1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21

Дальнейшее смягчение законов о печати выразилось в законе 14 декабря 1830 г. Согласно этого узаконения в значительных пропорциях были понижены размеры залогов, штемпельного сбора и почтовой таксы за пересылку. Для изданий, выходящих более двух раз в неделю, был установлен залог в 2400 франков ренты (т.е. около 40000 франков капитала), для выходящих 2 раза – залог в 3/4 вышеуказанной суммы, для еженедельных изданий 1/2 последней и ежемесячных – 1/4 ее. Ежедневные органы печати, выходящие в городах с населением менее 50000 человек, были обязаны представлять залог в размере 500 франков ренты и с населением более значительным 800 франков. Штемпельный сбор был определен в 6 и 3 сантима, в зависимости от размеров листа. Пятисантимный почтовый сбор, установленный на основании §8 закона 15 марта 1827 г., был понижен до 2 сантимов при обращении газеты внутри департамента, в котором она издается, и до 4 сантимов при обращении за пределами его. Издания, выходящие на иностранных языках или печатающиеся за границей, подлежали таксировке не выше французских изданий.

Для печати наступило благоприятное время. Политическая мысль оживилась. Органы самых разнообразных оттенков принялись за подсчет итогов июльской революции и в общем приходили к выводу, что игра не стоила свеч, что заветные желания борцов за всеобщее благо остались желаниями нисколько не осуществленными. Июльская монархия, естественно, оказалась под перекрестным огнем самой беспощадной критики. Правительство не могло оставаться равнодушным к этому натиску общественного мнения. Начались непрерывные преследования деятелей печати. Против них в течение двух лет, 1831–1832 гг., было возбуждено правительством 411 обвинений. По 143 делам состоялись приговоры, в общем итоге присудившие к 6 годам тюремного заключения и 350000 франков штрафа. Только одна газета «Tribune» подверглась 111 преследованиям и по 20 приговорам виновным было назначено 49 лет тюремного заключения и 157630 франков штрафа.

Правительство не столько устрашало газетчиков состоявшимися приговорами, сколько дискредитировало себя самое многочисленными безосновательными обвинениями. Редактор «Прогресса» в 1838 г. говорил, что он ни разу не был приговорен к наказанию несмотря на 24 случая привлечения к ответственности. В 1835 г. редакция газеты «Эхо народа» насчитывала 13 оправдательных приговоров из стольких же обвинительных. Редактор газеты «Революция» привлекался к суду 30 раз и 22 раза выходил оправданным.

Правительство понимало, что суд присяжных не может быть опорой полицейской политики. Мысль о передаче преступлений печати исправительному суду все энергичнее стала пленять правительственные сферы и заставляла искать выход из положения. Это последнее затруднялось собственно хартией, категорически Устанавливавшей по делам о печати компетенцию присяжных. Тем не менее не замедлил появиться соответственный проект, весьма тонко посягавший на целость хартии. В палате проект обсуждался в течение двух недель. Несмотря на жестокую критику он прошел 9 сентября 1835 г.

Остановимся на содержании этого закона. Уже по объему он представляется довольно внушительным: он содержал 28 весьма пространных статей, распределенных в пяти главах. Первые 12 статей первой главы были посвящены «преступлениям печати». Прежде всего закон останавливался на преступлении, называемом «покушением на безопасность государства». Под этим общим названием объединялись: оскорбление короля с целью возбудить ненависть и презрение к его особе или его авторитету, осуждение актов правительства, покушение на принцип или форму управления, основанную на хартии 1830 г., а также приписывание прав на престол Франции кому-либо из лиц, подвергшихся изгнанию по закону 10 апреля 1832 г. По степени наказания к покушению на государственную безопасность приравнивалось всякое «выражение желания, надежды или угрозы, касавшихся ниспровержения конституционного монархического порядка или реставрации низложенной династии».

Всякое нарушение прав собственности, присяги, должного уважения к законам, апология преступных действий, возбуждение ненависти между различными классами в обществе карались на основании §8 закона 17 мая 1819 г., если суд не находил нужным, в зависимости от обстоятельств, прибегнуть к более суровой репрессии. За диффамацию также угрожали строгие взыскания. Периодические издания были лишены возможности печатать отчеты о судебных процессах по делам печати. Нарушителям этого запрещения угрожала тюрьма до одного года и штраф до 5000 франков по приговорам суда исправительной полиции. Подобное же взыскание налагалось за объявление подписки для сбора суммы, нужной для погашения штрафов за преступления печати. В случае двукратного осуждения руководителя издания в течение одного года руководимое им издание могло быть приостановлено на срок до 2 месяцев, а при более серьезных обстоятельствах – и до 4 месяцев.

Не менее обстоятельно закон отнесся к вопросу «о периодической прессе». Представление залога было обязательно для издателей всех периодических изданий. Насколько серьезные стеснения ставил этот закон развитию прессы, лучше всего видно из размеров требовавшихся залогов. Для периодических изданий, выходящих более двух раз в неделю, все равно в сроки заранее указанные или неправильные, залог был определен в 100000 франков; при выходе два раза в неделю залог понижался до 75000 франков; при еженедельном выпуске до 50000 франков; при выходе более одного раза в месяц – до 25000 франков. Таковы были размеры залога для изданий Парижа и Сенского департамента. Что же касается провинции, то в городах с населением от 50000 душ взносилось 25000 франков, в городах с меньшим населением залог составлял 15000 франков и даже меньше. Собственникам уже выходивших изданий был дан четырехмесячный срок, в течение которого они были обязаны сделать взносы для образования суммы установленных размеров залога.

Каждый ответственный редактор периодического издания должен был лично располагать третьей частью залога, и всякое уменьшение суммы вследствие взыскания присужденного с него штрафа требовалось восполнить в течение двух недель. Сентябрьский закон, согласно закону 18 июля 1828 г., обязывал редакторов подписываться под каждым изданным номером. Отступления карались исправительным трибуналом штрафом до 3000 франков.

Относительно помещения ответов и возражений был оставлен в силе закон 25 марта 1822 г., т.е. каждое издание обязывалось бесплатно в ближайшем же номере помещать все возражения против напечатанных статей. Если возражения превосходили двойной размер статьи, на которую служили ответом, то излишек содержания оплачивался по тарифу объявлений. Кроме того, редакции были обязаны на другой день по получении помещать на первой странице официальные документы, сообщения и т.д. В случае осуждения ответственного редактора за преступление или проступок по делам печати, издание не могло выходить под его редакцией в течение всего времени, в продолжение которого он будет находиться в тюремном заключении или ограничен в гражданских правах.

Сентябрьский закон не ограничился регламентацией книгоиздания и периодической прессы. На основании статьи 20 без предварительного разрешения министра внутренних дел – в Париже, и префекта – в департаментах, не могли поступить в продажу ни одна картина, гравюра, литографированное произведение, медаль, эстамп или эмблема. Нарушителям угрожал закон тюрьмой до одного года и штрафом до 1000 франков по приговору исправительной полиции, а также конфискацией недозволенных изданий. Без предварительного разрешения администрации ни в Париже, ни где-либо в департаментах нельзя было открыть театр или устроить спектакль, при этом, по причинам общественного порядка, данное разрешение могло быть отобрано во всякое время.

«Сентябрьский» закон ставил печать почти в такое же положение, в каком она была при Наполеоне I. Но оригинальностью измышления «короля баррикад» нужно признать остроумие, с которым он обошел хартию. Как уже было замечено, по конституции преступления печати подлежали суду присяжных. В глазах же тиранов «суд улицы» – ненадежный спутник их политики. И вот «сентябрьский» закон возвел в покушения «возбуждение путем прессы ненависти или презрения к особе короля и возбуждение к восстанию», а покушения, согласно той же хартии, могли передаваться на суд палаты пэров. Итак, хартия была спасена, печать погублена! При обсуждении проекта закона в палате депутатов министр юстиции о намерениях правительства сказал: «Мы хотим полной свободы печати, но мы не допускаем никакой критики ни особы короля, ни династии, ни конституционной монархии... Наш закон не оправдал бы своего назначения, если бы после его издания могла свободно существовать какая бы то ни было пресса, кроме монархическо-конституционной». Какое глумление над конституцией! Впрочем, все управление «короля-гражданина» было сплошным издевательством над ней. Не нарушая конституции открыто, он умел находить способы пользоваться ею лишь в собственных интересах и к выгоде правящей буржуазии. Последняя, однако, вскоре поняла, что установившийся парламентский порядок, основанный на подкупах и продажности, даже ей в конце концов не на руку и стала агитировать за расширение избирательного права. Печать барахталась в пеленках «сентябрьского» закона, поэтому агитация пошла по пути английских митингов. В Париже стали собираться банкеты. Здесь именно режим Людовика-Филиппа получал достойную оценку. Правительство воспретило наконец эти собрания. Начало было положено воспрещением банкета и народного шествия, назначенных на 22 февраля 1848 г. Несмотря на воспрещение, в назначенное место собралась огромная толпа народа. Правительство вызвало национальную гвардию, т.е. вооруженную буржуазию, но из рядов последней король явственно услышал: «Да здравствует реформа!». Вечером 23 февраля произошло случайное столкновение толпы с солдатами, а на другой день толпы народа двинулись на королевский дворец. Король понял, что кончена комедия, и отрекся от престола. На другой день была провозглашена республика.

Самым ближайшим последствием февральской революции было освобождение печати от гнета «сентябрьского» закона 1835 г. Декрет временного правительства от 6 марта 1848 г. упразднил «сентябрьский» закон и преступления печати вернул к компетенции суда присяжных, которые, что особенно важно, на будущее время должны были постановлять решения по большинству 8 голосов, а не по простому большинству, как это было установлено «сентябрьскими» законами. Решение дел присяжными по простому большинству в мотивах к закону 6 марта признавалось противоречащим «и философии, и гуманности, и всем принципам, провозглашенным различными национальными собраниями».

Еще более ценным приобретением февральской революции нужно считать закон 22 марта 1848 г., которым дела о диффамации лиц, исполняющих публичные функции, изъяты из компетенции гражданских судов. В мотивах к этому замечательному постановлению говорилось, что дела подобного рода не могут миновать суда присяжных, так как «все должностные лица находятся под контролем граждан и каждый гражданин имеет право и обязан оповестить всех, путем ли печати или как-нибудь иначе, относительно недостойных действий должностных лиц или несущих какие-либо публичные обязанности, под угрозой ответственности по закону за справедливость опубликованного».

Освобожденной прессе предстояло сыграть крупную роль. Не забудем, что свое влияние она делила с многочисленными политическими клубами, которых в одном Париже было до 450. В 1846 г. в Париже насчитывалось до 26 ежедневных изданий, но в течение 1848–1851 гг. число их достигло прямо баснословной цифры: одних политических изданий было до 789, а неполитических было больше 400. Улицы Парижа, площади, даже отдаленные кварталы кишели разносчиками газет, которые непрерывно выкрикивали названия различных изданий, возбуждали любопытство прохожих и целым рядом ухищрений, иногда остроумных, иногда циничных, заставляли раскупать их запасы.

Каждый печатный орган старался занять руководящее место, но время было такое, что вождями становились не идеалисты политики, а художники социального переустройства. Теперь уж не привлекала проповедь прав человека и гражданина, все кипело вопросами будничного преобразования, хозяйственной реорганизации. Вот что, например, писалось в «Vraie République», издававшемся Торе в сотрудничестве с Пьером Леру, Жорж Санд, Варбе и др.: «Революция только что началась. Мы опрокинули королевскую власть, нужно устроить республику. Национальное собрание решит судьбу Франции. Нужно, однако, чтобы оно обеспечило отечеству все политические и социальные последствия народной победы. В политическом отношении – суверенность народа и всеобщее голосование... свободу индивидуальную, свободу собраний, мысли, совести, слова и печати; воспитание государственное, общее и даровое. В социальном отношении – государственную организацию земледельческого, промышленного и интеллектуального труда; мирное прогрессивное обобществление орудий производства, пока они не станут общей собственностью граждан. Без социальной реформы нет истинной республики. Если Национальное собрание решительно не уничтожит социального пролетариата, то во имя равенства нужно продолжать революцию, начатую во имя свободы!»

Общеизвестно, к каким результатам привела подобная проповедь. Буржуазия была напугана грандиозностью замыслов пролетариата. Она поторопилась соединиться со всеми «друзьями порядка»: это привело к кровавой развязке. В течение четырех дней (23–26 июня) на улицах Парижа происходило небывалое кровопролитие, приведшее к диктатуре Кавеньяка.

С июньских дней начинается реакция против свободы печати. Пользуясь осадным положением и диктаторскими полномочиями, генерал Кавеньяк 25 июня распорядился закрыть признанные опасными клубы и запечатать редакции 11 газет. Когда окончились уличные столкновения, правительство представило Учредительному собранию два проекта законов о печати, которые были вотированы 9 и 11 августа 1848 г. В сущности этими законами в новых выражениях воспроизводились законоположения о печати 1819 и 1822 г. Ими карались всякие покушения на права и авторитет Национального собрания, республиканские учреждения, свободу вероисповеданий, принцип собственности и права семьи, а также возбуждение ненависти и презрения граждан в отношении друг к другу и все способы подстрекательства к восстанию и нарушению общественного спокойствия.

Важный вопрос о залогах, как непременном условии для периодических изданий, оставался открытым. В марте 1848 г. система залогов была временно упразднена. При начавшемся подавлении печати не рисковали восстановить залоги, так как это было бы слишком откровенным нарушением свободы прессы, которая признавалась еще, по крайней мере, принципиально. Но логика событий не замедлила внушить республиканскому правительству проект закона о залогах. Выступая с подобным проектом, правительство все-таки уверяло, что оно «искренно желает свободы печати, как желает всякого законного развития демократического принципа; оно далеко от намерения подавить полет мысли при помощи фискальной меры и под видом залога воздвигнуть такое материальное затруднение, которого не могли бы преодолеть наиболее скромные органы прессы».

По декрету 9 августа 1848 г. Национальное собрание установило следующие размеры залогов, которые должны были представлять издатели периодических изданий. В департаментах Сены при выходе издания более двух раз в неделю – 24000 франков, при выходе 2 раза в неделю 18000 франков, при еженедельном издании – 12000 франков, при ежемесячном – 5000 франков; при издании ежедневной газеты во всех других департаментах, в городах с населением в 50000 душ и более – 6000 франков и в городах с меньшим населением 3000 франков. В течение 20 дней со времени обнародования закона все собственники изданий обязывались внести соответственные залоги. Те из издателей, которые, согласно закону 9 сентября 1835 г., внесли более, чем требуется настоящим законом, должны были получить обратно разницу. Все части законов 9 июня 1819 г. и 18 июля 1828 г., которые не противоречили настоящему декрету, должны были оставаться в силе.

Национальное собрание 11 августа 1848 г. постановило изменить законы 17 мая 1819 г. и 26 марта 1825 г. в таком смысле, чтобы за покушение в печати на права и авторитет Национального собрания, на республиканские учреждения и конституцию, на принцип народного суверенитета и всеобщего голосования налагалось тюремное заключение от трех месяцев до пяти лет и штраф от 300 до 6000 франков. За другие преступления печати назначались менее тяжкие, но все же несообразно строгие наказания. Вот почему в этом законе многие усматривали возвращение к знаменитому «сентябрьскому» закону.

Как и следовало ожидать, система залогов для многих изданий была смертным приговором. Первой испытала на себе действие этой системы газета «Peuple Constituant», которая прощальное обращение к читателям закончила: «Намерение ясно: всеми средствами нас хотели заставить молчать. Этого достигли системой залогов. Чтобы иметь право говорить, теперь нужно золото, много золота! Мы не богаты. Молчание бедным!» Заметим, что за этот крик скорби ответственный редактор газеты поплатился шестимесячным тюремным заключением, 3000 франков штрафа и трехлетним ограничением прав.

Правительство, по-видимому, находило, что его система оказывает слишком медленное действие: 22 и 24 августа Кавеньяк распорядился собственной властью закрыть пять газет крайних революционных партий.

По конституции 4 ноября 1848 г. все граждане получили право «обнаруживать их мысли путем печати или каким угодно другим способом» с единственным ограничением в интересах публичной безопасности. Пресса ни в коем случае не могла быть подчинена цензуре. Все преступления печати должны были рассматриваться судом присяжных.

11 декабря 1848 г. было постановлено, чтобы закон о прессе был включен в число органических законов. Но Конститюанта[16] не имела времени выработать и провести один цельный закон о печати, а так как действующий закон 9 августа терял свою силу с 1 мая 1849 г., то правительство просило о продлении срока его действия до 10 августа 1849 г. Временным законом 21 апреля 1849 г. это заявление правительства было удовлетворено.

10 декабря 1848 г. Людовик-Наполеон[17] был избран президентом республики, а в следующем году Учредительное собрание, бывшее республиканским, было замещено Законодательным собранием, куда вошли в большинстве роялисты. После выборов бонапартисты, орлеанисты и легитимисты соединенными усилиями стали бороться против республиканцев, которых они выставляли как партию революционную и анархическую. Этим соотношением партий искусно воспользовался Людовик-Наполеон. Его правительство, выполняя свое обязательство относительно «органического» закона о прессе, внесло в Законодательное собрание проект, ставший 27 июля 1849 г. законом. Последний, как увидим ниже, отчасти восстановлял знаменитые «сентябрьские» законы, а отчасти шел еще дальше по пути репрессии. Даже косвенно восстановлялась цензура, которая, по конституции, «никогда больше не могла быть восстановлена во Франции».

Закон 27 июля 1849 г. заключал в себе 23 статьи, распределенные на 3 главы. Его особенностью нужно признать драконовские взыскания и пополнение арсенала преступлений печати новыми видами. Так, под угрозой тюремного заключения до 2 лет и штрафа до 4000 франков воспрещалось при помощи печати подстрекательство военных к извращению их обязанностей и дисциплины; под угрозой столь же продолжительного тюремного заключения и штрафа до 1000 франков воспрещалось посягательство на законы и гарантируемые ими права, а также всякая апология действий, которые уголовным кодексом квалифицируются в качестве преступлений; под угрозой тюремного заключения до одного года и штрафа до 1000 франков воспрещалась публичная подписка на погашение штрафов за преступления печати. Первой статьей закона воспрещались нападки на права и авторитет президента республики и оскорбление его личности.

Что касается кольпортажа, то для него ставилось обязательным условием – предварительное разрешение, которое во всякое время могло быть взято обратно. Все произведения печати, объемом менее 10 листов и заключающие в себе социально-политическое содержание, типографщиком должны представляться местному прокурору за 24 часа до выпуска в свет, причем должно быть сделано заявление об общем количестве выпускаемых экземпляров.

Относительно периодической прессы были удержаны залоги, установленные законом 9 августа 1848 г. Под угрозой оштрафования типографщика и издателя на сумму до 3000 франков воспрещалось депутатам подписываться под периодическими изданиями в качестве ответственных редакторов. Воспрещалось опубликование процессов по делам печати. Издания обязывались на первом месте бесплатно и немедленно печатать все заявления, сообщения и опровержения должностных лиц, а в некоторых случаях и частных. В случае присуждения ответственного редактора к тюремному заключению или ограничению гражданских прав, во все время продолжения наказания издание должно выходить под ответственностью другого редактора, удовлетворяющего требованиям закона. Важнейшие нарушения закона подлежали разбирательству суда присяжных, остальные были предоставлены суду исправительной полиции.

Раз вступивши на путь полицейского безумства, Людовик-Наполеон уже не мог прийти в себя. Неудачи применяемых им репрессивных мер не научали его умеренности. Наоборот, они в нем разжигали азарт новых выпадов. 9 августа Париж был объявлен в осадном положении, и 6 передовых республиканских газет были закрыты. Менее чем через год после издания закона 27 июля правительство президента опять выступило с проектом по делам печати.

В заседании Собрания 21 марта 1850 г. Руэр защищал проект. Проектируемое увеличение залогов и восстановление штемпельного сбора, отмененного декретом 4 марта, 18 марта 1848 г. он оправдывал следующим образом: «Известная часть прессы... сделалась резкой в своих нападках, более дерзкой в диффамации, более опрометчивой в возбуждении самых опасных страстей... Наш долг бороться с этим злом. Мы можем достигнуть этого и не прибегая к новым видам наказаний. Нужно только, чтобы исполнение действующих законов было вполне обеспечено. Именно для этого обеспечения уголовных законов установлен, как известно, институт залогов... Но проект закона предлагает также восстановление штемпельного сбора с газет и некоторых других политических произведений печати. Состояние наших финансов и принцип равенства... требуют, чтобы все граждане участвовали в денежном бремени государства... Освобождая от штемпельного сбора газеты, а следовательно, и промысел объявлений, приносящий им доход, декрет Временного правительства от 4 марта 1848 г. создал исключительную привилегию, сохранение которой не может быть оправдано никакими соображениями».

Проект был вотирован 16 июля 1850 г. Для содержания его характерно, что он был назван «законом ненависти». Собрание оставило без изменения размеры денежных залогов, установленные декретом 9 августа 1848 г., по определению новый порядок взносов штрафов за преступления печати, а именно, штраф должен был взноситься в течение ближайших трех дней, хотя бы даже и была подана кассационная жалоба. От редакторов провинциальных департаментов при вторичном обвинении требовалось, чтобы они в течение трех дней по возбуждении преследования вносили половину максимума штрафа, положенного за второе преступление, совершенное до окончания суда по первому преследованию. Кроме того, денежные штрафы по каждому приговору должны были уплачиваться отдельно и не могли сливаться.

1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21