1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 | 22 | 23 | 24 | 25 | 26 | 27 | 28 | 29 | 30 | 31 | 32 | 33 | 34 | 35

Телевизионная журналистика становится, как видим, женской профессией. Но не все позиции утрачены «сильным полом». Хорошую передачу «Дай Бог памяти» прислал из Кемерово Владимир Курбатов, увлеченно демонстрирует архивные находки Илья Сахаров в серии «Тайны старого Липецка» – за что и награжден на телефоруме. Продолжает снимать эпопею про село Кучугуры Владимир Герчиков из Воронежа – иногда он заезжает в это село просто так, без камеры, его принимают как своего и делятся новостями. Несколько семей, как уже сказано, сделал постоянными объектами наблюдения Алексей Погребной. Десятисерийный фильм «Лешкин луг», задуманный в 1990 г. как откровенная поддержка фермера против тупого и косного колхозного окружения, обернулся потрясающей документальной драмой. Не о фермерстве – о жизни начинаешь думать, глядя поначалу, как ладно все задумано Орловскими, огорчаясь потом их семейными ссорами, своеволием подрастающего Алешки и тем, что девочки, выросшие на фермерских трудах, оказались так падки к примитивной городской поп-культуре. Получив 22 премии за «Лешкин луг» на всевозможных фестивалях, Алексей Погребной, кажется, не знает, что ему делать дальше со своими героями. Многочисленные судебные тяжбы совсем подкосили их.

Но для меня интересен Погребной как беседчик, как человек, способный «влезть в душу» ближнему. В кулуарах одного из давних фестивалей, когда мы не были еще знакомы и я не знал, что он и есть автор «Лешкиного луга», Погребной с видом абсолютно невинным и заинтересованным, очень скромно спросил: а скажите, в чем разница между передачей и фильмом? Потом я видел, как он задавал этот вопрос еще многим людям, и каждый «покупался» на эту невинную скромность и начинал что-то отвечать, объяснять. Вот эти широко раскрытые глаза, желание услышать ответ (который он сам давно и прекрасно знает) я вижу и в фильмах Погребного. Он спрашивает так, что не ответить ему нельзя. Скромность или – как это в Тюмени – «незаломливость» есть главная отмычка выпускника театрального вуза Погребного. Одна из последних его работ – «Переселенцы». Александр и Азима Поповы, приехав как «русскоязычные» из дальней республики, никак не могут обрести себя на родной русской земле. Не вписываются в окружение. За семейной историей – колоссальная проблема. Погребной давно для себя решил, если на экране показ какого-то факта – это передача. А если возникают при этом раздумья о жизни всех нас – то это фильм. И чем спокойней задает «на голубом глазу» свои вопросы автор-режиссер, тем больше эмоций рождается у нас, зрителей. Этот вятский хитрец спокойно приехал на фестиваль, проводившийся МВД – «Правопорядок и общество» – и увез очередной приз. За серию «Чужие дети» все из того же «Лешкиного луга». В семье Орловских жил мальчик, помогал по хозяйству. Соседи говорили – батрак, мол, нехорошо это. Он ушел от «кулаков» в самостоятельную жизнь. И очень скоро оказался за решеткой. Думайте, люди, думайте – лучше быть «батраком» – или зэком.

Как-то удалось стать свидетелем уговоров: –Приезжайте к нам на передачу, вас увидит вся страна». И едут к этому розовощекому ведущему, вставая ни свет ни заря, едут в его утреннюю передачу академики и губернаторы, актеры и писатели. Действительно ведь – увидит вся страна! И, честно говоря, не имеет значения, какой ведущий сидит в студии. Ему некогда вдуматься, кто же перед ним оказался на сей раз. Он ничего о своих гостях не знает. По его розовому личику видно: ему достаточно того, что его самого регулярно видит вся страна. Известен тем, что известен. Упивается своей неотразимостью и легкостью речи. Это уже совсем другая журналистика – студийная. Он ведь в Русское Добрино никогда не поедет. Это не про него песенка презираемых ныне журналистов-шестидесятников: «Трое суток шагать, трое суток не спать ради нескольких строчек в газете». Там еще есть такие слова про журналиста: «Он в ночи с радистом слушал вьюгу, версты в поле мерил с агрономом, братом был, товарищем и другом людям, накануне незнакомым». Другом? – удивленно переспросил молодой репортер НТВ. – Нет, мы не сближаемся с теми, с кем работаем. Они для нас... материал, что ли, для наших передач.

Нет, что-то мне не хочется в такой ваш XXI век...

Чтобы не возникло ненужного противопоставления столицы и провинции, скажу, что подобные «племяннички» и «сынки» сидят не только в Останкине, куда их привел за ручку дядюшка или папа. То же самое вижу на местных экранах. Не всем охота грязь месить. Сидишь в чистой студии, все к тебе идут, ты – в центре внимания.

Не буду называть фамилии, но вот программа «Город и горожане», ведет ее красивый молодой человек. Сам себе он очень нравится. К передачам не готовится абсолютно. Заявлена тема «равноправие» – применительно к высшему образованию. Обсуждают проблему лицензирования вузов. Задает наш красавец длинный путаный вопрос уважаемым собеседникам: «Какими документами должен обладать вуз? Если университет существует 60 лет, то об аккредитации, о лицензии речи быть не может – какими документами должен обладать негосударственный вуз, чтобы студент был уверен, что доучится до конца, что это классный вуз?».

– Немного хочу вас поправить, – говорит руководитель вуза, – закон един для всех. Лицензирование, аккредитацию должны проходить все.

– Разумеется! – бодро воскликнул красавец, словно и не он только что утверждал противоположное. И еще полчаса путался между аккредитацией и аттестацией, сбивая с толку гостей вопросами: «А если мне не нравится вуз? Если меня не устраивает программа? А если вуз нарушает стандарт сам?».

Хочется спросить: а кто ты, собственно, такой? И вспоминается фраза из Аксенова:

«Не особенно уверен, но, кажется, в этом есть что-то от современного психологического состояния – наши вьюноши как бы дарят себя восхищенному человечеству, в том числе и противоположному полу». Написано, между прочим, еще в конце семидесятых. Сейчас тенденция стала еще заметнее.

Наш знакомец от своего «Города и горожан» выезжал и в столицу. Брал интервью у Отара Кушанашвили и подобных ему «вьюношей», на которых, видимо, равняется.

Конечно, молодость, как грустно шутят старые ворчуны вроде меня, – это тот недостаток, который с годами проходит. Вот и мальчики перестройки погрузнели, посерьезнели прямо на глазах восхищенного человечества. И Дибров уже ножкой не дрыгает, и даже Кушанашвили обходится без мата. Иногда в региональных программах такое взросление происходит в пределах одной передачи – заботливые сограждане просвещают напористого журналиста, и он теряет свой напор, превращаясь в обыкновенного мальчика или девочку.

Вот в городе Кемерово представителем «четвертой власти» врывается в жилконтору девица в очках, тянет за собой микрофон и оператора с камерой. Спрашивает сурово: скажите, куда расходуются деньги, которые мы платим как налог на собак? Спокойная дама буквально по-матерински объясняет про жетоны и строительство собачьих площадок, а потом говорит как бы, между прочим: вы бы представились, как ваши фамилии? У меня тоже есть знакомый на телестудии, с такой же трубочкой ходит. Тем временем конторская девушка выписывает документы: «Кто владелец собаки? Вы?» «Нет, мама», – лепечет юная репортерша. И уже на вольном воздухе опытный собачник на все наскоки – «А жетоны зачем?» – объясняет девочке, что жетон нужен, если собака, не дай Бог, потеряется.

Смотреть на это было, конечно, любопытно. Этакое укрощение строптивой. Провести бы такую разведку без камеры, не позориться прилюдно. Репортер, понятно, не всезнайка, его дело такое – спрашивать. Но все-таки не с абсолютного нуля начинать расспросы. Казенный микрофон в руках, надо думать, утверждает юное создание в его (ее) общественной значимости.

Подходит молодая дама с микрофоном в кулуарах телефорума и с ходу задает вопрос: какой смысл в Армении показывать передачу о Казахстане, ведь это никому не интересно. Объясняю: наоборот, интересно. Все мы вышли из одного социалистического прошлого и хотим знать, кто как из нынешних трудностей выпутывается: легче врозь или нет? Другая интервьюерша: «Дума хочет ввести цензуру, что вы скажете об этом?». Объясняю разницу между цензурой и Советом по нравственности, но не этого, видать, от меня ждали, рука с микрофоном нетерпеливо подергивается. «А что вы здесь делаете?» – в лоб спросил мой же собственный студент, оснащенный микрофоном. Сразу вспомнился бессмертный фильм с Евстигнеевым «Добро пожаловать, или Посторонним вход запрещен». Был там такой персонаж, юный пионер, появлявшийся в разных местах с вопросом: «А чего вы тут делаете?». Ему отвечали: «Иди отсюда, иди...». Вежливость не позволяет ответить так же нашим юным телеинтервьюерам. Человек с микрофоном действует волей пославшей его телекомпании. На уровне информационного интервью он, независимо от личных качеств, принесет в студию какие-никакие ответы. Важно лишь понимать, что это – первый шаг в постижении профессии. Важно не остановиться, самолюбование – губительно.

в начало

НОВОСТИ ОТ АЛЕКСАНДРА ГУРНОВА

Г.К. Высокий потолок, огромный директорский стол... Каково репортеру в этом кабинете? Секретарша за дверью. Табличка: прием по делу и по личным вопросам с 10 до 22 часов. Как чувствует себя репортер в кресле гендиректора?

А.Г. Нормально.

Г.К. Значит, получилось, как у Ростроповича – сам и солист, и дирижер?

А.Г. Занимаюсь я тем же самым, что и всю жизнь. Делаю новости. Организую процесс. Первая ТСН – телевизионная служба новостей, ночные новости как альтернатива официозной программе «Время» – появилась на 1 канале, если помните, в 1989 году. Профессия появилась тогда – «ведущий новостей». Не диктор, а ведущий. Как в Америке. Но структуры такой, как там – чтобы все на него работали – ее не было. Ведущий сам заказывал съемки, сам определял верстку программы, он все делал.

Г.К. То есть не он, а – вы.

А.Г. Да, первые полгода я вел программу «ТСН» один. Потом пришли Миткова и Ростов, мы стали работать через два дня на третий. Здесь я делаю то же самое, причем каждый день. Только мне не нужно вечером гримироваться и идти в кадр.

Г.К. Это все равно, что познакомиться с девушкой, развлечь ее, уговорить – и в последний момент отдать другому. Разве не главный наркотик, кайф, показ мастерства – работа в прямом эфире?

А.Г. Когда взрослеешь, появляется опыт и приходится выбирать. Оставаться просто ведущим новостей, я считаю, не очень интересно для мужчины.

Г.К. Уолтеру Кронкайту только в 65 лет стало неинтересно.

А.Г. Для меня как для мужчины было важно всю жизнь кому-то что-то доказывать. Ради этого мы живем, правда? Я никогда не относился к работе как к повинности. Для меня работа всегда была своеобразной игрой, в которой нужно выиграть, нужно что-то доказать. Мне кажется, что как ведущий новостей я всем все доказал. А доказать свою состоятельность как руководителя информационной службы, причем частной, первой и единственной в своем роде, которую нужно было с первого колышка построить собственными руками – в этом не меньше риска и удовольствия, чем в прямом эфире.

Из меморандума А. Гурнова (директивный документ компании «ТСН»).

Новости – это кайф! Это – кураж. Это весело, черт побери. У нас с вами нет профессии, у нас есть жизнь, под названием «журналистика». У нас есть дело, которое больше, чем сто жизней.

Новости – веселая работа, которую делают молодые, веселые, смешные, сумасшедшие люди. Не дай Бог общаться с человеком, проработавшим в теленовостях больше десяти лет, как с нормальным. Вы не поймете друг друга и, скорее всего, крупно повздорите!

Самое опасное в редакции – скучные, недовольные, озабоченные люди: одного такого достаточно, чтобы подсунуть в нашу программу скучную новость. А скука для нас – это смерть!

Новости – это люди. Это – Люди, рассказывающие о Людях. Так просто...

А.Г. Сейчас у меня работает почти триста человек.

Г.К. Плюс собкоры?

1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 | 22 | 23 | 24 | 25 | 26 | 27 | 28 | 29 | 30 | 31 | 32 | 33 | 34 | 35