1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 | 22 | 23 | 24 | 25 | 26

Перечисляя эти хорошо знакомые теперь в России имена, Ф.И. Тютчев добавляет, что он не упоминает второстепенных авторов, произведения которых входили в книжный оборот страны по заявкам книгопродавцев. Для ознакомления общества с принятыми решениями КЦИ ежемесячно составлял алфавитные списки сочинений, дозволенных им к «обращению в публике». Эти списки стали единственным справочником, доставляемым в ведомства, правительственным чинам и книгопродавцам. Заинтересованные в книжном обороте лица при необходимости могли из списков составлять каталог, что и делалось в самом Комитете цензуры иностранной.

Ф.И. Тютчев особо подчеркивает, что и он, и Красовский (фамилия предшественника им не называется) руководствовались в своих действиях одним и тем же Уставом о цензуре. Но новый КЦИ действовал совсем иначе, чем старый до 1858 г. Он, во-первых, «пересмотрел множество прежде запрещенных книг», во-вторых, «в последние 6 лет подверг запрещению несравненно меньшее число сочинений, нежели их было запрещено в течение 4-х лет, считая с 1854 по 1858 год».

Отчеты КЦИ показывают огромную аналитическую работу, которую проделывали его цензоры во главе с председателем. Они нередко содержат оригинальные, интересные обобщения и выводы. Вот один из аргументов, оправдывающих уменьшение числа запрещенных книг в деятельности КЦИ. Рассматривая в отчете 1865 г. характер литературы по философии, Ф.И. Тютчев утверждает, что история философии – это

«история ошибок и неудачных попыток стать в области мышления на почву твердую». Но и в ней немало истины, так как «системы и взгляды замечательных мыслителей переходили из века в век, передавались из рода в род и, как плод вековых трудов, принадлежат ныне истории цивилизации народов». Далее следует объяснение позиции КЦИ по отношению к такой литературе: «Поэтому и цензуру неудобно продолжать, на основании устава подвергать запрещению этого рода книги, которые, по содержанию и изложению, не доступны для массы публики, привозятся сюда в малом числе экземпляров, и то только для специально-ученых»

В отчетах почти всегда особо говорилось о таком значительном явлении социальной, общественной и культурной жизни России того периода, как русская зарубежная литература. У Ф.И. Тютчева было свое отношение к деятельности А.И. Герцена, вообще русской зарубежной журналистике. Оно ярко раскрыто в его статье о цензуре и письме от 13 октября 1857 г. к историку и публицисту М.П. Погодину, который пытался безуспешно обнародовать свои статьи. Цензор Тютчев, как ни странно, дает ему такой совет:

«Мне бы хотелось, чтобы кто-нибудь добрый или даже недобрый человек – без вашего согласия или даже без вашего ведома издал бы эти письма так, как они есть, – за границею... Такое издание имело бы свое значение, свое полное историческое значение. – Вообще, мы до сих пор не умеем пользоваться, как бы следовало, русскими заграничными книгопечатнями, а в нынешнем положении дел это орудие необходимое» (выделено мною. – Г.Ж.). Далее следует аргумент, сохраняющий актуальность до наших дней: «Поверьте мне, правительственные люди – не у нас только, но везде – только к тем идеям имеют уважение, которые без их разрешения, без их фирмы гуляют себе по белому свету... Только со Свободным словом обращаются они, как взрослый с взрослым, как равный с равным. На все же прочее смотрят они – даже на самые благонамеренные и либеральные – как на ученические упражнения...»

Понимая значение деятельности А.И. Герцена, во многом одного из своих оппонентов, Тютчев подходил к журналистике Русского зарубежья дифференцированно, разделяя герценовские и другие русские заграничные издания. Наиболее точно его отношение к первому направлению выражено в статье о цензуре – письме князю А.М. Горчакову: «Это явление бесспорно важное и даже весьма важное, заслуживающее самого глубокого внимания... он (Герцен) служит для нас представителем свободы суждения»... и т.д. Без сомнения, Тютчев – государственный человек и цензор, как того требовал закон, принимал меры против распространения в стране произведений, зовущих к низвержению монарха, власти, хотя, судя по переписке, понимал тщетность этих усилий.

В целом позиция КЦИ и его председателя Ф.И. Тютчева сводилась к тому, чтобы как можно меньше запрещать иностранной литературы, ввозимой в Россию. В отчете за 1866 г. объясняется:

«Но как умственный уровень с каждым годом возвышается, то и естественно, что цензурные действия должны быть весьма осмотрительны, и уже никак не иметь характер чисто запретительный, как это было в прежние годы. Цензура будет действовать только тогда с пользой, если она, не выходя из пределов закона и из солидарности с правительством, постоянно соображается с разумом закона, требованиями века и общества. Таковы основания, по которым рассматривались в минувшем году... новые сочинения».

К этому времени Тютчев проработал в цензуре почти 20 лет, и процитированные выше слова вполне можно назвать итогом его размышлений над цензурой, ее задачами и положением в обществе, ее взаимоотношениями с властью. И действительно, политика КЦИ привела к тому, что при росте ввозимой в страну иностранной литературы и периодики число запрещенных в разной степени книг и изданий постоянно уменьшалось, о чем свидетельствуют цифры (Таблица № 3):

Таблица № 3

Динамика роста ввозимой в Россию иностранной литературы и периодики (в томах и номерах изданий)

1843 – 534372

1853 – 958533

1858 – 1614874

1859 – 1422157

1860 – 2255359

1862 – 2727302

1866 – 5046364

1868 – 3611867

1869 – 4034892

1871 – 8735435

Динамика числа запрещенных для публики ввезенных в Россию иностранных сочинений (число сочинений)

Данные статистики показывают, что исповедуемые принципы цензурования КЦИ под руководством Ф.И. Тютчева способствовали прогрессу и просвещению России: число иностранной литературы и периодики, ввозимой в страну, постоянно росло. За 13 Лет (с 1858 г.) ее число увеличилось в 5 раз. И это в тех условиях, когда усиливалась внутренняя цензура. Постепенно КЦИ совсем изживает из практики запрещение сочинений «полностью» или «безусловно». В числе запретительных решений остаются запрещения сочинений «с исключениями мест» и «для публики». Таким образом, специалисты, ученые, исследователи, руководящие лица могли по разрешению в те годы получать любую иностранную литературу.

В 1865 г. Ф.И. Тютчев идет дальше, вносит радикальное предложение о постепенном освобождении от цензуры все больших типов книг вплоть до ее отмены. Именно этим он заканчивает свое «Мнение...»:

«Председатель Комитета полагал бы равно возможным: изъять из цензурного рассмотрения все книги, которые, по изложению и содержанию, предназначены не для публики, а лишь для специально-ученых и занимающихся философией. Сюда можно было бы отнести по всем школам философии и именно авторов, хотя и не удовлетворяющих требованиям Устава, но излагающих научные истины умеренно, спокойно, научным образом и без явной полемики против церкви и Государства. Подобное смягчительное постановление облегчило бы комитетскую процедуру уже теперь, а если в будущем представилась возможность подобных же постановлений в отношении некоторых других отраслей заграничной литературы, то этим самым путем должна бы и комитетская процедура, постепенно сокращаясь, наконец, совершенно упраздниться».

Понимая, что высшее начальство привыкло к росту запретительных решений по отношению к иностранной литературе, Тютчев использует в отчетах разнообразную аргументацию, объясняющую, почему происходит уменьшение числа запрещенных изданий. 31 декабря 1870 г. профессор И.М. Сеченов обратился в КЦИ с просьбой выдать ему «для собственного употребления» удержанные в Комитете отдельные листы нового сочинения Ч. Дарвина «Происхождение человека», которые ему высылались издателями по мере их отпечатки. На просьбе стоит резолюция: «Дозволяется. Ф. Тютчев». Однако дело с разрешением книги Дарвина к распространению в обществе затянулось: выполняя распоряжение начальства, Комитет цензуры иностранной возвращался к нему 20, 27 января, 24 марта 1871 г. Для нас случай с книгой английского ученого представляет особый интерес, поскольку он раскрывает, как всесторонне Тютчев и его сотрудники аргументировали эти решения, какое понимание цензоры проявляли к определению роли того или другого труда в просвещении русского народа.

В представлении в Главное управление цензуры от 27 января 1871 г., подписанном Тютчевым, дается такое обоснование к заключению Комитета цензуры иностранной:

1.        Новая работа Ч. Дарвина – продолжение замечательного его труда «О происхождении видов», одобренного ранее цензурой.

1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 | 22 | 23 | 24 | 25 | 26