1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 | 22 | 23 | 24 | 25

В середине 30-х годов прошлого столетия немецкий журналист и военный эксперт, спасаясь от нацистов, эмигрировал в Англию, а несколько лет спустя издал в Лондоне книгу о структуре фашистской армии. В книге давалась характеристика высших чинов генерального штаба и 168 генералов. В Германии публикация произвела эффект разорвавшейся бомбы. Гестапо получило приказ любыми путями доставить автора в Берлин и выявить всех сообщников.

Нацисты разработали план похищения. Владелец книжного магазина в Базеле пригласил Бертольда Якоба – автора книги –в Швейцарию для обсуждения издательских дел. Последний понятия не имел, что издатель, с которым он встретился за столиком ресторана, – агент немецкой секретной службы. В бокале вина, который Якоб поднял за успех совместного дела, было снотворное. Полчаса спустя издатель попросил официанта помочь ему отнести «опьяневшего друга» в автомобиль. Очнулся Якоб уже в гестапо.

«Все, что опубликовано в моей книге, я почерпнул из газет», – заявил он на первом же допросе. В самом деле, тщательно изучая печатные источники и особенно сообщения местной прессы (некрологи, колонки светской хроники о свадебных церемониях с перечислением присутствующих «высоких лиц» из числа военных и т.п.), автор книги сумел по крупицам воссоздать картину, считавшуюся государственной тайной особой важности.

Тем временем возник дипломатический инцидент: Швейцария потребовала вернуть похищенного английского гражданина. В конце концов, тот был освобожден.

В наши дни подготовка профессионального журналиста к портретному или проблемному интервью напоминает порой работу разведчика – с той существенной разницей, что автор действует в пользу героя (политические хроники В. Хайновского и Г. Шоймана – исключение, которое подтверждает правило). Книги по специальным вопросам, всевозможные справочные издания, материалы периодики, статистические данные, письма и дневники содержат бесценную информацию для предстоящего разговора. К услугам журналиста – богатства государственных фильмофондов, фоно- и фототек. Наконец, «живая документация» – беседы с компетентными в исследуемой проблеме лицами, с коллегами и друзьями героя.

Изучение материала «методом погружения» приводит подчас к открытиям, которые просто невозможно предугадать.

В селе Черняное документалисты готовились к съемке фильма «Крестьянские дети, или Пора экзаменов». Идея его состояла в том, что у каждого поколения – свои испытания и нет человека, который не держал бы экзамена сегодня или когда-то. И вот одна из предполагаемых героинь, скромная и молчаливая женщина, вдруг обмолвилась в разговоре со сценаристом В. Никиткиной: «Знаете, я здесь тоже когда-то экзамен держала – как сделать бомбу в спичечном коробке». Оказывается, в самые напряженные дни войны, когда немцы едва не захватили село, ее, комсомолку, по ночам увозили тайком из дому на занятия в диверсионной школе, готовили в партизанки. А на экзамене ей досталось изготовление мины в спичечном коробке.

Этот эпизод был включен в сценарий. После выхода фильма все село не могло поверить – столько лет молчала, ни один человек не знал. Потом еще долго допытывались: не сочинили ли сами документалисты эту историю?

Как ни странно на первый взгляд, но у хорошо подготовленного интервьюера почти не бывает вопросов, задавая которые он сам не мог бы попытаться ответить за собеседника или хотя бы предвидеть характер ответа (разумеется, речь не идет о репортаже с места события). Казалось бы, как можно предугадать поведение и мысли человека, если разговор с ним еще не произошел, предусмотреть те внезапные повороты, что присущи любому непосредственному общению? Но в том-то и дело, что диалог начинается перед телекамерой только для собеседника, журналист же ведет его с того дня, как приступил к изучению материала. Экранный этап – лишь последняя фаза в этом заочно завязавшемся разговоре.

«Человек, с которым мы беседуем, – специалист в своей области, ему не надо готовиться к тому, что он шахтер, или певец, или рыбак. А вот репортер для беседы с ним, чтобы не попасть впросак, должен на время стать немножечко шахтером, певцом, рыбаком», – формулирует эту мысль эстонский тележурналист Рейн Каремяэ.

Живое поле общения возникает лишь там, где существует разность потенциалов – профессиональной или жизненной позиции собеседника и авторской позиции журналиста. Но если первая обусловлена самой биографией героя, то вторая формируется у интервьюера в ходе подготовки к предстоящей встрече. Этот этап работы завершается составлением вопросника.

Сбор и изучение фактов. Разработка вопросника. Определение психологической партитуры предстоящего разговора. Три задачи, предшествующие экранному диалогу.

Окончательно скорректированный вопросник – нечто большее, нежели сумма вопросов (подобно тому, как архитектурное сооружение не просто совокупность скрепленных между собой камней). Уже в самой очередности вопросов отражается логика развития темы и нередко даже несколько вариантов такого развития – в зависимости от предполагаемой реакции собеседника.

Сочувствие, необходимое одному, не устроит другого, принимающего такую манеру поведения журналиста за напускную вежливость. В этом случае партнера лучше задеть за живое – вынудить защищать свои взгляды и принципы. Провоцирующие реплики заставят его отстаивать свою точку зрения со всей страстью, а в этой страсти раскроются отношение к делу и, быть может, наиболее существенные черты характера.

Готовность интервьюера к беседе – не только знание что спросить, это и понимание как спросить: в какой форме задать вопрос, какую ситуацию предпочесть применительно к характеру своего героя.

Так, участник одной из съемок 70-х годов, бывший кавалерист, а впоследствии директор совхоза, оказался человеком темпераментным настолько, что во время беседы к нему опасно было подойти на расстояние вытянутой руки – зашибет. Казалось, дай ему шашку – он тут же станет орудовать ею на полный взмах. Чтобы прервать его, журналист спросил: «Вот у вас, я знаю, уже двадцать два выговора, а как на вас новые действуют?» Тот запнулся. Посмотрел с недоумением. Помолчал. А потом протянул ладонь. «Вот видишь – мозоли. Когда землю копаешь, сначала бывает больно. А потом забываешь. Рука становится нечувствительной. Вот так же и эти выговоры». Ответ родился на глазах у зрителей, что сообщало ему особую выразительность.

Когда человек начинает с предупреждения, что привык выступать публично, такое заявление, скорее всего, способно насторожить многоопытного документалиста. Он понимает, что хотя перед ним, вероятно, и прекрасный специалист, знаток своего дела, но у зрителя может возникнуть ощущение наигрыша.

Приступая к работе над проблемной картиной, Л. Каневский обратился за помощью к известному профессору-экономисту. «Я согласен участвовать в вашем фильме при одном условии, – категорически заявил профессор. – Обещайте, что вы не станете на мне испытывать ваши фокусы». – «Какие фокусы?» – не понял режиссер. «Ну, эти режиссерские трюки – скрытые камеры, микрофоны, спрятанные под лацканами пиджака... Могу вас уверить, что я говорю свободно и умею излагать свои мысли без стимуляторов». Режиссер согласился и... поступил по-своему.

На съемке в павильоне студии находились две камеры. Одна – фронтально стоящая и рокочущая (как и полагается отечественной аппаратуре), другая располагалась сбоку и бесшумно включалась в периоды смены кассет на первой камере. «Вы очень интересно сейчас говорили, – обращался в паузах режиссер к профессору. – Но я не совсем разобрался в одной детали...» «Да это же так просто!» – поворачивался к нему собеседник и пересказывал свою мысль теперь уже яснее и популярнее. Затем ситуация повторялась: звучал монолог для открытой камеры, а в промежутке – объяснение для сидящего рядом непосвященного слушателя. Когда материал был проявлен, режиссер пригласил профессора в кинозал. «Я нарушил данное мною слово и теперь отдаю себя в ваши руки. Вам решать, какой из двух вариантов оставить в фильме». После просмотра наступила долгая пауза. Наконец профессор развел руками: «Ваша взяла...».

В обоих дублях собеседник был убедителен. Но если, обращаясь к фронтальной камере, он говорил привычным голосом лектора с кафедры (сам преподавал в институте), то во втором варианте дистанция общения была подкупающе доверительной, а речь – куда ближе к обыденной.

Любопытный эксперимент был однажды проведен на факультете психологии МГУ. Нескольких десятиклассников попросили внимательно прочитать научную статью и пересказать ее содержание. Одни должны были пересказать сначала любому товарищу, а потом – всему классу, другие – наоборот. И вот результат: выступление перед классом оказывалось более выразительным – мимически, словесно, интонационно, – когда ему предшествовала беседа наедине. Рассказчик, учитывая возможные реплики и сомнения, использовал риторические вопросы, подбирал наиболее убедительные примеры, его речь была диалогизирована. Во втором же случае звучал монолог, ориентированный, скорее, на нормы официальной письменной речи[22]. (Вспомним, что и роммовский комментарий к «Обыкновенному фашизму» родился из многочисленных рассказов режиссера, сопровождавших рабочие просмотры отобранного им материала.).

За короткой беседой в эфире могут стоять недели журналистского поиска.

Четырехчасовому (впоследствии сокращенному до пятидесяти минут экранного времени) разговору с вольнонаемником Конго – Мюллером предшествовал год работы! Документалисты предусмотрели более сотни вопросов и несколько сот возможных ответов, не говоря уже о предполагаемых переходах от темы к теме. Готовясь к этой встрече, авторы телефильма уподобились пешеходу, который в ясную солнечную погоду выходит из дому не иначе как с зонтиком – на случай, если вдруг хлынет дождь. «Операция Ко-Мю» была разработана до мельчайших деталей – до угощения в изысканном ресторане (жаркое из косули и нежная лососина) и дефицитной контрамарки для фрау Мюллер на музыкальное ревю «Моя прекрасная леди», идущее как раз в те часы, когда ее супруг должен был беседовать с журналистами. Даже пристрастие майора к анисовой водке, этому излюбленному напитку современных ландскнехтов, было заблаговременно учтено в предложенном ему широком ассортименте спиртного.

«Приступая к беседе, мы знаем о человеке, который сидит перед камерой, буквально все, иногда даже больше, чем он сам помнит о себе»[23]. Это утверждение В. Хайновского и Г. Шоймана, как и их признание, что над фильмом «Смеющийся человек» они работали один год и четыре часа, – не риторический оборот.

Стоит ли удивляться, почему так бурно реагируют профессиональные журналисты на невинный вопрос: «Что делают телеинтервьюеры, когда они не берут интервью?»

в начало

Дьявол и заповеди интервьюера

По моему мнению, все душевнобольные

повреждены в рассудке чертом.

Если же врачи приписывают такого рода болезни

причинам естественным, то происходит это потому,

что они не понимают, до какой степени могуч и силен черт.

Лютер

Интервьюер обращается к деревенскому деду:

– Куда вы ездите за покупками?

1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 | 22 | 23 | 24 | 25