1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18

Владимир Кара-Мурза:

Это другая крайность, по сравнению с советским временем. Во всем надо знать меру, а сейчас на нашем телевидении явный перебор, но я думаю, что это болезнь роста. Тревожит то, что нет наших фильмов, а самое неприятное во всем этом – неуважение к национальной культуре. Все-таки в Америке культура молодая, ей всего 200 лет. А у нас намного старше, поэтому перенимать все американское не стоит. Не нужно заниматься самоуничижением.

Лариса Вербицкая:

Это время такое; я думаю, пройдет, как любая болезнь. Наиболее неприятно все насилие, что идет сейчас с экранов, агрессия, бесконечные боевики.

Александра Ливанская:

То, что появляется у нас на экранах, – не культура, а бизнес. Деньги делают и на американских фильмах, и на жутких мультфильмах, произведенных даже где-нибудь в Тайване или Гонконге. Берут то, что подешевле, а продают подороже. Неприятно, что телевидение превращают в казино огромного масштаба. В таком случае оно никогда не станет искусством. Больше всего мне неприятны эти игры, ток-шоу и то, как агрессивно все навязывается зрителю («Московский комсомолец», №151, 1997).

А случилась эта метаморфоза всего за какие-то десять лет! И не с телевидением, а с нашим сознанием?..

Вот как это происходило с 1989 по 1999 год.; Вначале был вопль несогласных. Это был «бунт против затхлого порядка». Революционеров было много. Но расходившаяся подпольно огромными тиражами рок-музыка, а также – программа «Взгляд» и журнал «Огонек» были, пожалуй, главными революционерами.

...Социологические подтверждения тому мы обнаруживаем в исследовании Всероссийского центра изучения общественного мнения (ВЦИОМ) «Советский человек», прослеживающем изменения в общественном сознании от 1989 до 1994 и от 1994 до 1999 года. Общественный пафос в 1989 году был потрясающим. 64% людей всерьез считали себя так или иначе ответственными за происходящие в стране события. Пафос перемен был таким, что люди хотели все изменить в масштабах государства, в чем собирались ему, государству, содействовать. В общем, 75% опрошенных по тем или иным причинам собирались реформировать страну.

Очевидно, что в начале 90-х было сделано все, чтобы потом общество скатилось в полный декаданс. И декаданс наступил. Это закономерный результат: когда все делаешь для революции, а потом вожделенные перемены заканчиваются полным ужасом и превращением демократических лидеров в обычных бюджетных воров, психика находит выход только в эгоцентризме...

Социологи засвидетельствовали уже в 1994 году значительное падение общественного пафоса и возвышение в сознании людей личных интересов над общественными и государственными. Директор ВЦИОМ Юрий Левада говорит:

– Наш соотечественник весьма ощутимо разгосударствился. Мало кто проявляет готовность жертвовать чем-либо для блага государства. Укрепились жизненные установки типа «мы ничем не обязаны государству» и «мы должны стать свободными людьми». Иными словами, возросло демонстративное отчуждение человека от государства.

И такое настроение – это полная, конечно, катастрофа для нации. Потому что у нее вообще нет иммунитета против того, что с ней делают. А это значит, что с ней можно делать все, что угодно. И в этом «делании чего угодно» именно телевидению принадлежит ведущая роль.

В «Московских новостях» в августе 1999 года Екатерина Кирсанова обратила наше внимание на американский фильм «Эд из телевизора» – рассказ о человеке, который стал телезвездой, ничего для этого не делая. Это своего рода размышление о том, как влияют друг на друга, сливаются, перетекают и становятся неразделимыми подлинная жизнь и сконструированная реальность, которую население каждый день видит по телевизору...

Некая телестудия в погоне за дешевой во всех смыслах популярностью решает непрерывно показывать в прямом эфире жизнь обыкновенного человека. После многочисленных проб найден идеальный кандидат – придурковатый клерк из конторы видеопроката (актер Мэтью Мак Конэхи). Отныне повсюду – на работу, в бар, на свидание к любимой девушке он отправляется в сопровождении телекамер, и за каждым его шагом с азартом и восторгом следит вся страна. Коллективная истерия, фан-клубы и статьи в газетах, посвященные 32-летнему большому ребенку с внешностью пьющего советского водопроводчика...

С одной стороны – как управляема эта аморфная масса! С другой стороны – какая мощная у нее власть! Эта толпа с замиранием сердца ловит брошенную телестудией наживку и следит за приключениями человека, который еще неделю назад был неинтересен даже своему отцу! Но та же толпа требует, чтобы возлюбленную героя заменили, и телестудия послушно на это идет.

Непонятно, кто кого дергает за ниточки. Кто марионетка, а кто кукловод? Это будет «проклятый вопрос» наступившего XXI века, философский (а значит, увы, не «прагматично-прикладной»), ответ на который известен со времен Аристотеля и его утверждения «Zoon politikon» (то бишь человек – животное общественное). Только ведь это как все телевизионщики, так и все зрители – zoon politilcon?!.. Что, опять оказались перед вопросом – КТО ГЛАВНЕЕ?!» Ведь наши зрители – не нерадивые недоразвитые дети, чей удел лишь внимать с благодарностью тому, чем с «творческого Олимпа» делится с ним телевизионный экран. Конечно, эти сомнения никак не отвергают право (обязанность?!) телевидения «нести миллионам телезрителей» художественные, нравственные и другие (подлинные!) ценности. Даже «сам» Константин Эрнст (ныне глава ОРТ, а ранее – творец подчеркнуто эстетского «Матадора») как-то сказал:

«Люди, включая телевизоры, не обязаны чувствовать себя в школе, несущей печать принудительности. Человек приходит с улицы, отягощенный всевозможными проблемами, и использует телевизор по другому назначению. Он хочет развлечься, отвлечься. И невозможно из телевизора поломать эту систему восприятия. Ее необходимо принять и под видом развлечения дать то, что впоследствии сможет воздействовать на этого человека, на его духовное развитие. Телевидение обязано в отношениях с массовой аудиторией использовать тактику троянского коня. Надо иметь точное представление о желаниях массовой аудитории и использовать свое знание для того, чтобы «упаковать» для публики те ценности, которые хочешь до нее донести».

Но амплуа троянского коня не всякому по плечу. Угадывая (потакая?!) желания массовой аудитории, легко потерять из виду границы вкуса, меры и даже приличия и впасть в пошлость, о которой еще А.С. Пушкин предупреждал: «Это то, что сразу пошло в народ». А ее, пошлость, можно сотворить и не ведая о том, из самых благих, казалось бы, побуждений. Помните скульптора Каца из повести И. Ильфа и Е. Петрова о городе Колоколамске? Он думал, что К.А. Тимирязев – герой Гражданской войны, и изваял его конным. Потом, однако, узнал, что Тимирязев – «беспартийный сочувствующий селекционер», отбил от простертой руки саблю и приварил к ней брюкву.

Но с той поры бедный ваятель навсегда потерял покой: конный бронзовый ботаник являлся к нему в ночи и «стучал копытами по суглинку», причитая: «Кац, Кац, что вы со мной сделали?..»

...С другой стороны, народ (то бишь многомиллионный наш зритель) – тоже не ах какой подарок, что он, народ, благополучно и продемонстрировал, получив свободный доступ к телевещанию, причем по ту, нашу, сторону вещания.

Первая ласточка абсолютно свободного словоизъявления – программа «Будка гласности» предлагала всем желающим встать перед телекамерой да излить душу. Одно условие – без бранных слов.

Вскоре выяснилось, что сказать особо нечего. Народ, опасливо заглядывая в «Будку» и явно ожидая какого-нибудь подвоха, оказавшись наедине с камерой, либо гримасничал и кривлялся, передавая приветы родным, близким и подружкам (подростки, солдаты срочной службы, девицы на выданье), либо набычившись, изрекал митинговые лозунги: «Требую запретить, восстановить, положить конец...» (пенсионеры, отставные военные, женщины среднего возраста). И лишь немногие, постояв перед камерой и раздумчиво почесав «репу», покидали «Будку».

Но тут началась эра ток-шоу. И народ стали зазывать на телевидение в качестве живых зрителей, массовки и участников передач. Народ, который в принципе страсть как обожает прикасаться к «прекрасному» в лице популярных ведущих-шоуменов, повалил валом. А вскоре совершенно расковался, начал высказываться по любому поводу.

Великая психотерапевтическая ценность подобных программ заключается в том, что они замещают всем желающим прежнюю, исполненную огромного смысла, коммунальную жизнь – с подглядыванием в замочную скважину, письмами в партком по месту работы блудного мужа, обсуждением с соседками на лавочке у подъезда шалавы Нинки, которая что ни день ведет к себе нового мужика.

Если бы этим и ограничивался «глас народа», так и бог бы с ним. Уровень такого «гласа» вполне адекватен уровню самих программ и зрительской аудитории.

Но, увы, без «народного гласа» не обходятся и серьезные программы, обсуждающие самые больные и животрепещущие проблемы нашего бытия. А народ, сидящий и в этих студиях, все тот же.

...Анатоль Франс когда-то сказал: глупец гораздо опаснее злодея. Злодей хоть иногда, но отдыхает. Глупец же неутомим.

P.S. Разумеется, далеко не вся публика, участвующая в ток-шоу, подпадает под описанный мной тип. Но он – самый распространенный и самый активный, а потому именно он, к несчастью, является выразителем гласа народа. Умный любит учиться, а дурак учить... – именно так, слово в слово с этой строкой, и названы заметки о «теленароде» И. Петровской в «Известиях» (1999) А я всего лишь в очередной раз использовал (переписал!) чужие (но абсолютно при этом собственные) мысли, боясь подпортить свои и без того не всегда идеальные отношения со зрителем.

И все-таки кто же самое-самое главное лицо на телевидении?..

1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18