1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 | 22 | 23 | 24 | 25 | 26 | 27

– Ну, знаете, это уж слишком громко сказано, есть у нас очень хорошие, умелые мастера.

Но я уцепилась за эту фамилию и о других, и слышать не хотела. Григорьев в это время настраивал какой-то старенький, как мне показалось, захудалый инструмент.

– Это клавесин. Струнный щипковый музыкальный инструмент, очень редкий у нас, настройщиков, – пояснил Владимир Петрович. – Первые сведения о нем появились в пятидесятых годах XVI в. Он все время совершенствовался. Для клавесина писали композиторы Куперен, Рамо, Скарлатти, Бах...

– А из русских композиторов, кто писал?

– Бортнянский. Только клавесин, который я реставрирую, он не такой уж древний. Такая дорогая игрушка понадобилась коллекционеру. Кто он – не скажу. Это тайна!

– Но, кажется, до клавесина были еще и клавикорды? – задала я вопрос:

– Да, клавикорды, они произошли от цимбал, а может быть, и от гуслей. Они были настольные, на ножках. И на клавикордах тоже играл Иоганн Себастьян Бах, а один из его сыновей (у него было много детей) написал руководство по игре на клавикордах.

Владимир Петрович в это время что-то зачищал наждачной бумажкой и неторопливо мне рассказывал о том, что фортепиано уже изобрел один итальянский мастер Бартоломео Кристофори. Ему принадлежит первое слово в изобретении ударно-молоточковой фортепианной механики.

Конечно, фортепиано за два столетия совершенствовалось, теперь есть концертные рояли на семь с половиной октав. И такие инструменты Владимир Петрович настраивал в филармонии, капелле, в консерватории, во дворцах культуры и даже у нас на радио, чему я очень удивилась. Надо же, могли бы встретиться и раньше!

А вообще-то не удивительно. Более сорока лет отдал мастер своей профессии. Сегодня он настраивает клавесин, а завтра, может быть, будет «Стейнвейн» или «Блютнер». Это выдающиеся мастера прошлого. И такие инструменты попадают на «Аккорд».

Я смотрела, как работает Владимир Петрович, как он ловко управляется со специальным ключом, подтягивает струны, проверяет клавиши и все время звучит до, ре, ми ... Звучат аккорды. Так он будет слушать клавесин, извлекать из него тот звук, который вкладывал в него, наверное, сам Создатель.

Работа продолжится часа два-три, потом инструмент поставят, как говорят настройщики, выстаиваться месяца два, и снова мастер будет его настраивать.

Я обратила внимание, что у Владимира Петровича очень красивые руки. Длинные, тонкие пальцы, берет, видимо, октаву свободно.

– Вы, наверное, сами играли, учились где-то?

И тут я узнала о судьбе мастера. Еще малышом он пережил блокаду в Ленинграде. Он вместе с матерью попал в страшную бомбежку, и мальчика контузило. Когда бомбежка закончилась, Володя очень плакал и, прижимаясь к матери, спрашивал: «Ты моя мама? Я тебя не вижу!» Так он потерял зрение.

После войны мать определила сына в интернат для слепых. Был он, как и многие ребята, нелюдимым, но все заметили, что Володя не отходит от рояля. Дотрагивался до клавиш пальцами и слушал, слушал... Потом научился наигрывать какие-то песенки, и все в интернате решили – быть Володе пианистом. Он окончил музыкальную школу, но в консерваторию его не приняли.

И тогда один добрый человек стал учить подростка искусству настраивать рояли. Об этом Владимир Петрович мне рассказал, но предупредил: «Не рассказывайте только о том, что, мол, у слепых какое-то обостренное чувство слуха. Ничего подобного! Оно обычное. Есть слух – он и есть! А то начнут говорить: надо же, слепой! Я, вообще, не люблю это слово – незрячий, так лучше».

Я долго не могла успокоиться: Владимир Петрович слепой настройщик! Настройщик, как говорят специалисты, от Бога!

– Да успокойтесь вы. Я вот и сына привел сюда на «Аккорд». Он тоже приобрел мою профессию. Его любовь – концертные рояли. Работу свою мы очень любим. И еще есть у меня одно любимое занятие. Не поверите – хожу в Дом культуры имени Шелгунова – это наше пристанище для незрячих. Там есть прекрасный оркестр и, представьте, играю в нем на саксофоне!

Вот с таким замечательным, работящим, неунывающим и очень красивым человеком я познакомилась. Репортаж, конечно, прозвучал в эфире.

в начало

ВОСКОВЫЕ КУКЛЫ

«Царская династия в лицах». Такая выставка восковых персон была открыта в Строгановском дворце. Это было величественное Зрелище! В зеркалах отражались фигуры персонажей Романовской династии: Петра Великого, Елизаветы Петровны, Павла Первого, Николая Второго и его наследника. Но в центре зеркального зала взгляд привлекала восковая Екатерина Великая в парадном платье, усыпанная драгоценными камнями и стразами. Она поражала своей статью, надменным и в то же время приветливым видом...

Но не о ней речь. Мне интересно было узнать – кто же заставляет эти восковые куклы, в натуральную величину, производить впечатление почти живых, почему их глаза смотрят на нас так внимательно, насмешливо или страдальчески.

Искусство восковых персонажей известно еще с древних времен. Восковой портрет сначала снимали с маски умершего. В Древнем Риме этот обычай был почитаем у высоких особ, а именно известных императоров. Позже, в Средние века, восковые фигуры запечатлевали святых. Мы знаем также об удивительной коллекции мадам Тюссо в Лондоне, которая открылась еще в 1802 г. И теперь эта галерея, крупнейшая в мире, все время пополняется. Наконец, мы хорошо знаем «восковую персону» Петра Великого в Эрмитаже. Ее выполнил Растрелли в натуральную величину из дерева и воска по приказу Екатерины Первой. Сразу же после смерти царя.

А тут появилась еще и Романовская династия в лицах. На третьем этаже Строгановского дворца я нашла мастерскую, где работали скульпторы, художники, гримеры, парикмахеры. Я зашла в этот небольшой цех и ... ужаснулась. Миловидная женщина держала в руках голову Гитлера, другая – чудовищное страшилище из голливудских фильмов ужасов Франкенштейна. Еще одна женщина вплавляла в чью-то восковую голову по одной волосинке. Видимо, нужно было сделать какую-то прическу.

Здесь же стояла высокая фигура в парадном мундире со всеми регалиями и голубой лентой через плечо, но... без головы.

– О, бог мой, кто это?

– Это Александр Первый, – откликнулся мужчина с седыми висками, – я как раз над ним работаю.

Мы познакомились. Это был Тадеуш Зенонович Щениовский – гример Большого драматического театра имени Товстоногова. Это была удача! У меня к нему была тысяча вопросов. Каким образом попал в эту мастерскую, что его привлекает в этой необыкновенной профессии, над чем работает, как собирает материал для портретов? Я захлестнула его своими вопросами. Так всегда бывает со мной, когда попадается что-нибудь неординарное. Но Тадеуш Зенонович был немногословен, и я буквально выколупывала его ответы, как из закрытой ракушки. Он в это время вертел – о, чудо, чьи-то голубые глаза и неторопливо рассказывал.

Еще пацаном, когда шла война, он интересовался карикатурами гитлеровских вояк, вырезал всякие картинки из газет, журналов. Детство было голодное, рос дворовым мальчишкой, и поэтому мать решила его пристроить куда-нибудь на работу. Ее знакомая билетерша упросила взять мальца в Большой драматический театр. Здесь он помогал реквизиторам, приглядывался к работе гримеров. Его удивляло, как можно из молодого сделать старика, а лысого – превратить в красавца с пышной шевелюрой и, наконец, сделать артиста похожим, скажем, на Чехова.

Дома Тадеуш рисовал портреты артистов, а потом пришло решение пойти учиться в Художественное училище, но не оставляя работу в театре.

Гримировал он таких знаменитостей, как Юрский, Борисов, Стржельчик, Лавров. Особенно любил гримировать Вячеслава Кузнецова, который был весельчаком и шутником и старался разговорить его, робкого, немногословного юношу. В свободное время Тадеуш Зенонович много читал, но главные его книги были по истории. Сколько он переворошил книг о Пушкине, Екатерине Великой, Павле Первом... И когда кандидат искусствоведческих наук, сотрудник Русского музея Анатолий Косолапов решил создать свою коллекцию «Царская династия в лицах» – сразу же дал согласие работать для этой коллекции. Как пригодились ему исторические документы, сколько времени он провел в Русском музее, в Эрмитаже. Все это ему было необходимо, чтобы воскресить из прошлого те портреты людей, над которыми он работал.

Я несколько часов смотрела, как тоненьким скальпелем, особой щеточкой он лепит из воска лицо Александра Первого. На портрет, который здесь же находился, он уже не смотрел, помнил это лицо, можно сказать, наизусть. Да, Тадеуш сделал императора красивым, но припомнил, что Наполеон, который много с ним общался, считал его лицо женственным. И тогда в его надменном виде появилась эта неуловимая черта. Александр был сластолюбив, и это отразилось в его облике. Он был нечестен со своим «братом», как называл он Наполеона, и это не скрылось от гримера Щениовского.

Так и эдак вертел он его глаза – все не нравилось. Глаза были голубые, довольно выразительные, но взгляд еще не был «живым» – тем, который виделся гримеру.

– Вы знаете, – сказал он, – я как художник очень медлителен. Я не умею работать молниеносно, я долго вникаю в то, что делаю. Некоторые работают по вдохновению – я не знаю, наверное, этого чувства. Моя дипломная работа в училище была о театре, и она удивила преподавателей, как точно я отобразил его мир, вдаваясь именно в детали. А поначалу некоторые преподаватели качали головой – что-то, мол, не получается у парня.

1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 | 22 | 23 | 24 | 25 | 26 | 27