1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 | 22 | 23 | 24 | 25 | 26

2.        Имя автора уже имеет всемирную известность.

3.        Его сочинение строго научно по форме.

4.        Оно «переводится и комментируется всеми более или менее серьезными органами печати обоих полушарий».

5.        Учитывая возможные препятствия со стороны духовной цензуры, КЦИ специально отмечает, что автор, хотя и доказывает происхождение человека различно от того, как это значится в книгах Ветхого Завета, но, идя строго научным путем, он не касается книг Священного Писания и не опровергает их, а, напротив, относится с уважением к «облагораживающей вере» в существование Всемогущего Бога; что «наша духовная цензура пропускала к обращению в публике сочинения геологические, в которых на основании веками рождающихся формаций также доказывалось происхождение человека различно от библейского указания».

6.        Подчеркивая невозможность скрыть от общества появление такого произведения, КЦИ разъясняет: «...налагая свое veto на сочинение столь популярного научного автора, как Дарвин, Комитет поставит в затруднительное положение как цензурное ведомство, а также и печать, которая не преминет при всяком удобном случае цитировать или ссылаться на сочинение Дарвина».

7.        Следует последний аргумент, соответствующий принципам, исповедуемым Тютчевым-цензором и его коллегами: «... наконец, ставя преграды к ознакомлению русской публики с теорией такой всемирной значимости, какова Дарвин, – тем не менее цель не будет достигнута, потому что, так или иначе, а русская интеллигенция ознакомится с учением современного светила науки, каким его считают, – следовательно гораздо рациональнее предоставить делу критики опровергать ошибочность теории автора».

Блестящий пример всесторонней аргументации необходимости распространения в русском обществе труда великого английского ученого. И после выхода в свет второго тома его сочинения 24 марта 1871 г. оно было Комитетом цензуры иностранной «дозволено в целости», т.е. без всяких исключений из текста. Однако уже в мае по распоряжению начальника Главного управления по делам печати от 12 апреля выдача публике книги Дарвина была приостановлена.

Особую ярость начальника Главного управления по делам печати М.Р. Шидловского вызвало разрешение Комитетом книги Артура Бута «Биография и деятельность Роберта Овена» «в английском оригинале к обращению в публике и к переводу». Против издателя русского перевода этого произведения было возбуждено судебное преследование. Руководство цензурой усмотрело в нем «в высшей степени кощунственное порицание религии и нападки на брак и собственность». Узнав о том, что труд Оуэна пропущен через КЦИ, Совет Главного управления по делам печати в связи с этим принял специальное решение. 21 января 1871 г. Шидловский предложил ознакомить с ним КЦИ». В постановлении Совета подчеркивалось, что «настоящий случай в деятельности Комитета далеко не единственный и действия Иностранной цензуры вообще представляются неудовлетворительными». КЦИ обвинялся даже в том, что своими заключениями он подрывает («парализировал») «действия внутренней цензуры». В документе давалась нелестная характеристика работы Комитета: его цензоры, «позволяя серьезные опущения», «тщательно занимаются исключением кратких незначительных фраз и выражений, останавливаясь на ничего не значущих мелочах, в то время как допускают действительно вредные книги к обращению и обнаруживают таким образом совершенно неправильный взгляд на свое дело, относясь к нему не с должным вниманием». Министр внутренних дел указал Иностранной цензуре «на замеченную неудовлетворительность ее действий», а младшему цензору Полонскому, «допустившему книгу Артура Бута», объявил выговор.

Одним из последствий этого инцидента была отмена по решению министра внутренних дел «обязанности Иностранной цензуры определять свои решения касательно перевода иностранных сочинений на русский язык». Эта обязанность была возложена на КЦИ по высочайшему повелению при Николае I в 1848 г. Генерал Шидловский, по сути дела, отменил решение императора. В заключение этой истории следует привести такую деталь. После всех этих событий 5 февраля Прокурору Петербургской Судебной палаты была послана за подписью Ф.И. Тютчева лаконичная справка «Книга Артура Бута «Биография и деятельность Роберта Овена» дозволена к обращению в публике». Вопреки решению генерала цензуры книга А. Бута – ее полное название «Биография и деятельность Роберта Овена, основателя социализма в Англии, автора «Образования человеческого характера» и «Книги нового нравственного мира» (Перевод с англ. СПб. Типография А.М. Котомина, Невский пр. 18. 1871) – вошла в читательский оборот, сохранилась в современных библиотеках, используется современными отечественными историками и входит в библиографические списки научной литературы. Вот так история оправдала цензора Я.П. Полонского, получившего выговор.

Такая деятельность КЦИ при ужесточении режима власти неизбежно вела к конфликтам с бюрократией. И кризис во взаимоотношениях с нею разразился в самом конце жизни Ф.И. Тютчева в 1871 г. И председатель КЦИ нашел в себе мужество и силы достойно выступить в защиту своей позиции и просвещения, о чем свидетельствует его отчет за 1871 г., в котором подробно показана огромная и напряженная работа, выполняемая Комитетом. По композиции, большому размеру, по дотошности этот отчет разительно отличается от предыдущих, а тем более последующих документов такого рода. В специальном параграфе «Цифра ввезенных томов заграничных произведений печати и ее отношение к населению России» подчеркивается просветительская роль деятельности КЦИ и делается намек на то, что и внутренняя цензура, работу которой, по мнению Совета Главного управления по делам печати, Иностранная цензура подрывает, могла бы действовать также:

«Из настоящего отчета видно, что в минувшем году в Империю ввезено чрез Цензурные учреждения 8.735.435 томов заграничных произведений печати. Сравнивая эту цифру с цифрой населения России и полагая последнюю слишком в 80 млн., мы придем к убеждению, что приблизительно на 10 жителей Империи приходится в год 1 том заграничной печати. Факт этот знаменателен и мог бы считаться отрадным явлением в умственном развитии нашего отечества, если бы % продаваемых ежегодно в России произведений внутренней печати был еще более удовлетворителен. Не имея для сравнения под руками необходимых цифр, нельзя придти к какому-либо положительному выводу, но следует полагать, что торговля иностранными произведениями печати гораздо более процветает в России, чем торговля отечественными сочинениями – явление во всяком случае неблагоприятное для характеристики русского книжного дела и не лестное для национального самолюбия».

Впервые в отчете поставлен вопрос об экономической стороне дела – в параграфе «Ежегодная контрибуция, платимая Россией книжному рынку Европы». В стране дело поставлено так, что русские книги, журналы и газеты почти не покупаются другими странами, а Россия закупает за границей литературы на 6 млн. руб. В отчете раскрыто, из каких затрат складывается такая большая сумма, и делается вывод: это «цифра ежегодной контрибуции, платимой Россией умственным силам Европы». Обвинение в том, что сотрудники КЦИ «допускают действительно вредные книги к обращению», отводится в лаконичном параграфе «Выдача недозволенных иностранной цензурой сочинений». Языком цифр в отчете объяснено, что КЦИ в своих действиях следует букве закона, соотношение обращающихся в обществе запрещенных книг (на «65.146 жителей Российской Империи 1 том недозволенного сочинения») просто ничтожно, а опасения Совета Главного управления по делам печати напрасны.

Интересно то обстоятельство, что переход цензуры в ведение Министерства внутренних дел не повлиял на характер деятельности КЦИ, хотя напряжение накапливалось, что и привело к описанному эпизоду.

в начало

ПЕРВЫЙ ЦЕНЗУРНЫЙ ЗАКОН

Временные правила цензура и печати б апреля 1865 г.: иллюзии и практика. Поиск цензурным аппаратом средств давления на прессу. Попытки реформировать духовную цензуру.

Естественно, что в программу министра внутренних дел графа П.А. Валуева входила и законодательная деятельность в области печати, в том числе пересмотр старого законодательства в связи с переходом к карательной функции цензуры. 14 января 1863 г. по именному указу императора была образована с этой целью новая комиссия под председательством того же князя Д.А. Оболенского. Высший надзор за деятельностью цензуры был поручен Совету министров внутренних дел по делам книгопечатания под председательством А.Г. Тройницкого. Членами Совета стали А.В. Никитенко, И.А. Гончаров, Н.В. Варадинов, М.Н. Турунов, А.Н. Тихомандритский, О.А. Пржецлавский. Им помогали шесть чиновников особых поручений по делам книгопечатания. Их обязанностью был контроль за 195 изданиями, выходившими в России в 1863 г.

Комиссия князя Ф.А. Оболенского, уже имевшего опыт такой работы, в течение четырех месяцев подготовила новый проект устава о книгопечатании, положив в его основу синтез предварительной и карательной цензур. Председатель комиссии при этом учитывал социально-политические условия общественной жизни страны, государственное устройство ее: «Свобода слова дает жизнь свободным учреждениям и в них находит надежное обеспечение своему существованию. Свобода печати в России должна также развиваться соразмерно ходу либеральных преобразований других учреждений». Князь Д.А. Оболенский точно подметил основное противоречие в требованиях радикального решения вопроса о свободе печати тогда, когда в стране не было нормальной для демократического общества судебной практики. Юридическая реформа, по которой предусматривалось преследование печати по суду, была еще в стадии проектирования. Лишь в ноябре 1864 г. были приняты судебные уставы.

Перед Министерством внутренних дел в этом плане встала совершенно новая проблема, решение которой отняло у графа П.А. Валуева как министра немало времени и сил: это взаимодействие, взаимоотношения, а также разделение контроля над журналистикой с юридическим ведомством. Министерство внутренних дел в глазах общества как самый консервативный и репрессивный правительственный орган явно проигрывало защитнику прав этого общества Министерству юстиции. П.А. Валуев отчетливо представлял это уже на стадии обсуждения проекта будущего цензурного законодательства, подготовленного Комиссией князя Д.А. Оболенского, главами различных департаментов, а затем и в Государственном Совете 17 ноября 1864 г. и его департаменте законов на четырех заседаниях в январе 1865 г. Некоторые члены Государственного совета выражали недовольство тем, что министр внутренних дел получает слишком большие права в контроле над печатью.

Но граф П.А. Валуев сумел отстоять наиболее важные в административном плане положения проекта, в том числе права министра внутренних дел руководить Советом Главного управления по делам печати, выносить административные взыскания изданиям. 24 марта общее собрание Государственного совета приняло новый закон о цензуре и печати. П.В. Валуев рассматривал это как успех своих усилий, о чем свидетельствует его переписка и дневник. 6 апреля Александр II утвердил «мнение» Государственного совета, получившее силу закона в качестве Временных правил о цензуре и печати 6 апреля 1865 г. Министр внутренних дел граф П.А. Валуев был фактически их создателем. В борьбе с высшими сановниками разных ведомств он отстоял свое детище, согласившись на формулировку «Временные правила». Этот цензурный закон действовал до ноября 1905 г. – никакой другой не продержался целых 40 лет. Новый закон был, без сомнения, шагом вперед во взаимоотношениях власти и журналистики. По нему был открыт путь более прогрессивному виду цензуры – последующей, карательной, с привлечением к ответственности за нарушение цензурных правил по суду. Обратимся к документу:

«Желая дать отечественной печати возможные облегчения и удобства. Мы признали за благо сделать в цензурных постановлениях, при настоящем переходном положении судебной у нас части и впредь до дальнейших указаний опыта, нижеследующие перемены и дополнения:

1. Освобождаются от предварительной цензуры:

а) в обеих столицах:

w         все выходящие доныне в свет повременные издания, коих издатели сами заявят на то желание;

w         все оригинальные сочинения объемом не менее 10-ти печатных листов и

w         все переводы, объемом не менее 20-ти печатных листов;

б) повсеместно:

w         все издания правительственные;

w         все издания академий, университетов и ученых обществ и установлений;

w         все издания на древних классических языках и переводы с сих языков;

w         чертежи, планы и карты».

Таким образом, от предварительной цензуры освобождалось большинство газет и журналов страны, так как в России к тому времени провинциальная пресса не получила существенного развития. Даже в 1870 г. лишь в 12 городах государства выходили частные периодические издания. Однако закон был целенаправлен на сохранение старого порядка по отношению периодики и книгоиздания, обращенных к массовой аудитории. Граф П.А. Валуев хорошо представлял, что будущее за газетой, которая действительно получит распространение: с 1865 по 1870 г. число газет, без учета губернских и епархиальных ведомостей, увеличится с 28 до 36. И это произойдет несмотря на то, что освобождение газет и журналов от предварительной цензуры происходило при внесении ими залога от 2,5 до 5 тысяч рублей – сумма фактически добавлялась к тем значительным расходам, которые нес издатель по налаживанию газетно-журнального производства. Естественно, что книги объемом в 10 или 20 печатных листов тогда, как правило, предназначались специалистам. А вот вся продукция меньших размеров, так называемая народная литература, подвергалась предварительной цензуре.

Временные правила 6 апреля 1865 г. не касались духовной и иностранной цензуры, цензуры изобразительной продукции (эстампов, рисунков и т.п.), которые были оставлены «на существовавшем тогда основании».

1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 | 22 | 23 | 24 | 25 | 26