1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18

И, наконец,

«пять основных условий эффективности коммуникации:

1.      Чем больше монополия источника над реципиентом, тем больше эффект источника.

2.      Эффект тем больше, чем больше совпадения ТВ-послания с верой, мнениями, установками получателя.

3.      Эффект будет наибольшим на периферических, незнакомых темах, которые не в центре системы ценностей реципиента.

4.      Эффективность коммуникации тем больше, чем выше статус и власть источника.

5.      Социальный контекст влияет на коммуникацию в случае приема и в случае неприема.

Ни одна из сторон, участвующих в коммуникации, не знает, кто есть другая сторона, – это особенность масс-коммуникаций. Кодировка послания и его декодирование проходят по разным кодам, обусловливая аберрации декодировки. Это нормально для масс-медиа, но налагает дисциплину на кодирующего так, чтобы послание было близким к центру понимания культуры и коды были бы широко доступны. С другой стороны, аберрации предохраняют зрителя от прямого давления какой-либо одной версии правды» (Ю. Устинов).

Что ж, если наука свидетельствует, что от дурного воздействия телеящика человека предохраняет аберрация, то... Dum spiro, spero, как говаривал Цицерон, а по другим сведениям – Овидий. Пока живу, надеюсь. Надеюсь, что нам удастся защитить себя от телевидения. Впрочем, надежд все меньше. Горечи и сарказма в голосе – все больше.

Однако «не за горами время, когда потребители сами смогут определять характер и формы получаемой информации» – так считает директор Би-би-си Джон Барт. Это будет началом истинной демократизации жизни.

А пока... ТВ для 90% населения – единственное окно в духовный мир. И если мы хотим остановить деградацию общества, это должен быть мир культуры.

Произошла подмена ценностей. При помощи ТВ возникли некие новые культовые фигуры, не имеющие на то никаких оснований. В результате непоправимо снизился уровень всех областей творчества – актерский, режиссерский, музыкальный. Главной фигурой становится телеведущий, далеко не всегда мыслитель и Цицерон.

Телевидение должно вернуть обществу нормальную систему критериев. Восстановить иерархию культурных ценностей» (Савва Кулиш. Новое вино в старые мехи не наливают. «Общая газета», №30, 1997).

Конечно, всем давно ясно, что телевидение должно «давать» весь спектр. Но представьте себе при этом человека, который целый день сидит у телевизора. (Совсем как грудной ребенок каждые двадцать секунд ищет лицо матери. Контакт глазами создает ему комфорт.) Ведь это уже не человек, а телевизионный критик или телевизионная приставка. Даже если ему будут показывать сначала Третьяковку, потом фильм о происхождении человека, потом философские чтения, Бергмана, Тарковского...

Я вам скажу честно, хоть я всю жизнь отработал в «ящике», я считаю, что это достаточно усредненная вещь, а не средство воспитания культурного человека. Средство воспитания – это книги. А высокую литературу, высокое кино смотрят немногие. С другой стороны, скажите: кому нужно телевидение, которое никто не смотрит? (Любопытно, как звучал бы в эпоху всепроникающей телемании известный афоризм Анны Ахматовой «Читатели газет – глотатели пустот»?)

К тому же, если вглядеться в диаграммы, которые вычерчивают самописцы системы телеметрии, можно подивиться «нервности» современной аудитории, нетерпеливо перескакивающей с канала на канал. С появлением пульта дистанционного управления нам понравилось «играть кнопками», даже в разгар популярной программы не отказывая себе в удовольствии узнать – нет ли еще чего-нибудь интересненького. Привыкаем смотреть урывками, не хотим или уже не можем сосредоточиться на чем-то одном, теряем и в цельности впечатлений, и в глубине осознания.

Но... послушаем Лидию Польских (Телевидение без признаков телевидения. «Московские новости», №9, 1996):

«Часы, проведенные на телевизионных встречах, можно считать экстатическим слиянием народа и его телевидения. Они нашли друг друга на пространстве кича, около огромной замочной скважины. И не приведи господь кого-то из них упрекать в низости вкусов, восклицая о пропащей духовности. Каждый сам находит свою нишу. Если же наше телевидение, поставленное в тиски рекламы, вынуждено идти на активный отлов кича, то это значит лишь, что мы с вами вляпались в период стихийного рынка со всеми его несимпатичными признаками. Крича о своем могуществе, оно в этом случае покорно выполняет роль истинного слуги народа. И, как всякий слуга, оно радуется, что можно что-то сделать малыми затратами труда и головы.

Телевидение может оправдать свою лень грубыми, но, впрочем, верными аргументами: оно должно прежде всего ориентироваться на сегодняшний спрос, ловить удачу, не всегда задумываясь о своем имидже, дальних перспективах и стратегии. Оно вынуждено – и готово – ежедневно выбрасывать на рынок пусть третьего сорта, но горяченькую продукцию (если таковая подворачивается под руку). Ставят в эфир то, что принесет приличные дивиденды. Тем более что и зритель за этот кич голосует двумя руками. Но при этом телевидение (продюсеры и прочие руководители) должно хотя бы понимать, что оно, привлекая столь примитивным способом, понижает свое качество и теряет умение расставлять собственные силки для ловли зрителя. Что рано или поздно скажется самым плачевным образом.

Тем временем появляются первые признаки утомления зрителей – уж не всякий юбилей или награждения созывают многомиллионную толпу. Монотонность пересилила любопытство. Чем заменит эти зрелища телевидение, развращенное непыльной работой?»

Нынешнему поколению жить (ну, естественно, при благоприятном (?!) развитии событий) при капитализме. В состоянии ли оно освоиться среди фьючерсов и опционов (особенно если эти «фьючерсы» и «опционы» сделаются составной частью нашей культуры, а значит, и телевидения), устроиться, как дома, в рыночной экономике. (Кстати, слово «экономика» на древнегреческом означает не что иное, как «умение вести дом».) Получится (получится ли?) у нас «вести» свой уже не вполне новый (куда ж деваться от своих традиций и опыта!), но как будто заново возникший (рыночный?) теледом?

На этот вопрос отвечаем словами Виталия Майского, режиссера и продюсера Ren TV:

– Да, жить с интеллигентным лицом не так просто, как казалось. Придется показывать такой кошмар, который и описать невозможно. Однако немалая аудитория хочет смотреть только это дерьмо. И, по большому счету, имеет право видеть то, что хочет. Для нее мы вполне интеллигентно открываем специальную рубрику, которая так и называется: «Плохое кино». Но в другой день в это же время у нас будет идти «Фестиваль фестивалей». И люди будут иногда по ошибке попадать на хорошее кино. А человек, который хоть раз попробует настоящее пиво, пить дрянь уже не будет.

– А ты не думаешь, что человека, который всю жизнь пил сивуху, от хорошего коньяка стошнит?

– Может, и так. Наше дело – предложить товар в ассортименте, а выбор – дело покупателя. Вообще я хочу сказать, что от телевидения нельзя требовать слишком многого. Оно всегда сиюминутно. Хотите вечного – смотрите кино, читайте книги, слушайте Баха... Телевизор – это окно автобуса. Открывается красивый вид – смотрим; проезжаем мимо забора – утыкаемся в книгу. Никто ведь не заставляет смотреть.

И продолжаем устами уже знакомой нам Инны Туманян:

«И в голову приходит простенькая мысль: ничего принципиально нового «новые телерусские» не принесли. Кроме вкусов своего поколения – что естественно. Не принесли главного – содержания. Потому, видно, так грубо кто-то сострил: все украли (из западных программ) – остальное купили.

Новое поколение оказалось просто новой генерацией, в чисто физическом смысле этого слова. Каковы особенности этой генерации? Про клипово-тусовочное сознание говорить не буду – это уже общее место. Яростное отталкивание от культуры – как у студентов, вчера сдавших экзамен по ненавистному предмету. Легковесность – вместо легкости, развязность – вместо раскованности. Простодушно-наивное убеждение, что с них началась история. И как итог – невежество».

Выдающийся наш артист Михаил Ульянов явно без особого оптимизма оценивает «переходный культурный период»:

«Мне кажется, что культуру у нас понимают как знание каких-то эстетических наборов. Я же мыслю ее как прежде всего уважение к близкостоящему человеку. Скажем, раньше в деревнях была большая культура общения людей. Она заключалась в законах, выработанных сообществом – общиной. В определенных табу, через которые никому не позволительно было преступать. В точном ощущении, что стыдно – что не стыдно, что можно – что нельзя делать. По очень простой причине: в противном случае сообщество сразу принимало тебя как изгоя. До тех пор, пока заново не будет выработана культура общения, мы, боюсь, не продвинемся никуда. То есть культуру, в нашем понимании, ни в коем случае нельзя забрасывать, ей надо помогать, нельзя, чтоб рассыпались клубы и библиотеки или закрывались театры. Но пока нет условий жизни, при которой нормально будут выработаны какие-то элементарные нормы, мы в культуре ничего не обретем, поверьте».

Сегодняшнему телевидению катастрофически не хватает любви к человеку. Он появляется на экране либо как объект для бесстрастного рассмотрения – неважно, есть на нем железная маска или нет, – либо в качестве заведомого дурака. «Человек из толпы» находит ответ на глупейший вопрос телевизионной игры и бурно радуется, получив свой пылесос, или же становится жертвой прямого издевательства...

Неужто это и в самом деле потому, что, как говаривал один теледеятель, «телевидение стало таким же бизнесом, как мыловарение: он должен быть выгодным и самоокупаемым. А в эфире выживают только те, кто будет экономически целесообразен...».

(Как ни странно, но в наших СМИ нынешнее время оценивается резко негативно и самодовольно. А современная культура, не переставая жаловаться, насмешливо относится ко вчерашнему дню.)

А не получилось ли так, что вчерашние высоты искусства просто показались слишком опасными нынешнему поколению и бессмертной улыбке Кабирии нет места на нынешних суетных ристалищах? Может быть, дело в том, что она – на все времена, и тогда возникает опасность сравнений и тревожная мысль о том, что не так все просто, как хотелось бы?!

Я давно утвердительно ответил на этот вопрос, тайно пугаясь своей несовременности (и оправдываясь каким-никаким, но возрастом и отсутствием «рыночных черт характера»), и с удовольствием сделаю это словами моего доброго знакомого (переписывать – так переписывать! Чистоту жанра надо сохранять!) – доктора искусствоведения Михаила Германа из его статьи в газете «Невское время» (12.08.1995), названной «...ТО СЕРОЕ ВРЕМЯ». А как возник этот заголовок и почему в кавычках – вы поймете сразу, как прочтете:

1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18