1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 | 22 | 23 | 24 | 25 | 26 | 27

– Вот тут мне стало страшно, очень страшно, и я вспомнил слова отца, что цирк – это еще и убийца, он не для слабонервных.

И отец и мать работали на манеже, но не очень-то хотели, чтобы этим занимались их дети. А было в семье пятеро братьев и сестра. Детство было незавидное, пожалуй, даже голодное, но жили дружно и весело. А когда пришла Великая Отечественная война, отец и старший брат ушли на фронт. Мама потерялась где-то за Волгой – она же была артистка цирка. Слава с двумя братьями и сестрой остались на попечении бабушки. Пережили ленинградскую блокаду, потом эвакуировались, оказались в Поволжье, узнали, что погиб на фронте старший брат, пришла весть, что погиб и отец... И снова были нужда и горести, выручали доброта, юмор и неукротимое желание работать все-таки в цирке.

Понемногу забывался отцовский завет: «К цирку близко не подходить!», и все же Мстислав еще с семи лет попробовал эту «сладкую жизнь». Летом сорок пятого года семья гастролировала в Саратове. Слава богу! Нашлась и мать – Лидия Карловна, которая не верила, что муж ее погиб. И чудо все-таки сбылось! Во время репетиции, когда братья Вальтер и Слава отрабатывали какой-то трюк, раздался громкий голос человека в морском бушлате: «Резче бросок! Держать темп!» Это вернулся отец!

Не перечислить, сколько всего перепробовал Мстислав Запашный на манеже цирка: и конные номера, и акробатические, и воздушные. И все это было неподражаемо, все вызывало восхищение зрителей, удивление коллег. Затем Запашный задумал освоить цирковое небо и создал великолепный номер «За спутником», в котором участвовала его сестра Анна. Этот номер показывали во многих зарубежных странах, но в Токио произошел трагический случай, едва не стоивший Запашному жизни. Он не удержался на скользкой трапеции и стремительной силой был выброшен за барьер. Врачи оставили мало надежд на излечение: двенадцать переломов, сотрясение мозга. Четыре месяца Запашный пролежал в клинике, но не сдался.

Последние годы Запашный увлекся дрессурой. Он закончил курс в Московской ветеринарной академии и решил взять на воспитание трехлетнюю слониху Рани. Это была очень капризная особа. Она боялась людей, никого не подпускала к себе, отказывалась от пищи, болела. Мстиславу пришлось три месяца ночевать в слоновнике. И, наконец, Рани стала слушаться и Долорес, и Славу. Упорство и преданность победили. Теперь это его любимое детище весом около тонны. Пришло время запускать к слону и тигров. Это были еще маленькие тигрята, веселые, дикие кошки, которые, однако, чурались слонихи. Сколько же труда потратил Запашный, чтобы подросшие хищники уже не боялись Рани, не боялись манежа и публики.

Сегодня тигры прыгают через слонов, вскакивают им на спину, делают стойку на задних лапах, проползают под брюхом слонихи.

Пришел черед все в этом номере поменять. Год назад состоялось грандиозное представление «Тигры на зеркальных шарах». Дрессировщик управлял тиграми, которые ловко удерживались на этих большущих катающихся шарах. Он подавал им знаки, и они выполняли все трюки, которые были задуманы.

Я, конечно, тут же позвонила Мстиславу и напросилась посмотреть это замечательное зрелище, о котором немало слышала. Он обрадовался моему звонку и сказал:

– Беги скорее! Но сначала я тебя повидать хочу!

Я помчалась к нему в гримерную. Слава куда-то вышел, и я плюхнулась на диван и вдруг почувствовала под собой что-то мягкое, шевелящееся. Вскочила и увидела (даже в страшном сне не привидится), как поднимает голову огромный питон. В ужасе я выскочила из гримерки и наткнулась на Запашного:

– Что случилось? – спросил он взволнованно,

– Да я, кажется, села на питона. Слава рассмеялся:

– Это товарищ моей Ирины. Она же выступает с ним.

– Какой кошмар! Вдруг я его придавила.

– Ну, знаешь, такого не придавишь, скажи лучше, испугалась, небось?

Мы обнялись, чуточку поговорили, и я полетела смотреть его уникальное зрелище.

Этот небольшой рассказ я озаглавила «Человек, лишенный страха». И правильно сделала. Мстислав Запашный – Лауреат Государственной премии, народный артист СССР и России, универсальный актер, режиссер-постановщик, сценарист – это действительно человек, который не знает страха потому, что служит цирку!

в начало

ПОЧЕМУ Я НЕ СТАЛА БАРОНЕССОЙ

Он пришел в редакцию «Ленинградской правды» и скромно представился – Николай Шлиппенбах, но тут же торопливо добавил: «А мой псевдоним Николай Нижний». Мы были удивлены – выпускник университета хочет работать в нашем отделе нештатно, да еще ничего не написав, уже имеет псевдоним.

– Понимаете, моя подлинная фамилия не устраивает некоторых работников обкома. Я им объясняю, что я совсем не еврей, они говорят: «У нас работают в солидных редакциях люди с русскими фамилиями, а вы какой-то Шлиппенбах».

– Так какая же у вас национальность?

– Я русский, но корни у меня шведские.

Этот долговязый со своими «корнями» ничего еще делать не умел, как, собственно, и многие выпускники факультета журналистики, потому, что голову им забивали совсем не тем, что требуется для работы в отделах информации. Однако Николай был старателен. Он бегал по городу в поисках тем, долго что-то писал, переписывал, но мы, редакционные, не очень им интересовались.

Потом он исчез. Подвизался в других газетах, в ТАССе, завел дружбу с безработным журналистом Сергеем Довлатовым. Они пытались снять небольшой фильм о Петре Великом. Довлатов достал где-то такой же камзол, который носил император, Николай вооружился дешевенькой кинокамерой и стал его снимать.

Об этом эпизоде Сергей Довлатов написал рассказ, будучи в Америке, но чуточку в нем приврал, как говорил Николай.

Писатель очень весело рассказывал о своей дружбе с ним и написал, будто бы он носил при себе книжку с поэмой Пушкина «Полтава», где конфетная бумажка была закладкой на странице со словами «... Сдается пылкий Шлиппенбах».

Фильм, конечно, не получился. Впрочем, завсегдатаи знаменитой рюмочной на Моховой улице говорили о том, что Серега Довлатов был очень похож на Петра Великого.

В году 1995-м к Николаю явились телевизионщики, выпросили у него старую кинопленку и смастерили что-то документальное о его дружбе с писателем. Этот фильм был показан даже по телевидению. Николай пригласил меня посмотреть эту небольшую ленту.

Вообще-то, он не утвердился в большой журналистике. Работал в глубинке Ленинградской области, то ли в Лодейном поле, или в Подпорожье. Однако последние десять лет был главным редактором «Курортной здравницы».

Мы встретились. Он был так же стеснителен, не прибавил ни грамма, здорово поседел, все так же несколько растянутой была его речь, будто Николай подбирал слова. И вдруг я увидела в нем некую аристократичность. Он поцеловал мне руку, очень внимательно меня слушал и пригласил в Мариинку на «Хованщину». Извинился, что у него не билет, а контрамарка. Николай ведь до того как окончил университет, работал в этом театре осветителем, придумал много разных штучек и до сих пор его здесь кое-кто помнит. Говорил он только о театре, о журналистике молчал. Я спросила, а как же газета? – Ты знаешь, ничего интересного, что-то дублируем из большой печати, о чем-то несущественном пишем. Работаю как-то безвкусно.

Я узнала, что он написал поэму в стихах о Куликовской битве. Это был его долгий труд, но, увы, поэму не напечатали. Я читала ее и удивлялась, как все исторически выверено, сколько Николай переворошил всяких документов о том далеком времени.

Жизнь у него была не всегда веселая. В блокаду умерла мать, мальчишкой его вывезли в Ташкент. Потом подростком, еще до окончания войны, он добирался в Ленинград, как тот пацан из книги Неверова «Ташкент – город хлебный», которую я читала в детстве, обливаясь слезами. Добрался, а квартира занята, никому он не нужен. И тогда вспомнил Николай о друге их семьи – дяде Володе – Владимире Ивановиче Вернадском. Это был выдающийся ученый, геохимик и минералог, академик. Тот помог Николаю выбить у властей маленькую комнатку, устроил на работу, поддерживал материально и много рассказывал о семье Шлиппенбахов, о том, какие замечательные люди у них собирались. Мама ведь была из рода Бакуниных. Ее дед Михаил Александрович, дворянин, был ярым идеологом анархизма, отрицал марксизм. Об этом в семье говорили шепотом, хотя все это было, как говорится, дела давно минувших дней.

1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 | 22 | 23 | 24 | 25 | 26 | 27