индейцы просто-таки обязаны изгнать со своей земли бледнолицых завоевателей, аборигены Австралии – белых поселенцев и т.д.

Сепаратизм постоянно эксплуатирует лозунги национально-освободительных движений, но является ли он таковым? Критерием может служить повседневная практика и целеустремление нации. К сожалению, молодые государства, добившиеся независимости и «самостийности», напрочь забывают о правах человека и сложившейся международной практике. Конечно, они декларируют свою приверженность общечеловеческим ценностям, но это только на словах. Примеров тому – множество. Так, косовские албанцы, с помощью бомбардировщиков НАТО добившиеся своей автономии, активно дестабилизируют обстановку на Балканах, постоянно устраивая вооруженные провокации против Македонии.

Национализм, сепаратизм и права человека несовместимы. Вот почему сепаратисты легко узнаваемы в идеологии: они проповедуют расовую, этническую и религиозную нетерпимость. Крайние проявления сепаратизма являются питательной средой для политического экстремизма. Возьмем для примера Таджикистан, Узбекистан, Киргизию и Казахстан. В любой из этих стран есть живущие обособленно группы национальных меньшинств, склонных к сепаратизму. В частности об этом говорят конфликты последних лет в этих странах. Сепаратисты и националисты нашли союзников – талибов. Движение «Талибан», вскормленное Западом, не ограничивало свою деятельность Афганистаном. В лагерях и вооруженных формированиях талибов проходили военную подготовку сепаратисты и религиозные экстремисты из разных стран, в том числе и Российской Федерации, здесь же готовили откровенных террористов.

Политический экстремизм еще никогда не приносил стабильных положительных результатов. Казалось бы, в стране, где соблюдаются права человека и народ живет в достатке, не должно быть проявлений сепаратизма, но он существует, потому что позволяет опять-таки добиваться определенных геополитических целей. Чем мельче дробятся ранее единые государства на новые образования, тем легче управлять миром. «Разделяй и властвуй» – этот лозунг колонизаторов вновь взят на вооружение и используется в реальной практике средств массовой информации, контролируемых правительствами ведущих держав Запада.

Современная геополитика, получившая распространение в США и некоторых других странах, является претензией крупных империалистических держав на мировое господство и тесно связана с расизмом, национализмом, гегемонизмом и экспансионизмом. Использование СМИ в геополитических интересах приводит к крайним проявлениям этнической, национальной и религиозной нетерпимости в самих средствах массовой информации. Так, талибы в Афганистане вовсе запретили телевидение, кино, газеты, оставив только радио, подконтрольное руководителям движения «Талибан».

После развала Советского Союза и всего социалистического лагеря во многих вновь образовавшихся суверенных государствах стала прослеживаться тенденция к созданию моноэтнических государств, что, несомненно, сказалось на средствах массовой информации. Возьмем для примера Латвию.

Современный политолог и этнолог Эрнест Геллнер определяет национализм как политический принцип, суть которого состоит в том, что политическая и экономическая единицы должны совпадать[38]. По Геллнеру, националистическое чувство – это чувство негодования, вызванное нарушением этого принципа, а националистическое движение – это движение, вдохновленное чувством подобного рода. Иными словами, принцип национализма требует, чтобы этническая группа имела право на собственную государственность. «Не будем обсуждать, – отмечает латвийский правозащитник Борис Цилевич, – справедлив этот принцип или нет. Важно другое: национализм (в трактовке Геллнера) и современная концепция прав человека по существу представляют собой взаимно противоречащие, принципиально несовместимые концепции»[39].

Анализ политического развития Латвийской Республики в течение Последних лет явственно показывает: сформировано государство, идеологической основой которого является именно национализм в геллнеровском понимании. Подтверждение этому можно повсеместно увидеть в латвийской прессе. Концепция власти, а следовательно, и поддерживающих ее средств массовой информации сводится к следующему: Латвия – это государство латышей, а остальные – гости. Латыши должны иметь здесь все права, в том числе и право решать судьбу «непокорных».

Отчасти это результат политики «возвращения в 1940 год». «Возвращение происходит не только в правовом, но и в идейном плане, а ведь тогда системы международных конвенций по правам человека еще не существовало, зато национализм как официальная идеология был гораздо более распространенным явлением. Латвия была как бы заморожена на 50 лет и теперь стремится вернуться в довоенную Европу» – отмечает тот же Б. Цилевич[40].

Одним из важнейших аспектов национальной политики Латвии стал вопрос о государственном языке. Во время образования Латвийского независимого государства вопрос о языке рассматривался с позиции необходимости его защиты, так как до момента принятия первого закона о языке (в 1969 году) латышский язык фактически являлся региональным языком огромного единого государства – СССР. Латвийские ученые заявляли о критическом положении в этой области и об угрозе постепенного исчезновения языка как о непоправимой этнокультурной катастрофе. Поэтому основная идея, последовательно реализованная в первом варианте «Закона Латвийской Республики о языках», была такова: обеспечить возможность всюду в Латвии обходиться только латышским языком. Отсюда вытекало и конкретное требование: государственным языком должны были владеть все, в той или иной форме представляющие государство в общении с человеком, то есть чиновники, врачи, работники сферы обслуживания.

Американский политолог и правозащитник Ниле Муйжниекс так прокомментировал происходившее в этой республике: «Исходя из нормальной логики и здравого смысла, после обретения независимости следовало бы смягчить языковые требования. Но закон, принятый в новой редакции (в 1993 году) базируется вовсе не на логике. В него заложена совершенно иная идея: исключить возможность более или менее нормально существовать без знания латышского. Разница принципиальная!»[41].

Латышскоязычные газеты активно выступали в поддержку принятого в 1992 году закона о языке. Особенно активно в полемике с русскими журналистами выступала газета «Атмода», имевшая в ту пору значительное влияние на общественное сознание в латышской среде. Порой публикуемые в «Атмоде» материалы в отношении языковой политики вызывали широкий резонанс среди русскоязычной общественности. Так например, всерьез рассматривалась на страницах «Атмоды» идея, высказанная философом и политическим комментатором В. Зариньшем, сводившаяся к следующему: при решении вопроса о гражданстве необходимо учитывать, на каком языке претендент говорит в семье...

Русскоязычные СМИ в ответ заняли радикальную позицию, активно критикуя правительство и взывая к международным организациям по защите прав человека. «Не думаю, – заявлял Александр Блинов, в то время редактор газеты «Час», – что даже переживающий сейчас свой «звездный час» г-н Абикис всерьез верит, что для защиты латышского языка, поднятия его авторитета надо заставить тысячи людей, мучаясь, коверкать этот язык. Языковой прессинг – это просто еще один инструмент политики выдавливания. И очень важно сейчас для нас всех не перенести неприязнь к воинствующему провинциализму национал-патриотов на сам латышский язык. Не отождествить чиновников и депутатов, за наш счет компенсирующих свои коллаборационистские комплексы, со всем латышским народом»[42].

Тема национализма, национального вопроса и связанных с ним аспектов социального и политического устройства Латвии давно уже занимают главные места в тематике латвийских СМИ. Такие явления, как национализм, шовинизм и политический экстремизм – не редкость на страницах латышско- и русскоязычной прессы. Это углубляет раскол между двумя этническими общинами как в прессе, так, следовательно, и в общественном сознании. Можно говорить о двух тенденциях сосуществования русской и латышской прессы. Они либо полностью игнорируют друг друга, либо вступают в острую полемику, причем не пытаясь прислушаться к аргументам собеседника. Эта ситуация, конечно, не приводит СМИ к конструктивному диалогу и не способствует сближению и пониманию общин.

За последние десять лет политическое устройство Латвийской Республики, а вместе с ним и пресса претерпели ряд серьёзных изменений. СМИ перестали быть монополией государства, однако их независимость формальна. За многими печатными органами стоят конкретные политические силы (отдельные политики, партии, движения или даже правительство), которые проводят через эти СМИ свои политические идеи, оказывая на реципиентов скрытое или прямое воздействие, манипулируют общественным сознанием. Это явление характеризует в большей степени «правую» и «национально-радикальную» журналистику.

Сохраняется экономическая зависимость СМИ от рекламодателей и финансовых структур, поддерживающих то или иное издание. Русскоязычные газеты и журналы находятся в более жёсткой зависимости от рыночных условий. Это объясняется тем, что они не получают государственных дотаций, так как распространяют информацию на «иностранном языке». Следует отметить, что при почти равном демографическом, соотношении (в целом по стране на 52% латышей приходится 48% русскоязычного населения; в Риге 60% русскоязычных, а в Даугавпилсе и вовсе 90%), русскоязычных СМИ в Латвии значительно меньше, чем латышских, и их количество продолжает уменьшаться.

Радио и телевидение находятся под давлением дискриминационного закона, ограничивающего вещание государственным радио и телевидением на языках, не являющихся государственным (латышским) 25%. Русская община прибегает к просмотру телеканалов по кабельному телевидению (ОРТ, РТР, ТВ-6 и др.). Как показывают социологические исследования, 47% населения Латвии в июле 2001 года смотрели канал LNT, 20% – LTV1, 18% – TV3, 10% – ORT (ТЕМ), 5% – LTV2. Но это касается всех передач, включая телесериалы. У новостей рейтинги, естественно, другие.

Уже в январе 2002 года Латвийское телевидение начало готовиться к выборам в Сейм, которые намечены лишь на сентябрь. Это видно по кадровым перестановкам. Кресло программного директора ЛТВ занял Балдур Апинис. Эту перестановку практически все обозреватели расценили как политический ход властей: Балдур Апинис может влиять на содержание и продолжительность вещания информационных программ на русском языке, которым и так отведено всего лишь 14 минут в сутки. В связи с этим назначением газета «Телеграф»[43] со ссылкой на BMF Gallup Media опубликовала рейтинги популярности телеканалов у латышской и нелатышской аудитории. Так, среди латышей популярность телеканалов распределилась следующим образом: 39,7% – LNT, 25,5% – LTV1, 21,3% – TV3, 7,1% – LTV2, 4,3% – ОРТ, 2,1% – TV5. Среди нелатышской аудитории, естественно, другие показатели: 38,1% – ОРТ, 22,5% – LNT, 19,1% – TV3, 7,8% – LTV2, 6,6% – TV5, 5,9% – LTV1.

Радио в Латвии имеет свои особенности. Так, закрыта единственная средневолновая станция и радиослушатели ограничены лишь передачами на УКВ и FM. Значительные территории сельской местности в результате «отлучены» от радиовещания и не могут получать информации о событиях в республике. По данным BMF Gallup Media, по распределению времени слушателей наибольшей популярностью пользуется «Латвийское радио» (27% слушателей); затем идут «Латвийское радио 1» (15%); «Бизнесе и Балтия» и SWH+ (по 12%); «Радио SWH» (11%); «Супер FM» (7%); «Сконто», «Стар FM», «Домская площадь» и «Радио PIK 100 FM» (по 6%); MIX FM (5%); «Христианское радио» (1%). На другие радиостанции в сумме приходится 5%. Исследования проводились с 6 августа по 21 сентября 2001 года.

В Риге вещают 5 русскоязычных FM-станций, среди которых наибольшей популярностью (по отзыву известного рижского журналиста Николая Кабанова) пользуется «Русское радио». Провайдер «Русского радио» Гуров неоднократно заслушивался на Национальном совете по радио и телевидению, подвергался штрафам, отключали вещание за несоблюдение закона о языках.

В январе 2002 года на «Радио PIK» произошел скандал: журналисты не приступили к работе. Это было вызвано произвольным уменьшением заработной платы, введенным хозяином радио Юрием Журавлевым, и перезаключением контрактов.

Как видно из приведенного краткого обзора, современные СМИ Латвии отражают все многообразие общественно-политической жизни страны и способны формировать общественное мнение и управлять им. В условиях дискриминационного Закона о радио и телевидении печатные СМИ обладают целым рядом преимуществ для оказания влияния на русскоязычную аудиторию. Латышская и русская общины живут по настоящее время в различных информационных средах, что препятствует сближению общин. Публикация в русской прессе обзоров латышских газет и знание многими русскими латышского языка, а латышами русского языка проблемы не снимает.

Это положение создаёт другую социально негативную ситуацию: разные этнические общины Латвии, географически населяя одно государство, живут как будто в разных реалиях. Русская и латышская пресса рисуют различные картины мира, порой диаметрально противоположные. Иногда это выражается просто в отсутствии информации по тому или иному поводу. В таком случае возникает информационный голод, который легко использовать в манипулятивных целях. Пресса на латышском языке почти полностью игнорирует интересы русскоязычного населения, называя русских «оккупантами» и «инородцами». В свою очередь русские СМИ чересчур сосредоточены на своих проблемах, не уделяя должного внимания событиям, происходящим в республике. Такая ситуация отнюдь не способствует сближению двух этносов, а наоборот, исподволь (элементарное игнорирование) или прямо (разжигание национальной розни) работает на его раскол и отчуждение.

Несмотря на публичное провозглашение демократических лозунгов, Латвия практически проповедует политику моноэтнического государства, где официальной идеологией стал национализм. Конечно, пресса сыграла в этом немаловажную роль. С одной стороны это некая «спираль умолчания» качественных газет в ответ на грубые нарушения прав человека в Латвии (чаще всего национальных меньшинств), с другой – открытая пропаганда националистических и шовинистических идей, ведущая к национальному неприятию.

Наряду с идеей моноэтнического государства, в СМИ можно было проследить и зарождение истинно демократической возможности построения национальной политики, где важнейшими приоритетами признавались права человека, а также балто-славянская модель с правом балтославян на политическое и культурное самоопределение. Но эти тенденции пока, к сожалению, не получили широкого распространения среди титульной нации. Эти признаки говорят нам о невысокой политической культуре деятелей политических сил Латвии, а равно СМИ, поддерживающих эти силы.

Если говорить о внешнеполитической проблематике, то здесь доминируют два направления: взаимоотношения со странами ЕС и НАТО – с одной стороны и взаимоотношения с Россией – с другой. Как ни странно, но отношения с соседними странами Балтии (Литвой и Эстонией) не занимают сколь-нибудь серьезного места в массмедиа Латвии.

1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12