Пиши и продавай! |
1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 | 22 | 23 | 24 | 25 В профессиональной журналистской среде нередко обсуждается этот вопрос. Вот наиболее типичные объяснения. Замкнутость предполагаемого собеседника. Робость. Боязнь публичных выступлений или опасение предстать перед телезрителями в неприглядном свете. (Черты, главным образом присущие интроверту.). Осторожность, стремление избежать нежелательных для себя последствий («Что скажут другие? Как посмотрит начальство?»). Боязнь упреков в саморекламе («Неудобно, почему меня? Другие не хуже работают»). Противоположное опасение: как бы не уронить своего достоинства («А кто еще приглашен? А какая рубрика?»). Нередко – снобизм молодого руководителя. Непонимание цели беседы («Зачем это нужно?»). Негативные впечатления от участия в предыдущей передаче и воспоминания о реакции знакомых («Лучше две лишние смены отработать...»). Недоверие к журналисту или к тому органу, который он представляет. Последние два мотива взаимообусловлены. Настороженность по отношению к журналисту не обязательно связана с его личными качествами. Собеседник видит интервьюера впервые, но невольно проецирует на него печальный опыт своих предыдущих встреч (эффект последействия). И хотя такое отношение кажется журналисту незаслуженным, упрекать ему остается своих коллег и методы их работы. К тому же представление о сословии журналистов складывается не только на основе непосредственного знакомства с ними. Ведь и сами они, постоянно выступающие в эфире, и результаты их труда – на глазах у всех. Как утверждают социологи, среди различных оценок этой профессии, выявленных на основе массового опроса аудитории, довольно часто встречаются четыре стереотипа отрицательного характера. Суждения эти звучат приблизительно так: «журналисты – люди поверхностные и легкомысленные, ни в чем толком не разбирающиеся, надоедающие тем, кто занят делом»; «журналисты – люди, ведущие экзотический образ жизни, недоступный обыкновенному человеку»; «журналисты – лица официальные, и держаться с ними нужно строго официально»; «журналисты – люди, обладающие большой властью, они могут не только помочь, но и причинить вред»[27]. Перечисленные представления складываются задолго до встречи с интервьюером. Иной раз простого упоминания о принадлежности к этой профессии достаточно для появления подобного рода предвосхищающей установки. Попытаться устранить ее лучше, разумеется, до того, как собеседник заявил о своем нежелании участвовать в передаче. Человека, сказавшего «нет», переубедить труднее (хотя бы уже потому, что отмена собственного решения может показаться ему проявлением слабости). Положению журналиста в этих случаях завидовать не приходится. Но попробуем взглянуть на проблему в другом ракурсе. Что побуждает собеседника согласиться на участие в передаче? Интересы дела. Желание своим выступлением содействовать решению важной проблемы, привлечь общественное внимание к сложившейся ситуации. Возможность публично высказать свою точку зрения, познакомить со своей позицией, выразить свои пристрастия и несогласие. Потребность «поговорить о жизни» (исповедальный мотив). Честолюбие, тщеславие, стремление быть в центре внимания, заставить говорить о себе. Престижная реакция: само появление на телеэкране для многих равнозначно признанию их профессиональных качеств и должностных заслуг. Благодарность, признательность за то, что тобою интересуются, что для журналиста ты представляешь ценность как собеседник. Любопытство. Возможность своими глазами увидеть, «как это делается», заглянуть в телевизионную «кухню творчества». Неумение ответить отказом. Сочувствие журналисту, трудность положения которого можно понять («Не для себя старается, с него тоже спросят»). Уже сам этот далеко не полный перечень минус-мотивов и плюс-мотивов свидетельствует о том, что существуют достаточно сильные пусковые и защитные механизмы, дающие возможность оказывать психологическое давление на собеседника. Иные журналисты пытаются откровенно сыграть на самых чувствительных струнах. Например, угадав врожденную деликатность человека, посвящают его в редакционные «тайны»: «Без вашего согласия мне лучше не возвращаться». Но подобные дипломатические уловки не могут не сказаться самым отрицательным образом на характере экранного разговора. Собеседник, не желая разочаровывать журналиста, начинает с ним во всем соглашаться, в результате чего диалог перед камерой превращается в подобие менуэта. Каждый ли тележурналист способен стать хорошим интервьюером? Или, если выразиться точнее, каждый ли хороший тележурналист способен стать хорошим интервьюером? Что необходимо для признания в этой роли? Только ли техника общения, владение мастерством, постижение законов живой беседы? Или это нечто врожденное – «искра Божия», дар, природа которого не поддается истолкованию? От самих журналистов приходится слышать о способности «контачить», об интуиции, а то о чем-то и вовсе «попахивающем чертовщиной». Так в чем же он, этот особый дар? Чтобы быть хорошим интервьюером, надо обладать талантом любить людей. Говорят, культура – то, что остается, когда человек забывает все. Интервьюер может все забыть, но не это бескорыстное уважение к личности каждого собеседника («Для химика все элементы – золото», – считал Менделеев). Интервьюер, обладающий такой культурой, не забудет о необходимости представить зрителям гостя студии, поскольку подобного промаха он никогда себе не позволит и в повседневной жизни (другое дело, как представить, – существует немало способов). Он никогда не станет превозносить собеседника – повторим еще раз – в его же присутствии, в то время как тот от неловкости не знает, куда девать глаза или руки. Ни на секунду не поддастся малодушному самообольщению, полагая, что наиболее интересное на экране – глубокие и проницательные вопросы, а не ответы того, кому они адресованы (в конце концов, при монтаже вопросы можно и вырезать – обычный метод создателей телефильмов). Никогда не станет добиваться откровенности и душевной самоотдачи любой ценой, чего бы это ни стоило самому герою. Человеческие, этические качества неотделимы тут от профессиональных. Но можно ли подобным качествам «научиться»?.. Другое дело – попытаться научиться скрывать их отсутствие. Впрочем, и это стремление более чем сомнительно. Телевизионный экран ведь и вправду «рентген характера». Коварная это вещь – культура общения: присутствие ее незаметно, зато отсутствие замечаешь сразу. Беззаботно оставляя своих героев наедине с пылающими софитами и немигающим оком камеры, мы обнаруживаем элементарную этическую неграмотность. Ибо самочувствие гостя в студии зависит, прежде всего, от того, увидит ли он перед собой живые глаза, и от того, кто он для нас – собеседник, единственный в своем роде, чьи мысли о жизни имеют ценность непреходящую, или всего лишь очередной «выступающий». Но рассчитывать на душевную откровенность в последнем случае – неоправданное самоуспокоение. Существует прекрасная притча о музыканте, который, когда ему было двадцать, без тени сомнения восклицал: «Только я!» В двадцать пять он высказывался уже более осторожно: «Я... и Моцарт». В тридцать стал еще осмотрительнее: «Моцарт... и я». И лишь с мудростью снова обрел уверенность: «Только Моцарт!» Каждый собеседник для журналиста, вступающего в диалог перед камерой, – только Моцарт (за исключением, разумеется, случаев, когда перед ним – Сальери). Не уничижает ли достоинств документалиста такая апология собеседника? Не умаляет ли ценности его собственного присутствия на экране? Нет и нет. Ибо только собственной глубиной мы способны измерить глубину партнера по диалогу. Только собственной искренностью – вызвать ответную искренность. До чего же живуча эта усыпляющая иллюзия, будто по телевидению выступать легко – достаточно быть интересным человеком! Вновь и вновь приходится наблюдать на экране людей, в незаурядности которых не сомневаешься, но чьи жесты скованны, позы напряженны, а высказывания удручают своей ординарностью. Опытный зритель давно уже знает, что один и тот же ученый, хлебороб или режиссер в разговоре с различными ведущими предстает человеком различного уровня культуры, эрудиции, степени остроумия. Разумеется, речь идет не в последнюю очередь о культуре и эрудиции самого журналиста – его умении оценить эти стороны в собеседнике. Англичане любят рассказывать, что после двух часов разговора с Гладстоном любая собеседница уходила от него в убеждении, что она встретилась с самым умным, обаятельным и красивым мужчиной Англии. После двух часов, проведенных в обществе Дизраэли, у нее не оставалось сомнений, что это он беседовал с самой умной, обаятельной и красивой женщиной Англии. 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 | 22 | 23 | 24 | 25 |
|
|
|