1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18

Сегодня, когда реальная политика все больше превращается в объект созерцания, возрастает запрос на некую иную, «искусственную» реальность. Еще два-три года назад социологи и психологи бились над разгадкой феномена огромной популярности у нас латиноамериканских «мыльных опер». Именно благодаря голубому экрану, создающему эффект соучастия в происходящем, реальные события из взгляда новостей дня воспринимаются массовым сознанием сквозь призму «телесериального» мироощущения. Было бы нелепо обвинять в этом работников ТВ: не будь общественного запроса, подобного результата им ни за что не удалось бы достичь, Важнее другое: что, какой образ возникает, так сказать, синтезируется в зрительском восприятии от созерцания этой «искусственной реальности»?

Пусть на этот вопрос ответит журналист Юрий Алянский в своей холодящей кровь зарисовке «ВОЛКИ В ГОРОДЕ» («Общая газета», №3, 1995):

«Меня ведут в ванную комнату. Отодвигается пластиковая занавеска. В ванне – обнаженная женщина с перерезанным горлом. В отверстие для стока воды льется жидкость розового цвета.

Светлое чистое помещение. Стеллаж с крупными ящиками-ячейками. Человек в белоснежном халате – врач? – за хромированную ручку выдвигает один из ящиков. В нем – заиндевелый труп, видны его желтые ступни.

Постель в гостиничном номере. Двое занимаются любовью. Тихо открывается балконная дверь. Фигура в маске. Автоматная очередь. Пули впиваются в подушку, взметая фонтаны перьев, в шею женщины, в живот мужчины.

Сон после слишком плотного ужина? Нет, хроника впечатлений телезрителя.

Разбившийся самолет. Санитары обстоятельно собирают вокруг места катастрофы чьи-то руки, ноги, головы.

Изысканные пытки человека иглами, подробная технология и методика.

Переключаю, переключаю. Грязный подвал. Ржавые трубы. Медленно ползают огромные крысы (крупный план).

Автобус упал с высокого моста. Тела, части тел. Открытые гробы.

Переключаю.

«Жизнь в аду», «Убийство в раю», «Уик-энд с убийцей», «Третьего убрать», «Седьмого убрать», «Всех убрать» (фильмы на ТВ)...

Я вижу и слышу это каждый вечер. Политические новости (иных у нас уже почти не бывает) смыкаются в телепрограммах с фильмами ужасов, от каких вздрогнул бы и Хичкок, с придуманными эпизодами изощренного насилия, хотя подлинных в «Новостях», «Вестях», «Сегодня» – больше и они страшнее, и зрители к началу демонстрации фильма уже находятся в надежном шоке. После жуткой правды следует на ночь глядя страшная сказка.

Однако каждый сам, добровольно включает телевизор и вроде бы по доброй воле накачивается страшной черной энергией зла; а потом постепенно становится тем, кто выкрикивает угрозы и отдельно взятым инакомыслящим, и целым инакомыслящим народам; требует немедленно завоевать Крым или Казахстан, а которые не хотят, – тех в железо и куда подальше. А если такие цели будут труднодостижимы, он закажет убийство в подъезде: ну, скажем, адвоката, который нас защищает, предпринимателя, который нас кормит или одевает, журналиста, который говорит правду. И тогда каждый станет такой крысой, что неосторожно хватает отравленный ужасом, агрессией и злобой кусок сала. А потом загрызает сородичей....

В своем рекламном ролике фирма «Сэлдом» советует не забывать выключить телевизор.

Совет хорош, но, увы, телевизор выключают и даже уносят, а изображение остается».

А еще вспомним, что... телевидение обладает одним парадоксальным свойством – оно само создает потребности зрителей и одновременно их удовлетворяет. В нормальных условиях этот процесс должен развиваться по спирали, уровень потребностей должен расти. Но еще совсем недавно, в 70-х годах, наше телевидение вообще ничего не знало о потребностях зрителя по той простой причине, что социологической службы не было. Зритель рисовался руководителям телевидения некой отвлеченной фигурой с неким усредненным эстетическим уровнем. К принципу «как бы чего не вышло» добавляли тогда второй основополагающий постулат – телезритель не поймет нас». Тогда же возник и укрепился главный – третий принцип – не «испортить» зрителя, то есть не дать ему повода, упаси Бог, задуматься над чем-либо.

А он, зритель, задумывался и тогда, и, несмотря на всю сегодняшнюю открытость, гласность и прочий плюрализм – сейчас. Такой уж он неисправимый, наш отечественный (лучший в мире, поверьте) зритель. И сложностей у него меньше не стало.

А из интервью с известным психологом Владимиром Леви выходит, что их теперь еще больше:

– Владимир Львович, на ваш взгляд, что меняется в психологии наших соотечественников?

– На сегодняшний день я принял в качестве пациентов и, наверное, хоть отчасти понял где-то около четверти миллиона человек. Это бесконечно разные люди, с одними и теми же болезнями и поразительно одинаковыми жизненными ошибками, для пересчета которых вполне хватит десяти пальцев. Я не умею выводить из людей среднее арифметическое, поэтому все, что скажу, примите, пожалуйста, как личные впечатления.

– Но есть же сухой остаток обобщений?

– Хорошо, вот несколько штрихов. Наступила другая эпоха?.. Так вот, что бы ни изменилось за последние годы, мои сегодняшние «внучатые» пациенты в самом существенном повторяют своих дедов: не то что б копируют, но воспроизводят как музыкальные темы, не сознавая этого, как не знают, от кого унаследовали свои родинки, прыщики и походки...

– Мне слышатся мотивы Экклезиаста – «род приходит, и род уходит, и что было, то повторяется, и все суета...».

– Даже совсем молодые люди, даже 14- и 16-летние, приходят ко мне чаще с теми вопросами, которые определяются не местом и временем, не ситуацией сегодняшнего дня, а человеческой природой. Жизнь и смерть, здоровье и болезнь, возрастные кризисы... Человеческие взаимоотношения – любовь, ревность, соперничество, насилие, ложь. Вечная тема человеческого неравенства. Взаимоотношения родителей и детей – их сущность не изменилась за тысячелетия. Многие ищут в психологе предсказателя судьбы, подсказчика смысла жизни или даже создателя этого смысла. Остаются теми же основные причины психозов, неврозов, депрессий, страхов, зависимостей и пристрастий. Сегодняшний человек избавился от страха отступить вправо или влево и боязни оказаться под прицелом репрессивной государственной машины. Однако общая сумма его страхов не изменилась. Возросло чувство незащищенности, растет и будет продолжать расти страх остаться без средств к существованию. Свободы у человека стало вроде бы больше. Но вместо роста свободы внутренней мы наблюдаем рост разнузданности. Обвалилась общественная вертикаль. Раньше, хоть это и было иллюзией, человек знал, куда он может обратиться в поисках справедливости. Был плохой, злой отец – государство, но это был родитель! Теперь каждый – сирота-одиночка и может рассчитывать лишь на себя.

– Что в этом плохого? Мы учимся быть свободными.

– У советских людей была либо вера в идеалы коммунизма, либо вера в ложность этих идеалов. Сознание четко поляризовалось. Сейчас – вообще ничего, голый вакуум. Для кого-то это заполнила религия. Однако обозначились пределы модного влияния церкви – они сейчас весьма невелики и перспектив их расширения не предвидится. Остается вера в капитализм. Но таковой тоже не имеется. Результат – массовое разочарование. Обозначилась опасность духовного опустошения...

– Чего уж там, – улыбнется иной Читатель, – речь ведь идет о пациентах доктора, как-никак!

И будет прав. Вот размышления более чем успешного человека, моего коллеги по театральной режиссуре и даже тезки Валерия Фокина:

«Что будет с нами? Этот вопрос приходит в голову каждому. Мы думаем о смерти и боимся ее. Но вызывает у меня интерес, и интерес крупный, следующее. Что вообще остается? На что мы имеем и на что не имеем права? Ведь во всех нас намешано многое и разное, и многого и разного человеку хочется. Но важна попытка себя обуздать – все начинается с воли, в том числе и движение...».

1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18